Семен Палий - Мушкетик Юрий Михайлович

— Да, это верно, кричать они все молодцы, а как дело до кошеля доходит, так сразу на попятный… Ну, пойду отдыхать. А все-таки, что казакам говорить?

— Некоторые и сами обо всем догадываются. Говори то, что есть. Только от своего имени. А как придут вести от Папуга, я дам тебе знать. Он должен там все хорошо разведать.

Папуга в это утро добивался аудиенции у литовского гетмана Сапега. Хотя было уже одиннадцать часов, однако слуга сказал, что их светлость еще почивают и не велели будить. Папуга сидел в высоком, с изогнутыми ножками кресле и терпеливо ждал.

Ждать пришлось долго.

Наконец Сапега проснулся, зевнул и, скинув с себя одеяло, подбитое с одной стороны лебяжьим пухом, а с другой тигровыми шкурами, хлопнул в ладоши. Слуга появился в опочивальне и доложил про посланца. Папугу ввели в высокий, продолговатый мрачный зал, который больше походил на костел, чем на приемную гетмана. Папугу это не удивило, он уже знал все, что касалось гетмана. Знал и то, что нынешняя резиденция Сапеги недавно еще была замком епископа Бржестовского; тот не ладил с гетманом, и Сапега силой занял епископское поместье.

Папуга поклонился гетману, поздравил его от имени правобережного казачества и просил принять подарки, присланные Палием. Сапега милостиво улыбался. Ему, стороннику войны с турками, нравился «хлопский полководец», как иногда в шутку называл он Палия, — никто не мог похвалиться такими успешными промыслами над татарами, «как правобережный полковник. Поляки не смогли татар от Львова отогнать, а он едва не стер с лица земли Бендеры.

Гетман долго расспрашивал Папугу о недавних походах. Папуга рассказывал подробно, стараясь постепенно подойти ближе к своей главной цели. Но беседу прервал есаул, доложивший, что литовского гетмана хочет срочно видеть приехавший к нему коронный гетман Станислав Яблуновский.

Беседу пришлось прервать. Отпуская Папугу, Сапега пригласил его прийти вечером на банкет. Папуга подумал и согласился.

На банкете были только шляхтичи, близкие к Сапеге, поэтому все держались свободно. Вольный разговор, не смолкавший за столами, уставленными едой, вскоре сменился пьяными криками. Под столами и по всему залу ходили огромные косматые волкодавы, подбирая объедки. Заиграли музыканты. Завертелись в танце пары. Два шляхтича, не найдя женщин, схватили за передние лапы собак и тоже повели их в танце. Кто-то под общий смех поил пса медом. Сапега, менее пьяный, чем другие, подошел к Папуге и уселся рядом:

— Что, умеют наши повеселиться? — И, не ожидая ответа, добавил: — Э, да ты, я вижу, и не пил ничего. Хлопец, принеси водки.

Слуга принес старку, настоенную на шафране и лимонной корке. Сапега налил и себе, выпил и бросил бокал под ноги.

— В этом году полковник опять пойдет на татар?

— Конечно, если все ладно будет.

— А что может быть неладно? Войска мало?

— Мало и взять неоткуда. Коронный гетман не дозволяет нам вооружаться.

— Так то гетман… Король, я думаю, ничего не будет иметь против. Татары очень распустились. А у нас кто — разве Яблуновский воевать будет?

— И на какой кошт войну вести? Подати не платятся, войска у вас десять тысяч, да и те постоями людей вконец разорили.

Сапега с любопытством посмотрел на гостя.

— Ты, видать, все хорошо успел пронюхать.

— Я знаю, ваша милость, и то, что король одной ногой в могиле стоит, а всем Вота и лекарь королевский заправляют.

Сапега отшвырнул ногой осколки бокала.

— Про это уж дозволь нам думать. А войско, если нам понадобится, Речь Посполитая сумеет найти.

Папуга спокойно пригладил рукой густые, коротко подстриженные усы.

— Против кого же вы воевать будете, ваша светлость? Не против турок во всяком разе, — ведь сейм собирается для того, чтобы отдать туркам Каменец и с султаном мириться.

— Ты откуда знаешь?

— Случайно проведал от шляхтичей из Львова.

Сапега задумался: если произойдет замирение с турками, для чего и собирался сейм, то литовскому гетману нечего и думать о самостоятельной державе литовской, рухнет его извечная мечта: при случае король все войско сможет повернуть на него, Сапегу.

Гетман молча поднялся и, даже не кивнув Папуге, пошел через весь зал к выходу. Танцующие расступились перед гетманом. Папуга ухмыльнулся и стал пробираться к двери.

На высоком, пристроенном к старому замку деревянном крыльце он столкнулся с двумя драгунскими ротмистрами из войск Сапеги, которые азартно спорили. Один из них, увидев Папугу, схватил его за руку и потянул к себе.

— Скажите, вы знаете моего Бутурлака? Правда же, во всем герцогстве лучшего коня не найти? Я хочу, чтобы вы подтвердили, потому что пан Ян не признает этого.

Он дышал водочным перегаром прямо в лицо Папуге. Тот с омерзением выдернул руку и отстранил драгуна. Ротмистр покачнулся и решил, что ему нанесли жестокую обиду.

— Не позволим! — Его глаза широко раскрылись, он потянул из ножен саблю. — Схизмат! Вот тебе, лайдак!

Папуга вовремя отскочил: драгун с размаху вогнал саблю в деревянную колоду, не удержался на ногах и повалился на него. Быстрым движением Папуга перебросил его через высокие перила крыльца. Второй ротмистр тоже выхватил саблю. Бой на саблях длился недолго: после двух-трех ударов драгун упал с разрубленной наискось грудью. Стража не обратила внимания на крик: ни один банкет не проходил без того, чтобы не подралась пьяная шляхта…

Папуга мчался по темному сосновому бору, пришпоривая коня. Из-под копыт летел сухой, перетертый колесами песок, конь быстро вспотел и тяжело водил боками. На развилке дорог всадник натянул повод и задумался.

Как быть: заехать за своими казаками и отправиться домой или еще немного задержаться и заехать в Вену? В конце концов он свернул направо и поехал в Вену: надо было подождать два дня, узнать, чем все кончится, и проверить, правильно ли он сделал, что открыто поговорил с Сапегой.

…Случилось так, как того добивался Папуга: когда шляхта собралась на сейм, туда прибыл большой отряд драгун своевольного гетмана Сапеги. Всем было приказано разойтись; кто сопротивлялся, того силой выгоняли за дверь. А маршалка сейма, разорвав на нем маршальскую ленту, вместе с креслом выбросили в окно.

Глава 14

СМЕРТЬ СОТНИКА ЦВИЛЯ

Соломенная крыша на домике успела потемнеть, а посаженный Палием и Семашкой сад давал богатый урожай. За хатой разрослись кусты красной смородины и вперемежку с зарослями малинника тянулись вдоль забора в самый конец сада.

За последний год у Палия побелели виски. Он уже давно не носил оселедца, густой чуб всегда был одинаково черен, а сейчас его щедро посеребрила седина. Полковник говорил шутя, что пора ему сидеть на завалинке и тешить внуков, да жаль, внуков нет. Шутки шутками, но в глубине души неприятное напоминание о старости огорчало его. Постарела и Федосья, — и она часто заговаривала о внуках и обращалась к Семашке:

— Сынку, женился бы ты, пора. Разве для тебя девчат нет?

Семашко отмалчивался. Вообще он был, как говорил Савва, бирюком. Палий уже не обучал его грамоте, но у Семашки осталась любовь к книгам. Только книг было мало, да и читал больше тайком: боялся, чтоб не смеялись казаки. Любил Семашко оставаться вдвоем с Корнеем Кодацким и целыми часами слушать его удивительные рассказы, в которых нельзя было отличить правду от прикрас и вымыслов. Иногда Семашко исчезал на несколько дней. Родители догадывались, куда он ездит, но ни о чем не спрашивали.

Однажды в жаркий летний день Семашко вернулся с озера, где они с Кодацким ловили вентерями рыбу, и, войдя в хату, просто оказал родителям:

— Тато, мамо, я надумал жениться.

— Гляди, старая, — надумал!.. Только борщ не лей на рукав. — Палий вытер рукав об полу. — Растерялась от радости, что ли? А ты, сынку, тоже… чудно у тебя все выходит. На ком же, не скажешь?

— На Гале.

— На дочери. Балабухи? Она хорошая дивчина. Так вот где ты пропадал по нескольку дней! Господи благослови тебя, что же ты раньше не пришел? Сейчас уже как-то не идет к каше… Ну, да все равно, неси, старуха, вместо молока чего-нибудь покрепче. — Палий налил чарки. — Видишь, Семашко, женатому неплохо: сам сидишь, а жинка тебе оковитую носит.