Одна маленькая правда - Кирилл Александрович Гончуков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Победа! Победа! Победа!». Вот она, то, чего мы так долго ждали. Вся страна в этот день ликовала! Первый счастливый день за долгие четыре года. Я даже не думал, что люди могут так радоваться.
Наконец-то закончился этот долгий кошмар.
Наконец, земля была не осквернена войною.
Дневник Максимыча. Продолжение
И все таки, не смотря на все пережитые ужасы, я рад, что пошел на фронт. Столько всего нового и интересного увидел. Но после войны я тут не останусь. Насмотрелся уже и на кровь, и на смерть, больше не хочу. Вернусь в родную деревню и буду дальше там жить. А вообще, будет жалко расставаться с однополчанами, война нас всех сплотила, мы стали единым целым, хотя уже многие из нас погибли, особенно при последнем штурме.
Мы стояли в сто двадцати километрах от Берлина. Нам сообщали, что уже на улицах идут бои, и войне остались последние дни. Эх, кажется не успеем дойти, но на Рейхстаге-то расписаться надо. Мы снялись с места и пошли по дороге вперед, приближаясь к небольшому городу. Где-то впереди нам на встречу ехала «полуторка». В кузове я разглядел несколько бойцов, они что-то кричали и играли на гармошке.
– Победа, братцы! – Вело голосил один из солдат, поднимаясь на ноги и свешиваясь через кузов. – Подписали! Капитуляцию подписали! Жуков в Берлине! Победа!
Вот это да! Победа! Наше подразделение забыло, куда нужно идти, послышался крик восторга и счастья. Гармонист, заулыбавшись во весь рот, начал играть какую-то веселую песню. Мы все радостно подхватили ее и радовались как дети новогодней елке.
Вот она, долгожданная Победа, которой мыс таким трудом добивались. Все наши усилия оказались не напрасными, и вот Жуков уже в Берлине. Я видел его фотографию в газете: широкие плечи, волевое лицо и пронзающий взгляд – настоящий полководец. Как же это радостно осознавать, что враг побежден! Не нужно больше никого убивать, ничего захватывать. Как же хорошо просто так жить! Без войны. Теперь отстроятся города, и жизнь опять пойдет своим чередом.
Я не в силах писать еще что-то, кроме одного, заветного слова. Оно не сходит ни с языка, ни из мыслей, и уж точно плотно залегло в сердце простого солдата.
Победа! Победа! Победа!
Дневник Германа Елагина. Продолжение
Время все тянулось и тянулось бесконечной чередой дней. Я уже совершенно сбился со счета. Каждый день похож на предыдущий, они совершенно не отличаются друг от друга. Утром, еще когда только рассветает – перекличка. Потом весь день на завалах, вечером еще одна перекличка. Обычно, к концу на несколько человек в бараке становится меньше. Но на следующий день их места занимают. Люди все пребывают и пребывают, почти каждый день. Этот бесконечный круговорот жизней просто сводит меня с ума. Я уже совершенно обессилен, сил хватает лишь на то, чтобы ходить. Кажется, скоро и до меня дойдет очередь. Видимо, тот человек, с которым мы разговаривали в первый день (он умер несколько недель назад) был прав – до нас до всех дойдет очередь. В этом я теперь не сомневаюсь. Возможно, мне осталось жить всего лишь несколько часов, а потому и эти строки уйду в могилу вместе со мной.
После очередного построения нас повели на завалы. Я с трудом переставлял ноги, все еще не понимая, что заставляет меня двигаться, почему не могу упасть и больше никогда не подниматься. Когда мы вышли, на территории лагеря послышалась возня. Раздались выстрелы, крики. Немцы что-то кричали. Видимо какие-то отчаявшиеся заключенные решили сбежать, такое уже бывало. Но отсюда не убежишь. Собаки догонят любого и перегрызут ему горло. Я сам видел такую картину: только что прибывший солдат, еще не прошедший осмотр врача, пустился прочь по насыпи, пытаясь скрыться за вагоном. В считанные мгновения его догнал громадный всклокоченный пес и перекусил ему шейные позвонки. Эту картину видели многие заключенные в тот день, но вряд ли кто расскажет об этом – слишком уж жуткое зрелище.
Но выстрелы все усиливались. Нет, это уже не было похоже на побег заключенных. Тут было что-то другое. Вдруг мы увидели, как из рощи, находившейся в нескольких десятках метров от нас, показались какие-то люди. Мое истощенное сознание не сразу поняло в чем дело. Лишь тогда, когда конвоиры начали стрелять по ним, а люди подошли ближе, тогда я понял, что это наши солдаты. На пилотках отражали солнечный свет красные звезды.
Теперь уже не приходилось разъяснять, что за выстрелы были в лагере. Наши войска. Прорвались сюда, и теперь идут на Запад. Как же радостно осознавать, что после всего этого пережитого кошмара, можно начать жить спокойно, что не угрожает никому теперь газовая камера, что кончились избиения и бесконечные упреки.
Боюсь признаться даже себе, если бы они пришли на день позже, то я не дожил бы до освобождения. От этой мысли мне становится тошно, и сразу вспоминаются все те ужасы, пережитые в лагере. Лишь иногда вспоминается тот молодой человек, с которым мы разговаривали в первый день. Покойся с миром, друг, твоя война кончилась гораздо раньше.
Дневник Любови Марковны Савиной. Продолжение
Когда мы узнали о Победе, я решила приготовить праздничный ужин. Хоть и с продуктами было у нас не очень, но по сравнению с тем, что было в блокаду, у нас теперь рай. В общем, жизнь наконец пошла своим чередом. Даже наша соседка сверху начала с нами больше общаться, все чаще спускалась вниз и даже иногда выходила улицу.
Однажды, в дом пришел молодой человек, в военной форме, с несколькими наградами на груди. Он прошел в комнату и спросил здесь ли живет Татьяна. Я не успела ему ответить, как наверху хлопнула дверь и вниз быстро спустилась наша соседка.
– Вернулся, живой, – прошептала она и заплакала.
Это был ее муж. Он ушел на фронт добровольцем, в начале июля. От него пришло всего два или три письма, а затем началась блокада, и больше писем не было. После снятия никаких известий от него Таня не получала, и уж было подумала, что он погиб.
Через пару дней она съехала от нас. Где они живут теперь, не знаю. Но, в любом случае, я очень рада за эту молодую пару, хлебнувшую поболе
