Закон Кейна, или Акт искупления (часть 2) - Мэтью Стовер

class="p1">- На хрен. - Он уже трусил за лошадиной ведьмой.

Снова.

Лошадиная ведьма 3:

Предложения

"Девушка любит, чтобы ее просили, тупая задница".

Лошадиная ведьма, "История войны в графстве Фелтейн", пересмотренное издание

Он трусил вслед лошадиной ведьме.

Она успела сесть на коня и покачивалась так ловко, словно скакун был ее удлиненными ногами. Мужчина подался вперед, набирая скорость. Он бежал без усилий, поняв, что на лице расцвела свирепая улыбка радости - оттого, что ноги делают всё, что им приказано. Похоже, жеребец услышал его: рысь стала размашистее, и вскоре "без усилий" приказало долго жить. - Ради всего дрянного, может, вы просто остановитесь?!

Они остановились.

Он подбежал, тяжело пыхтя. - Наконец. Что заставило тебя передумать?

- Ничего.

- Тогда...

- Девушка любит, чтобы ее просили, тупая задница. - Она смотрела голубиным глазом, и ее неожиданно милая, теплая улыбка заставила заерзать что-то в его груди.

- Ага, ладно, - встряхнул он головой и отвернувшись, чтобы не улыбнуться в ответ. - Пожалуй, нужно вести заметки.

- Ты очень груб, - ответила она. - С тобой всё резко. Одни острые углы. Вечно давишь. Орешь. Оскорбляешь. Дурной путь для общения с лошадьми.

Или с женщинами. Хотя бы с этой.

- Извини, - сказал он, удивившись, что действительно чувствует сожаление. - Я прожил жизнь, в которой от манер было мало пользы.

- Грустно для тебя.

- Чувства тоже ничего не значили.

Кажется, он чуть задумалась. - И все же я грущу за тебя.

- Не надо. - Люди, которые грустят за него, могли вогнать в грусть его самого; а это опасно в тысяче разных смыслов. - Не беспокойся.

- Приказываешь не грустить?

- Леди, серьезно, у тебя проблемы побольше, чем моя дерьмовая жизнь.

- Откуда тебе знать?

- Не остановишься? - Он поднял руку. - Прошу. Не отвечай. Выслушай.

Ее взгляд был терпеливее утесов за спиной.

- Тот парень с луком, он не единственный хреночес, готовый тебя убить. Есть другие. Много. И в сравнении с парнем, что рулит похитителями, я не опаснее сумки со щенками. Им нужен табун. Думают, убив тебя, они получат лошадей.

- И будут разочарованы.

- Ага, и было бы славно объяснить им это до того, как убьют тебя.

Она задумчиво кивнула. - Было бы славно.

- Они не хотят приходить за тобой при табуне. Но если не будет иного пути, придут. И лошади тоже пострадают. Погибнут.

- Весьма вероятно.

- Не похоже, что ты озабочена.

- Я поступаю не так.

- Что? Не боишься за лошадей? Не защищаешь их, не правишь ими? Так какого черта ты с ними делаешь?

Она показала оба глаза. - Прощение...

- И позволение, да-да, как угодно. Прощение, позволение и иногда чистка копыт.

Она улыбнулась ему и заговорила ясно, сочувственно, без малейшего следа снисходительности. - Иногда у лошади проблема, в которой я могу помочь - сбитое копыто, порез или колючка кактуса. Много чего. Многие вещи лучше делать пальцами. Иногда лошади могут помочь в моих проблемах - если нужно ехать быстро или далеко, или нужно, чтобы они охраняли мой сон. Многие вещи лучше делать, если у тебя есть копыта. Они помогают не потому, что я лошадиная ведьма, и не ради роли ведьмы я помогаю им. Это взаимопомощь друзей.

- Эй, стой. - Он хмурился. Ее слова имели смысл. - Что стряслось? Разговор вдруг стал почти разумным.

- Ты начал понимать, кто и что я есть.

- Я сказал "почти". - Он повел рукой. - Похоже, я понял тебя. Кажется. Я ошибался прежде, говоря, что мне плевать. Но понимание отнимает бездну времени, а тебя могут убить к закату.

Морщинки вокруг глаз выражали лишь непроницаемую безмятежность и собранное, терпеливое сочувствие. - Я никогда не бываю мертвой.

- А что стало с "меня всё время убивают"?

- Быть убитой - не значит быть мертвой.

- Для большинства людей одно бежит по пятам второго.

Пренебрежительное движение плечами. - Люди.

Он знал, что должен взбеситься, но не мог сдержать себя. - А ты не из людей?

- Я лошадиная ведьма.

- Лошадиная ведьма - не личность?

- Лошадиная ведьма, - ответила она, - это я.

Он открыл рот для отповеди, передумал и шлепнулся на валун. Сел, упокоив лоб в чаше ладони. - Забудем. Похоже, это был сон: я говорил с миловидной женщиной на лошади и разговор куда-то двигался. Дерьмо прояснялось.

- Ты продвинулся дальше, чем думаешь. Теперь ты мне люб.

- Прости?

- Люб, - повторила она. - Когда тихий. Тогда ты здоров. Заботлив. Даже со мной, хотя меня не знаешь. Мне с первого мгновения хотелось, чтобы ты мне понравился. Но тебя нелегко полюбить.

- Уже слышал.

- Надеюсь, так будет и дальше. Хочу, чтобы ты полюбил меня. Гляжу на тебя - думаю о сексе.

Он закашлялся, потеряв дыхание. И снова. - Прости?

- Ты человек подозрительно красивый, очень ладный и сильный, и опытный в самых неожиданных делах. Ты ожидаешь, что женщины будут очарованы. Так и есть. Глядя на тебя, я думаю о сексе. С тобой. Секс с тобой будет очень, очень хорош.

Он кашлял, это не помогало. - Не староват я для тебя?

- Староват?

Она засмеялась и в этом смехе был звон распадающегося ледника, скрип камней на его полном карстовых провалов пути, шелест снегов и запах многих слоев щедрого чернозема, миллиард лет гудевшего под копытами, лапами и когтями существ столь древних, что память о них сокрыта от мира...

Но не от нее.

Для нее, в ней они еще жили и бегали и дрались и любились и звали ее поиграть с ними в пропавшей вечности.

Он сказал: - А... ах, дерьмо, да ладно, не надо...

Она приковала его к месту ледяным глазом, и прошлая жизнь вдруг раскрылась, оставив его нагим на ветрах безвременья. Вихри вились, сплетаясь, и скоблили его сущность бритвенными лезвиями льда.

- Хватит. Хватит, прекрати, прошу! - Он закрыл глаза руками, но это не помогало. - Не надо так.

- Годы ничего не значат. - Ее голос снова стал теплым и человеческим, и когда он увидел приглашение в глазах, и теплом и холодном, нечто вновь зашевелилось в груди. Теперь угрожая взломать его изнутри. - Мы в лошадином времени.

- Не