Леди-рыцарь - Екатерина Федорова

– Болезни мы еще и лечить можем, – буркнул Серега.

– Верно, чадушко! Но и с нами бороться – тоже, полная вам на то свобода, иди, режь, убий… ежели силенок хватит.

У Сереги хватило ума промолчать на этот раз. В какой-то степени старинушка прав. А вот в какой?.. Клоти вообще стояла тихо, как мышка.

Мышка с мечом в руке.

– Потемки – душа человецкая, – не замолкая, печалился старичок-хозяин. – В светлых озарениях добра становится близка к создателю, творя зло, такое вызывает к жизни, что сам ад дивуется, нижний мир истинного зла. И токмо радовались бы мы, что от людишек свободен наконец край сей, если б не то, что сейчас начало появляться на землях наших! Истину глаголю я вам – чернеет душа земли этой без людей. Но происходит сие по вине людской! Опять же и многие Преждеживущие сроднились с человеками, живучи около них столетиями. Им, бедолагам, их даже не хватает – дриадам там, наядам всяким. Саламандрам негде жить, коли не горят домашние очаги…

– Саламандрам?!

– Духам огня, – устало, как школьный учитель ученику-балбесу, пояснил старичок. Щелкнул пальцами.

В пламени очага, балансируя на хвостах, извивались в объятиях друг друга две ало-золотые ящерицы. Шипастые гребни, идущие по хребтам, разбрасывали в стороны иглы радужных лучиков.

– Лешие в нетопленных банях зябнут, – продолжая меж тем слезно жалиться старичок. – Овинники жить не хотят, смысла жизни, говорят, в этой жизни не видим, так как нет в ней скотинки домашней, кою обиходить треба… В русалках души утопленниц провинности свои искупали, искупит одна такая – и нет ее, русалки-то, в небеса чистая душа улетает, а откуда ж новые возьмутся, ежели людей нет и топиться некому? Никакого притоку кадров. Водяному кого в омута затаскивать, кикиморам лесным да болотным кого по кругам да в трех соснах водить, а? Пуще всего эльфы да феи ярятся. Эльфы жить не могут без отроков и отроковиц человеческих, ликом прелестных, ну а феи, известно, первые защитницы роду человеческому. А вприбавку еще и аура зла расползается по землям. Такое появляться стало, чему мы и сами-то имени не знаем… Так и гибнем, не знаючи, как с ЭТИМ справиться… Страшной смертию стали погибать Преждеживущие! Делать что-нибудь надо, и немедленно, не то…

– Как интересно все это! Вы полагаете, что здесь еще можно что-то сделать? – поинтересовалась леди Клотильда. Вежливо так, отстраненно.

– Чо ж еще… Зло, людями порожденное, из людской злобы и равнодушия проистекшее, разросшееся из того, что было некогда плотью и душой человеческой, зничтожено должно бысть!

– Кого уничтожать будем? – деловито вопросила леди Клотильда и поставила свой меч стоймя, уперев острие в земляной пол, посередке меж раздвинутых ног. Саламандры в огне тут же заинтересовались широкой зеркальной полосой лезвия, развернулись к ней головками (вытянутыми, как у морских коньков) и заколыхались на переплетенных хвостах. Ни дать ни взять две подружки, отталкивающие друг друга от зеркала…

– Сиди, баба, – брезгливо выплюнул старичок. Похоже, здешний хозяин был ярым противником женского равноправия. – Ты ежели и пойдешь, то только лишь… то лишь…

– Позвольте мне облечь ваши сомнения в более понятную форму, досточтимый сэр, – мстительно проликовала голосом Клотильда, сохраняя при этом лицо абсолютно бесстрастным. – Если повнимательнее присмотреться к нам двоим – то бишь ко мне и сэру Сериоге, то становится ясно, что из нас двоих уничтожать – эта скорее мне, чем ему, привычно.

– Цытъ, баба… женщина то ись, – шикнул старичок. Но, несмотря на грубость слов, тон его скорее был примирительным, – похоже, хозяин и сам осознавал, насколько баба… леди Клотильда точнее, была права. – Значить, так. То самое – то, что основное, – мечом победить нельзя. Так сами эльфы говорят, а оне это дело знають. Гадали, грят, всяко, в зерцале истинных побед пытали – все подносили: и хладную сталь, и серебро со златом пречистые, и травы-деревья всякие, камни разнородные… Ничо из того зерцало не отразило – знать, нету средь энтих средств верного, единственного…

– А огонь пробовали? Воду святую, заговоренную? – со знанием дела поинтересовалась леди-рыцарь.

– А то! И уголья, и запахи всяческие вплоть до чеснока… Меж тем средство есть, эльфы в том клятву дают. Вот обчество и порешило – определить сие опытным путем. Ловить таких мастачей-портачей приблудных навроде вас и запускать их в источник зла. Авось да небось подфартит кому-нибудь, применит именно то, что потребно… Вот и пускаем. Глядишь, и найдется удачник, счастье-избавление нам принесет. Ждем-с…

– Значит, счастья-избавления таким путем ищете… – придушенно-вежливо отчеканила леди Клотильда. Серега с опаской покосился на ее меч: дама-рыцарь все ж таки – это вам не дамочка определенного пошиба с прешпекту, у такой вежливость означает скорее не желание угодить, а просто нежелание убивать вас из-за пустяка. Блики пламени и радужные отсветы от саламандр плясали на красивом, с отточенно-надменными скулами лице Клоти – лице совершено невозмутимом, словно каменном. – И которые же мы для вас по счету… избавители?

– Осьмнадцатых вас провожаю. – В голосе старичка сквозило неприкрытое равнодушие.

Повисла тяжелая пауза. Пора было как-то смягчать международную напряженность.

– Э-э-э… Но если вы специально таких, как мы, путников отлавливаете, то почему же нас ваши василиски едва не… не… не окаменючили? – решился влезть со своим вопросом Серега. – И пасели у вас какие-то нестандартные ошиваются: вместо того чтобы на кладбищах гостей невинных… то есть незваных, встречать, они как татарины на путников.

– Татарины? – заинтересованно вопросила леди Клотильда,

– Ну, это… Это такие путники, которым бы только пограбить, – прилагая все усилия к тому, чтобы не расхохотаться, пояснил Серега. – Которые страшные звери, сами могут вашего насели сжевать – и не подавиться. Хулиганье, одним словом…

– Хулиганье? —отыскала еше один незнакомый для себя термин леди Клотильда.

Ответить даме он не успел. Старичок злобно зыркнул на Серегу черными глазками, пожевал губами.

– Зло великое на нас пришло, как я уже сказал, вьюнош. – Хозяин угрюмо поглядел в огонь. Саламандры крутили медленное танго в языках пламени. – Зло же – оно не токмо снаружи подступать могет, оно нас, аки червяк яблоко, грызть в состоянии. В Преждеживущих, кои и прежде к добру ликом повернуты не были, нечто еще более страшное проступать стало, чуждое, диавольское. Вот и насели энти – хучь и не Преждеживушие, а однако откеля-то явилися, свершать стали неположенное им по рангу… Так вот мы теперича живем – твари демонические меж нами шныряють, свои на деле чужаками оборачиваются, смертушки непонятные и ужасающие множатся… Однако зажалился я вам, гости дорогие, простите уж меня, старого! Хучь могете и не прощать, еще раз навряд ли уж свидемси… Вам ведь в путь, в путь пора! Вот ужо счас мы вас соберем в дорогу-то…