У Вечного огня - Алла Герцева

 Надя узнала, стоящий у подъезда красный автобус. В прошлом году, за грибами с коллективом ездили.  Поддерживаемая руками Галины, она вошла в салон.

 — Примите, мои соболезнования, Надежда Ивановна! — повернулся водитель Гриша.

 Надя села на сиденье  возле двери.

 — Венки, цветы, гроб, в больнице! — объяснила Галина. 

 Надежда не шевельнулась. Галя скосила глаза на подругу.  Хоть бы слово произнесла. Как мумия! Словно дар речи потеряла. Галина не могла понять, почему в ее душе, против ее воли, поднимается раздражение.  Николай сидит в тюрьме, из-за ее Сережки.  Не будь этой вечеринки, и все было бы, как прежде, тихо и мирно. Словно черт их надоумил устроить праздничный  вечер!

 Машина вырулила из двора, медленно выехала на улицу. Галина поглядела на подругу. Сидит, словно ее не касается происходящее. Даже спасибо не сказала. И это за  мои старания!? Автобус резко подпрыгнул, Галина задела лбом угол окна. Ей стало стыдно! Что это я! О чем думаю! Ведь это мой сын соучастник убийства! Они убили Сережку! Это я перед ней на коленях должна стоять, молить о прощении. Никакие  мои хлопоты не возместят ей потери сына. Она  положила руку на колено подруги.

 — Надь,  прости, ради Бога! Не знаю, правильно ли я все делаю! 

 Надя  смотрит в окно, но не узнает улицы родного города и не понимает  где они едут.

 — Приехали! — крикнул Григорий.

 — Здесь посиди! — Галя наклонилась к лицу Нади.  —  Санитары  все сделают!

 Надя подняла на подругу глаза.

 — Я сама его соберу! —  оперлась рукой о сиденье автобуса, приподнялась.

 — Не положено! Если хочешь, сойди, посиди на лавочке. 

 — Нет, я сама! — Надежда, неуклюже спустилась со ступенек автобуса, направилась к низенькому зданию морга. Дорогу ей преградил патологоанатом,  Антон Борисович.

 — Нельзя, милая! Мальчики  сделают быстро и профессионально!

 Галина подала сверток санитарам.

 Надя закрыла ладонями лицо. Они будут прикасаться к ее сыну? Она вспомнила, как готовила вчера себя совершить последний обряд.  Собрать Сережу! Рассказать, какой костюм ему надевает, рубашку, галстук. Повернула побледневшее лицо.

 — Они  умеют завязывать галстук?

 — Не беспокойтесь! — положил ей на плечо руку, Антон Борисович. —  Гроб уже там! Вот цветы несут! — он указал на вход в приемный покой. Главврач, и двое мужчин, медленно спускаясь по ступенькам, несли большой  венок, за ними еще двое  мужчин, с венком поменьше. Девочки, стажерки, с букетами белых и красных астр. В глазах Надежды Ивановны запрыгали  яркие цветные пятна.

 — Столько лет  проработали в больнице! — доносится до нее голос мужчины. —   Георгий Львович распорядился! —  он замолчал. Вспомнил, как вчера, главврач долго наставлял, не упоминать имени Вадима Евгеньевича, который дал на похороны деньги. «Сейчас, чтобы умереть по-человечески, надо быть миллионером!»

 Молодой санитар, прижав сверток, к груди, быстро шагая по коридору морга, поглядел на товарища.

 — Первый раз, такую работу выполняю!

 — Я год здесь работаю! — подмигнул ему Юрка.  — Каждый раз, не по себе. Еще не привык! А этот! Сам увидишь! — из открытой двери потянуло холодом.

 — Входи! Здесь никого нет! — подтолкнул товарища. Подошел к столу, откинул простынь.

 Никита остановился у двери. Приставленный к стене  дубовый гроб, с откинутой крышкой, словно пригвоздил его к полу.

 — Местный буржуй привез! — заметил взгляд товарища,  Юрий.  — Его сыночек в убийстве замешан, вот он и выпендривается!

 — А если, тетя Надя откажется?

 — Она ничего не видит и не слышит. И потом Георгий Львович всех предупредил,  только больница занимается похоронами.  Сам понимаешь, откуда такие деньги! Слава Богу,  зарплату платят вовремя!

 — Приступим! — Юра потер ладони одна о другую, натянул перчатки.

 — Не пугайся! Обгорел,  лицо разбито! Обрабатывали спец. составом, бальзамировали.  Видок у него ужасный!

 — Брить не надо? — подошедший Никита не решается  взглянуть на труп. — Я его знал, хотя он моложе. В одной школе учились! Хороший был мальчишка! —  вздохнул паренек.

 — Давай одежду! — Юра  занялся привычным делом. Никита отводит глаза,  стараясь не глядеть на изувеченное тело.

 — Сволочи! Ничего не скажешь!  Ну, как, приукрасил! — закончил работу Юрка.

 — Ладно! Не хвастай! — отвернулся  Никита, и услышал голос Юрия из коридора.

   — Готово! Можно выносить!

 Никита выскочил на улицу, отодвинул с лица марлевую маску.  Вдохнул прохладный осенний воздух, прислонился к стене.

 — Ох, какие мы нежные! — хлопнул его по плечу, Юрка.  — Зачем на врача учишься? В анатомичку  ходил? Ничего!  Привыкнешь!

 Мужчины вынесли гроб. Надежда Ивановна шагнула навстречу, но Антон Борисович ее остановил. — В машину занесут!

 Раскрыли заднюю дверцу автобуса. Гроб легко вкатился в салон. Поставили венки, цветы. Маша взяла женщину под руку.

 — Надежда Ивановна, пойдемте!

 Женщина замерла. Будто ее и нет рядом. Все командуют, никто у нее ничего не спрашивает? А ведь все это касается только ее. Она одна здесь главная. Надя оттолкнула Машу. — Я сама! Не трогайте! — крупными шагами, на прямых ногах  пошла к машине.

 — Она не в себе, разве не видите, помогите, она не сможет подняться! —  прошептала Галина.

 — Юра! — обернулся врач к парню. Тот кивнул головой,  догнал женщину. Коснувшись, ощутил, как все ее тело содрогается. — Не торопитесь! —  взял за локоть, помогая  влезть в машину. Очутившись в салоне, Надежда склонилась над гробом, стоящим на табуретках. Кто-то, подставил  стул, она села, не сводя глаз с белого тюлевого покрывала, закрывающего лицо.

 — Он  задохнется! — громко произнесла Надя,  и  откинула тюлевое покрывало. — Дыши! Родной!  Потерпи! Недолго осталось! Папа, дедушка с бабушкой  встретят, позаботятся о тебе!

 Галя, села на сиденье, расправила подол юбки, вздохнула, покачала головой.  Машина быстро наполнилась людьми. Автобус вырулил на дорожку, поехал к воротам больницы.

 — С богом! — шепнула Галина. Скорей бы все закончилось!  С ума сойти можно!

 Надежда Ивановна  положила ладони на холодный лоб сына.  У Галины мурашки пробежали по спине. Она не видит, его ужасного обгоревшего лица. Господи! За что такое! Ей горе! Мне беда! Кто нас проклял! Отвернулась к окну. Черный Мерседес следует за автобусом. Все-таки, приехал! Галина обвела взглядом, расположившихся по бокам, людей. Вот и Андрей, и следователь, Нина с матерью. Томка, в Мерседесе? Королева!  Галя скривила рот, подавляя злую усмешку. Перед законом все равны! Твой, тоже мерзнет на нарах. Еще неизвестно, сможет ли Вадька его откупить. До суда дойдет, некогда станет красоту по салонам наводить. И бархатные платья придется снять. Она  снова обвела взглядом, присутствующих. Наташки нет! Бабка и Люба здесь, а ее нет. Не пустили!? Зря! Девчонка должна попрощаться! 

 — Как вчера, после укола заснула, так и спит! Не решились будить, вдруг опять плохо ей станет! — наклонившись к Галине, прошептала Варвара Михайловна, словно угадав мысли Галины. — Я и Любу не хотела пускать! Сердце у нее слабое!

 Галина Семеновна отвернулась от старушки, поправила на голове черный платок. Мне своих забот хватает!

 Автобус затормозил у решетчатой ограды  городского кладбища.

 — Пойдем! —  коснулась Галя локтя Надежды Ивановны.

 — Куда? — обернулась к ней Надя. — Куда приехали?

 — На кладбище! —  лицо Надежды вызвало у Гали, искреннюю жалость. Не понимает, куда приехали.  — Выходим! —  взяла под руку подругу. Георгий Львович подхватил женщину с другой стороны, и они вместе  помогли ей спуститься   с машины.

 Мужчины вытащили гроб, установили на подставке под навесом. Из двери, небольшой старенькой церкви вышел священник в черном одеянии.

 Следуя за автобусом, Вадим Евгеньевич снова и снова повторяет, не глядя не жену.

 — Нам не надо присутствовать на похоронах! Как ты не хочешь понять! Наш сын обвиняется в убийстве.

 — Мне все равно! Я останусь, даже если она прогонит! Мы вместе выросли!

 — Не хочу, чтобы она догадалась о моей финансовой помощи!

 — Ее  мысли заняты сыном!  Возможно, позже,  она нам предъявит  претензии, может быть, проклянет, но не сегодня.

 Мерседес остановился у ворот.  Тамара вышла из машины, остановилась возле забора, не решаясь подойти ближе. Вадим встал у противоположной стены. 

 Монотонный, голос, произносящий слова заупокойной молитвы, не доходит до сознания Надежды Ивановны. Она стоит у изголовья, не отводя глаз от лица сына. Ее не пугает, обуглившаяся кожа,  побелевшая, после стараний патологоанатома, и печати смерти. Остатки светлых волос, прилипли ко лбу. Сын  неузнаваем! Но она знает, это  Сережа!

 — Аминь! — донеслось до ее ушей.  — Прощайтесь!