У Вечного огня - Алла Герцева

 — Теть Надь! — наклонился,  тронул за плечо, ощутил запах водки. —  Живая! —  обрадовался, Степа.

 — Кто здесь? —  испугалась Надежда Ивановна.

 — Это я, Степка! — паренек смущенно переступил с ноги на ногу. — Я листья  намел, уже домой решил идти, гляжу, сидит кто-то. Сейчас к ночи бомжи часто здесь греются. Подошел, а это вы!

 Надя   разжала замерзшие пальцы.  Палка громко стукнулась о землю. 

 — Я недалеко живу! Чай заварю! — Иван протянул  руку.

 Женщина вцепилась, в протянутую  ладонь, С трудом подняла отяжелевшее тело.  И покорно пошла, не спрашивая, куда он ее ведет.

 — Пришли уже! — Иван открыл  узкую дверь.

 Надя перешагнула порог низенькой каморки. В каких условиях, люди живут!  А у меня отдельная квартира.

 — Садись, теть Надь! — засуетился Степка. Смахнул крошки с маленького столика у железной кровати, подвинул табуретку.

 Она присела, наблюдая,  за пареньком. Зажег газ на плите, тут же расположенной у стенки, поставил старый, давно не мытый, черный от копоти, чайник.

 — Ты здесь  живешь!

 — Степка кивнул, улыбнулся.

 Надежда Ивановна остановила взгляд на погнутых задниках старых галош.

 — Не холодно тебе в галошах?

 — Носки забыл надеть! А так, я не мерзну. Работаю ведь! —  Степан поставил на стол две чашки с отбитыми ручками, нарезал хлеб, вытащил из тумбочки, кусок копченой колбасы, ловко орудуя ножом, порезал.  Налил чай.

 Надя двумя руками взяла чашку, отпила большой глоток. Положила на хлеб ломтик колбасы. Вот ведь, аппетит проснулся, в неубранной Степкиной коморке.  Она с удовольствием допила чай. Встала, стряхнула с подола крошки.

 —  Завтра принесу тебе пальто теплое, куртку, сапоги! 

 — У меня все есть!  Я провожу!

 — Спасибо, тебе за  угощение! Сама  дойду!

 Надежда Ивановна быстро пошла по тротуару. Вот и знакомые контуры дома. Она ускорила шаг, вошла в подъезд, поднялась по лестнице, повернула дважды ключ в замочной скважине, толкнула дверь. Рука привычно нащупала включатель.

 — Вот и дома!   Лучше, чем у Ваньки! — тяжело опустилась на диван. Вся картина сегодняшнего утра ясно возникла перед ее глазами. Сборы, кладбище, отпевание, поминки.  — Прости, меня, сынок! —  обвела взглядом комнату. Компьютер, настольная лампа, книги, аккуратно, сложенные стопкой у края, магнитофон. Встала, подошла к столу. Пальцы скользнули по гладкой поверхности, клавиш магнитофона. Тихая музыка наполнила комнату.  Нечаянно включила кассету. Поняла она. —  Господи! За что! — громко произнесла Надежда и упала, как подкошенная на пол! — Сереженька, родной, мой! Что они с тобой, сделали! — сквозь, прозвавшиеся, рыдания,  прокричала. —  Как жить буду?  Одна  на белом свете!  Все меня покинули! Почему вы там, а я здесь!? Зачем?  —  ковер под ее лицом стал мокрым. Смолкли звуки музыки. Надя повернулась на бок. Господи! Что со мной! Я плачу? — Хорошо,   никто не видит!  Им незачем видеть мои  слезы! Им незачем видеть мое горе!  Они убили моего сына! — оперлась ладонями в пол, села. В мыслях выстраиваются картины из прошлого.  Галка  всегда мне завидовала. Поглядывала на меня с ненавистью. Вот здесь, за этим самым столом! В этой комнате! У нее из-за меня теперь проблемы! Сына посадили в тюрьму! Отсидит и вернется! Смертную казнь нынче отменили! А моего убили! Сожгли, как ненужную вещь! Живого человека положили на огонь!  Осквернили святое место! Нарушили покой героев, захороненных с почестями. Сергей, всегда поклонялся памятнику! Честный, добрый, мальчик! Сколько дел, нужных, полезных мог совершить!  А они!?  Оболтусы! Один сидит на шее у родителей! Другой, кулаками машет! А третий еще мальчишка! Как  воспитали  детей, если они совершили такое! Как  жить собираетесь дальше!?  — Я вас всех прокляну! — подняла  над головой сжатый кулак.  — Не сниму черной одежды, пока  проклятие не осуществится! Сниться  буду во сне, и наяву являться! — Надя поднялась, прошла к дивану, села, прислонилась  к спинке. — Не хочу жить! — хриплый крик вырвался из ее груди. — Но должна! Стану живым памятником! Живым ужасом для этих подлецов! Пусть думают,  сошла с ума! От такого горя, и не грех с ума сойти. Но я не сойду, не надейтесь! Скорее вас всех доведу до сумасшествия! — женщина упала лицом в подушку, Выпитая водка, тяжесть впечатлений сморили ее, и Надежда Ивановна  забылась тяжелым сном.

 Галина  выпила водку, пьяно мотнула головой, ткнула вилкой в салат, вилка выпала из ее руки. Андрей наклонился к жене.

 — Галь, пойдем домой!

 — Ты думаешь, я, пьяная!? —  помахала  указательным пальцем перед носом мужа,  обвела взглядом стол. Лицо ее сморщилось, из глаз потекли слезы. Галя  всхлипнула. — Она думает, только у нее горе!? А у меня, так, цветочки!?  Да, я, может быть, в сто раз больше переживаю! Что ей! Ее Сергей спит вечным сном, и ничего ему больше не надо!  Носи, цветочки, на кладбище и все! А моему, из-за ее Сережки, всю жизнь  испортили! — она  громко икнула, поставила глаза на, сидящего напротив, Вадима с Тамарой. — Вот, они! —  вытянула руку перед собой. — Все уладят! У них полные карманы денег! Стол накрыли! Панихиду заказали! Гроб дорогой купили!  Все расходы оплатили! И совесть их не мучает! —  перегнулась через стол, пьяно хихикнула.

 — Пойдем домой! — потянул за рукав жену, Андрей. Галина поднялась, окинула всех бессмысленным взглядом. Пустой стул сразу остудил ее пьяное воображение. — Где  Надька?

 — Ушла! — шепнул ей на ухо, Андрей. — И нам пора!

 — Нет, погоди! Как это ушла? Все это из-за нее затеяли, а она ушла? Неблагодарная! Я еще с нею поговорю!

 — Плохо человеку! Одной  хочется побыть! — Андрей крепко сжал локоть жены.

 — Ей плохо! А мне, значит, хорошо! —  оттолкнула женщина мужа. Но он крепко сжал ее руку. — Пойдем домой! Нечего куражиться!

 — Пойдем! — качнула головой, Галина. — К ней домой пойдем! Что она делает дома! А вдруг  не дошла до дома, под машину попала? — лицо Галины вытянулось в гримасу.

 — А хоть бы что случилось! Так ей и надо! Проблем не останется! — Галина  повисла на руке мужа, как смятая вещь, вяло, перебирая ногами, подталкиваемая Андреем, поплелась к выходу.

 Тамара  поглядела вслед. А ведь она права! Повернула голову, встретила взгляд Вадима.

 — Нам тоже пора! — отодвинул, пустую тарелку, Вадим Евгеньевич. — Я распорядился, девчата  уберут.

 Тамара поднялась, оправила платье. Да, Галка права! Не стань Надежды, дело об убийстве быстро бы уладили.

                                                                             * * * 

 Варвара Михайловна, намочила полотенце в миске с водой, отжала, положила на лоб Наташе.

 — Уже который час лежит без движения!

 Люба не ответила. Прислонившись к спинке старенького кресла,  закрыла глаза. То ли дремлет, то ли думает.

 — Выходит, я самая сильная! — тихо произнесла старушка. — Я должна за всеми ухаживать! Заботиться! А ведь мне уже не шестнадцать! На меня нельзя надеяться! Одна лежит, другая! Всем плохо! Одной только мне хорошо! Ступить не могу!  — Наташа застонала.

 —  Наташенька!? — бабка  приложила ладонь ко лбу внучки. —  Горит огнем! — пригладила волосы надо лбом девушки. — Что ж ты так убиваешься! Как же мы жить станем без тебя! Бог дал, Бог забрал! И ничего теперь не поделаешь! Значит, так ему угодно! Значит, так надо!

 — Оставьте, ее, мама! —  прошептала Люба. — Спит после укола, и пусть спит! Ваши советы и  утешения, ей сейчас ни к чему!

 — Любонька! Как ты, дорогая! — забыв обиду, на молчание дочери, повернулась к ней Варвара Михайловна. — Что тебе подать? Валидол?

 — Ничего не нужно, мама!  Прости, если  можешь! Не могу я беседу вести. Уже поздно!

 — Голодная! Не ела ничего за весь день!

 — Не хочу! Лечь хочу! И умереть!

 — Не говори так, глупая! Грех!

 — Пойду спать!  — поднялась Люба. — И ты ложись! Настанет утро, будем думать, как день прожить!

 Девчонки окружили стол.

 — Быстро все разбежались! — откусив большой кусок от пирожного, с полным ртом, проговорила, Люда.

 — Это же поминки, а не день рождения! — облизнула Зина, короткие толстые пальцы, успев съесть кусок жирной селедки.

 — Ну и хорошо, что все разошлись! — собрала грязные тарелки в стопку, Лена. — Вон сколько всего осталось,  разберем.

 — Чур, пирожные,  не брать! Я меньше всех съела! — подвинула блюдо с пирожными к себе, Аня.

 — Злые вы, девчонки! — вздохнула Маша. — Мне, лично ничего не хочется. Как на тетю Надю посмотрю, кусок в горло не лезет!

 — Она ничего не ела! Черная вся, будто обгорела, как  Сережка. Смотреть страшно! — округлила глаза, Зина.

 — Ой, типун, тебе на язык! — махнула на нее руками, Маша. — Она очень красивая. Просто, горе никого не красит. Конечно, лицо у нее, изменилось,  серое стало.

 — Во всем черном одета, будет ходить по городу, людей пугать. Два дурачка теперь у нас в городе станет, Степка и она.