Богач, бедняк... Том 2 - Ирвин Шоу

– Ты что это говоришь, Пэппи?

– Дней семь-восемь назад сюда приходил какой-то парень, – продолжал Пэппи. – Интересовался тобой.

– Ну и что ты ему сказал?

– Что я никогда не слыхал твоего имени.

– А он?

– Ему, мол, известно, что ты здесь останавливаешься. Говорит, он – твой брат…

– Как он выглядит?

– Выше тебя, стройный, вес – сто пятьдесят пять – сто шестьдесят фунтов, короткая стрижка, зеленые глаза, смуглый цвет лица, загорелый, в дорогом костюме, говорит как выпускник колледжа, наманикюренные ногти…

– Точно, это мой чертов братец, – признался Том. – Вероятно, мать дала ему мой адрес. Но я же заставил старуху поклясться, что она никому ничего не скажет. Мне еще повезло, что пока об этом не узнал весь город. Ну и что было ему нужно, моему брату?

– Хотел поговорить с тобой. Я сказал ему, что, если кто-нибудь с такой фамилией появится здесь, в отеле, я ему сообщу. Он оставил номер телефона. Он живет в каком-то городке, который называется Уитби.

– Это он, никаких сомнений. Ладно, позвоню ему, как только немного приду в себя, отдохну. Он еще никогда не приносил мне добрых вестей. Не мог бы ты, Пэппи, кое-что сделать для меня?

Пэппи с готовностью кивнул. За те деньги, которые платит щедрый Томас, он готов все для него сделать.

– Первое – притащи мне бутылку виски. Второе – достань мне пистолет. Третье – разыщи Шульца, узнай у него, не улегся ли дым. Спроси его, нельзя ли мне повидаться с сыном. Четвертое – достань мне девку.

– Сто долларов за все, – назвал свою цену Пэппи.

Томас вытащил бумажник, отсчитал Пэппи две полусотенные. Потом передал ему весь бумажник.

– Положи в свой сейф. – Для чего ему такая куча денег в кармане, ведь он может напиться, а проститутка обязательно станет шарить у него по карманам.

Пэппи, взяв у него бумажник, вышел. Он никогда не говорил больше того, чем необходимо. На пальцах у него два бриллиантовых кольца, на ногах туфли из крокодиловой кожи. Том, заперев за ним дверь на ключ, снова лег на кровать и не вставал с нее до возвращения Пэппи. Тот принес ему бутылку виски и три банки пива, целое блюдо с бутербродами с ветчиной, армейский револьвер «смит-и-вессон» со спиленным серийным номером.

– Случайно оказался у меня дома, – объяснил Пэппи, протягивая ему револьвер. У Пэппи дома можно многое найти, если покопаться. – Только не применяй его в гостинице или поблизости, вот и все.

– Не буду. – Томас открыл бутылку с бурбоном, предложил рюмку Пэппи.

Тот покачал головой.

– Не пью. Больной желудок.

– У меня тоже, – сказал Томас, сделав большой глоток из бутылки.

– Весьма в этом сомневаюсь, – заметил Пэппи, выходя из комнаты.

Что было Пэппи известно о нем, Томасе? Знал ли еще кто-нибудь о нем? Что именно?

Бурбон помогал мало, хотя Томас то и дело прикладывался к бутылке. Он вспоминал, как стоявшие у борта матросы провожали их с Дуайером молчаливыми взглядами: когда они сходили с трапа, в их глазах сквозила ненависть. Может, не стоит их в этом винить? Одно дело – поставить этого горлопана, бывшего преступника, на место, другое – издеваться над ним, жестоко избивать и довести до самоубийства. Томас в глубине души понимал, что если кто-то считает себя человеком, не скотом, то должен уметь вовремя остановиться, дать возможность и другому человеку жить, не притесняя его. Фальконетти, конечно, свинья, вполне заслуживал наказания, и он преподал ему урок, только вот в чем беда: нельзя преподавать урок посередине Атлантики. Для этого существуют и другие места.

Он выпил еще виски. Может, этот глоток поможет ему забыть выражение на лице Фальконетти, когда он, Том, сказал ему: «А теперь можешь идти, скотина!» Как тот встал из-за стола и вышел из кают-компании, а все матросы не спускали с него глаз.

Но и этот глоток не помог.

Ему всегда было горько, когда в детстве Рудольф называл его диким зверем, но станет ли ему горько сейчас, если кто-то такими же словами оскорбит его сегодня? Если окружающие оставят его в покое, то и он никого не тронет, – он искренне в это верил. Он жадно желал спокойствия, внутреннего мира. Он чувствовал, что в море сбросил с себя тяжкий, гнетущий груз постоянно одолевавшей его ярости. Томас надеялся, что будущее для него и его напарника Дуайера – безоблачно, оно не готовит им никаких неприятных сюрпризов, не сулит страданий, несомненно, они встретят его на спокойном море, среди спокойных, безвредных людей. А пока он сидит здесь, в своей комнате, с крошащимися, осыпающимися стенами, с револьвером в руке, а на совести у него – труп. Боже, как хотелось плакать.

Он опорожнил половину бутылки, когда к нему снова постучал в дверь Пэппи.

– Я разговаривал с Шульцем, – сообщил он. – Дыма еще много. Лучше тебе сесть на другое судно и уехать отсюда, да поскорее.

– Конечно, – с пьяными слезами, с бутылкой в руках, согласился Томас.

Дым еще не развеялся. Такой едкий дым сопровождал его всю жизнь. Такие люди, как он, нужны, так, для разнообразия.

– Что сказал Шульц по поводу моего сына? Могу ли я незаметно, так, чтобы никто не видел, навестить его?

– Он посоветовал этого не делать, – сказал Пэппи. – После этого плавания.

– Да, уж он посоветует, этот добряк, старик Шульц. Это же не его сын. Что-нибудь еще слышал обо мне?

– Только что с твоего судна «Элга Андерсен» зарегистрировался один грек. Сейчас он треплется в холле. Рассказывает всем, как ты укокошил какого-то типа по имени Фальконетти.

– Если люди имеют против тебя зуб, то они не теряют зря времени, не так ли? – сказал Томас.

– Он знает, что ты – боксер-профессионал. Так что тебе лучше не выходить из комнаты, а я займусь поисками тебе места на каком-нибудь судне.

– Никуда я не уеду, – резко оборвал его Томас. – Кстати, где обещанная дамочка?

– Будет через час. Я сказал, что тебя зовут Бернард, и она не будет задавать тебе никаких вопросов.

– Почему Бернард? – с раздражением спросил Томас.

– У меня когда-то был друг. Его так звали. – Пэппи легко, бесшумно вышел из комнаты в своих туфлях из крокодиловой кожи.

Томас сидел безвылазно в своем номере целую неделю. Пэппи доставил ему шесть бутылок виски. Никаких, правда, шлюх. Он, кажется, утратил всякий вкус к проституткам. Стал отращивать усы. Но беда в том, что они у него оказались рыжие. Никак не вязались с его белокурыми волосами. Создавалось впечатление, будто он хочет изменить свою внешность с помощью накладных усов. Он занялся боевой практикой: постоянно заряжал и разряжал револьвер. Пытался забыть, забыть навсегда это выражение на лице Фальконетти. Целый день он вышагивал по своей комнате – взад-вперед, взад-вперед, словно заключенный. Дуайер дал ему один из своих учебников по навигации, и он читал его часа два в день. Он чувствовал, что уже способен проложить по карте маршрут от Бостона до Йоганнесбурга. Он не суетился, не сбегал по лестнице вниз за газетой. Сам застилал кровать, убирал в номере, чтобы сюда не совала свой нос горничная. Он платил Пэппи по десять долларов в день, включая и еду, без выпивки, разумеется, и деньги быстро таяли. Он сорвался, наорал на Пэппи, потому что тот не мог пока найти ему место на судне.

– Ну, что поделаешь, – оправдывался старик, пожимая плечами, – мертвый сезон, нужно набраться терпения. – Пэппи приходил и уходил, когда захочет, свободный человек. Он может проявлять терпение.

В тот день в три часа дня Пэппи снова постучал в дверь. Странно, в это время он никогда у него не появлялся. Обычно они виделись трижды на день, когда он приносил ему в номер еду.

Томас повернул ключ. Как всегда, легко вошел Пэппи. За его темными очками нельзя было разобрать выражения на лице.

– Есть что-нибудь для меня?

– Несколько минут назад приходил твой брат.

– Ну и что ты ему сказал?

– Что, может, попытаюсь узнать, где ты находишься. Он вернется через полчаса. Ты хочешь его увидеть?

Томас подумал.

– Почему бы и нет? Если это доставит большое удовольствие этому сукину сыну.

Пэппи понимающе кивнул:

– Ладно, я приведу его сюда, как только он снова появится.

Томас запер за ним двери на ключ. Пощупал щетину на подбородке. Нужно все же побриться, решил он. Посмотрел на себя в облупленное зеркало в ванной комнате. Какие у него смешные рыжие усы, глаза налиты кровью. Он намылил лицо, побрился. Да, ему нужно еще и постричься. Он лысел со лба. Волосы свисали по сторонам, доставая до мочек ушей, а сзади падали на воротник рубашки. Пэппи – человек во многом незаменимый, но не умел стричь.

Эти полчаса, казалось ему, растянулись надолго.

Вдруг раздался стук в дверь. Это явно стучал не Пэппи.

– Кто там? – прошептал Томас. Он теперь не знал, не был до конца уверен, какой у него сейчас голос, ведь он всю неделю ни с кем не разговаривал, кроме Пэппи. А с ним у него никогда не бывало долгих бесед.