Чужой - Атаджан Таган

Блоквил забеспокоился, как бы не случилось чего. Ребенок действовал неосмотрительно, безбоязненно. Взобравшись на загородку, ребенок заглянул в колодец. И в этот момент случилось то, чего больше всего боялся француз. Пронзительный крик мальчик перекрыл шум голосов женщин у костра.

Женщины и дети мигом оказались возле колодца. Но они ничем не могли помочь упавшему в колодец мальчику. Они только визжали от страха.

Выскочив из сарая, Блоквил в два прыжка оказался возле колодца. Расталкивая собравшихся, он сразу же схватился за веревку, с помощью которой из колодца достают воду. Крики окружающих стали еще громче. Побледневшая гостья повалилась на руки Акмарал. Из дома вышел Мамедовез пальван. Его покашливание не возымело обычного действия, крики женщин не стихли. Поняв, что случилось, старик решительно направился к колодцу.

Все закончилось так же неожиданно, как и началось. При помощи женщин Мамедовез пальван все еще сильными руками помог выбраться из колодца Блоквилу, который держал на руках мальчика.

Выбравшись из колодца, промокший насквозь Блоквил не растерялся. Схватив мальчика за обе ноги, он поднял его вниз головой и стал с силой трясти. Изо рта и носа ребенка полилась вода.

Увидев вынутого из воды ребенка, мать стремглав бросилась к нему. Однако Блоквил не дал ей приблизиться к нему. Оттолкнув гостью плечом, пленный что-то проворчал на непонятном языке. Потом он уложил мальчика на земле и стал давить ему на грудь. Окружающие не могли понять, что он такое делает. Ребенок вдруг открыл глаза и заплакал. Блоквил улыбнулся.

Женщина схватила ребенка и прижала его к груди.

— Аллах вернул тебя мне! Хлеб мой оказался целым! — рыдая, причитала гостья.

Мамедовез пальван посмотрел вслед уходящему к сараю французу:

— Большое дело ты сделал, сынок! Если б не ты…

Старик вдруг снял с себя халат, перекинул его через руку и решительно направился к сараю.

Весь аул говорил о том, как повезло Эемурату гонуру при разделе пленных. Нашлись и такие, кто намеренно раздувал эту историю, запустив слух о несметных богатствах французского пленного, и если Эемурат сможет поднять его цену до разумных пределов, родные его раба готовы заплатить требуемый выкуп. Спасение тонущего мальчика еще больше подняло Блоквила в глазах окружающих, он стал почти легендарной личностью.

Таким образом, пропорционально слухам росло и число желающих увидеть необычного француза, который из Франции попал в Мерв, а оттуда прямиком к Эемурату гонуру. Стали поговаривать, что кое-кто непрочь похитить французского пленного у Эемурата, чтобы продать подороже и нажиться на нем. В конце концов эти слухи достигли и ушей Эемурата. Ноги Блоквила были снова закованы в кандалы. Все эти слухи о его невероятном богатстве, а также о его подвигах только усложнили жизнь пленного француза.

Вот уже несколько дней Блоквил, можно сказать, не видит света белого. Самый дальний его маршрут — по нужде, которую здесь справляют за конюшней. При этом либо сам Эемурат, либо кто-нибудь из ребятни тайком наблюдают за ним до тех пор, пока он не вернется на свое место. В последние дни Эемурат стал и ночами выходить из дома, чтобы обойти сарай со всех сторон, и хотя он старается делать это незаметно, Блоквил все равно чувствует его присутствие.

Однажды, когда Эемурата не было дома, перед самым обедом к ним снова нагрянул гость. Привязав коня, мужчина лет сорока в потертой шапке и большим свертком за пазухой направился к дому.

Гость пробыл в доме недолго, он вышел оттуда вместе с женой Эемурада. Они направились к сараю. За поясом у гостя висела кобура с пистолетом. Зная, что многие туркмены из предосторожности до сих пор носят с собой оружие, хотя война и закончилась, Блоквил тем не менее забеспокоился.

Но как только гость подошел к сараю, Блоквил понял, что у него нет дурных намерений.

Незнакомец открыто улыбнулся.

— Эссаламалейкум, раб Божий! — поздоровался он.

Все тревоги пленного в мгновение ока улетучились, и он ответил с той же приветливостью:

— Валейкум эссалам, Агабек! — и тоже улыбнулся.

Человек с пистолетом, сделав серьезное лицо, начал что-то говорить в полной уверенности, что пленный понимает его.

— Господь говорит, что раб рабу помогает, раб Божий. Мы до конца дней своих не забудем твоего добра. Если бы я был ханом этого народа, я бы освободил тебя из плена. Если бы я был состоятельным баем, я бы заплатил за тебя выкуп и отправил домой. Но я такой же простой смертный, как и ты. Единственное мое отличие от тебя — я свободен. И поэтому я прошу тебя принять от нас сей дар, сделанный от чистого сердца. Не обижайся, что он так скромен, раб Божий.

Блоквил в благодарность за любезный тон кивнул головой.

Человек с пистолетом развернул принесеный севрток. В нем оказались мерлушковая папаха, домотканый халат и пара обуви. Когда все это было разложено перед ним, Блоквил понял, что эти подарки предназначены ему. Он опять кивнул головой и улыбнулся:

— Рахмат, Агабек, рахмат!

Гость остался доволен реакцией пленника.

— Дай Бог тебе добра и счастья! — он вышел из сарая и подошел к колодцу. Что-то сказал жене Эемурата. Потом наклонил голову и заглянул внутрь колодца, прикусив губу, покачал головой. Заметив в его взгляде благодарность к себе, Блоквил решил, что этот мужчина либо отец тонувшего мальчика, либо его близкий родственник…

Такого колодца со сладкой водой, как у дома Эемурата гонура, не было во всем ауле. Сюда очень много людей приходит по воду. Наблюдая из своего заточения за улицей, Блоквил внимательно рассматривает каждого, кто приходит сюда, тем более, что ему больше нечем занять себя. Он каждому давал свою оценку. Кто-то добр, кто-то зол, несдержан, а этот и вовсе хитрец. Среди женщин попадаются откровенные неряхи. Они расплескивают воду из ведер, намачивая подол длинного платья, хоть отжимай его. Зато есть женщины одно загляденье. Они не теряют ни капли воды и тогда, когда достают ее из колодца, и тогда, когда переливают в свои ведра. Их легкая походка, будто они парят над землей, боясь поранить ее своими шагами, заставляет любоваться ими, восхищаться. Но вот что сильно удивляет француза, так это высокие бёруки на головах женщин. (Женский головной убор). Пленному кажется, что они, то украшенные монетами, то обмотанные несколькими разноцветными платками, становятся такими тяжелыми, что их и носить непросто на голове. Даже если они сами сделаны из легкого материала, налепленные на них всевозможные украшения делают их неподъемными. Есть и еще один предмет удивления француза. Это жугур — украшение, которое привешивается к косам молодых женщин. Только что какая-то молодка приходила к колодцу за водой, и Блоквил смотрел на нее, раскрыв рот. Жугуры на ее косах издавали мелодичный звон в такт шагам молодой женщины, делая ее походку особенно грациозной. Разглядывая жугуры, растекающиеся по сторонам на спине женщины, вслушиваясь в из звон, француз испытывал неописуемое волнение. Он даже покачал головой от удовольствия.

Вчера к колодцу приходило в общей сложности двенадцать человек. А сегодня, хотя уже вечерело, эта женщина с подвесками, по подсчетам француза, была всего лишь седьмой. По наблюдениям Блоквила, за водой приходят только женщины, да изредка мальчишки лет десяти-двенадцати. Мужчины по воду не ходят. “Видно, у туркмен так принято…”Однако после женщины с украшениями к колодцу пришел мужчина, и его приход опроверг предположения Блоквила. При приближении этого высокого, давно не бритого худощавого человека Блоквил увидел, что он не туркмен. Если не считать самого Блоквила, то сейчас в Мервском велаяте помимо самих туркмен живут только персы. Этот вывод был недалек от истины. То, что подошедший к колодцу человек не туркмен, выдавали его жесты. Низко наклонившись и сложив руки на груди, он поздоровался с проезжавшим мимо всадником. Блоквилу было известно, что туркмены никогда так не приветствуют друг друга.

Набрав воды из колодца, гаджар вздрогнул, услышав, как кто-то обращается к нему на фарси. Внимательно вглядевшись, он увидел сидящего внутри сарая человека и поздоровался с ним.

— Я знаю вас, Анабек! — произнес пленный гаджар, но не посмел приблизиться к сараю. Он посмотрел по сторонам. Вышедшая из дома женщина заметила, как два пленных обмениваются взглядами, однако молча проследовала в другой дом, и это успокоило гаджара. — О вас все говорят, Агабек! Вас, оказывается, заперли. Я и не узнал вас сразу.

— Что, туркмены собираются избрать меня своим ханом? — радуясь возможности поговорить, рассмеялся Блоквил. — Я теперь такой же заложник, как и ты. И даже еще хуже.

— Почему же хуже меня?1 Вас все люди знают. Все агабеки из дома, в котором я живу, только о вас и говорят.

— И тем не менее моря жизнь гораздо тяжелее твоей, братишка. Ты вот без всякой охраны по воду ходишь. А я даже по нужде не могу спокойно сходить. По ночам с моих ног не снимают кандалы.