Прекрасная изменница - Барбара Смит

– Итак, Малфорд воспользовался супружескими правами. Больше того, подарил тебе ребенка.

Софи скрестила пальцы и устремила на них пристальный взгляд, словно пыталась что-то рассмотреть. Ни словом, ни даже легким кивком не подтвердив комментария, она продолжала говорить, словно беседовала сама с собой.

– Поначалу он часто приходил ко мне. С восторгом встретил известие о беременности. Казался любящим, нежным, очень заботливым и добрым.

– Ну а потом? – спросил Грант. – Как же ты узнала о его наклонностях?

– После рождения Люсьена Роберт перестал ко мне приходить. Однажды я не выдержала и пошла сама. Но… так и не смогла разбудить в нем страсть. С извинениями он отослал меня прочь.

– Значит, от тебя ему требовался лишь наследник.

Софи сделала вид, будто не слышала его реплики, даже не подняла глаз.

– Иногда муж уезжал по вечерам. Говорил, что в клуб, но я подозревала, что к любовнице. Он отрицал, но как-то уклончиво, не слишком убедительно. Я наняла экипаж и последовала за ним к дому неподалеку от Ковент-Гарден. Некоторое время стояла на улице, но потом не выдержала и подошла к двери. Повернула ручку, дверь легко поддалась. Я вошла и увидела его, вернее, их, слившихся в объятии…

Софи вздрогнула и, закрыв лицо руками, зарыдала.

Грант сидел словно громом пораженный.

Не сдержав проклятий, он вскочил, прижал к груди хрупкую, беспомощную, оскорбленную красавицу, инстинктивно пытаясь защитить и успокоить ее. Софи прильнула к нему, вцепилась в лацканы сюртука и дала волю слезам.

Грант полез в карман, в глубине души надеясь, что Рен не забыл положить чистый платок. К счастью, аккуратно свернутый белоснежный кусочек батиста оказался на месте. Сначала Грант вытер ей мокрые щеки, а потом сунул платок в дрожащую руку. Софи высморкалась и, стараясь успокоиться, несколько раз судорожно вздохнула.

Перед столь бурными слезами Грант чувствовал себя безоружным. Да, он действительно хотел увидеть искреннюю, теплую, уязвимую и беззащитную Софи, но только не в болезненном, близком к агонии состоянии.

Невнятно бормоча слова утешения, Грант погладил густые шелковистые мягкие каштановые волосы. Крупные локоны были собраны в простую красивую прическу. Когда-то, давным-давно, он любил вытаскивать из ее волос шпильки, а потом каждую обменивать на поцелуй.

Воспоминание отозвалось болью. Черт подери, почему он проявил столь непростительную слабость? Почему не убедил, не заставил Софи выйти за него замуж? Ну и пусть за душой у него не было ни пенни! Отвез бы ее в Гретна-Грин, обвенчался без лишних формальностей, и дело с концом! Разве несчастная испытала бы подобные муки, если бы не связала судьбу с Робертом?

Разве решилась бы на убийство?

К черту! Вот наконец и прояснился истинный мотив преступления. Но вместе с ним явилось совершенно неожиданное и оттого нестерпимо острое сочувствие. Настолько острое, что даже мелькнуло сожаление: лучше бы он сам убил Роберта.

– Прости, – прошептала Софи едва слышно. – Никогда никому не рассказывала. А рассказала даже больше, чем ты хотел узнать.

Грант еще крепче прижал ее к себе. Надо было бы тайно злорадствовать, торжествовать: тщеславие, желание получить титул и состояние привели Софи к краху. Так почему же в душе теснились совсем иные чувства – сострадание и желание вернуть украденное счастье? Грант приподнял пальцем дрожащий подбородок Софи и посмотрел в ее заплаканные глаза.

– Это ты меня прости. Прости за то, что целых десять лет в одиночестве несла тяжкую ношу. За то, что Роберт так плохо с тобой обращался.

– Он не обращался со мной плохо. Напротив, изо всех сил старался оградить от неприглядной правды. Очень страдал из-за того, что мне пришлось пережить потрясение. Беспокоился обо мне, а вовсе не о себе самом. И делал все, что в его силах, чтобы восполнить потерю.

– Черт возьми, Софи! Не смей его защищать!

Она снова сжала лацканы его сюртука.

– Понимаю твои чувства, Грант. Долгое время меня тоже терзали отвращение и ярость. Чувствовала себя преданной самым жестоким, страшным образом! Но если бы ты видел, как мучился Роберт, то понял бы его и даже пожалел. Он всеми силами стремился к нормальной жизни, мечтал о счастливой семье.

– Женился лишь для того, чтобы сохранить репутацию, – холодно заметил Грант. – Спрятался за твоей юбкой.

Софи решительно покачала головой:

– Нет. Искренне верил, что сможет побороть свою слабость, и в браке со мной видел надежду на лучшее. Жаждал измениться, преодолеть все, что считал постыдным пороком и несмываемым пятном на чести семьи. Неужели можно винить такого человека? Я не могла и не могу.

– Но он не хранил верность супруге.

– Это правда. Но ведь изменял совсем не так, как изменяет муж с любовницей. Роберта терзали непреодолимые порывы, которые мне никогда не удалось бы удовлетворить. Со временем я поняла, что эти потребности – часть его натуры. А изменить натуру не удавалось, как бы он ни старался, как бы ни обманывал себя, и как бы ни старалась я… – Софи отвернулась и прикусила губу.

Разве могло это чуткое создание отважиться на убийство? Многим ли дано столь тонко и глубоко понять близкого человека? Но, может быть, она совершила убийство в припадке отчаяния?

Сейчас не время об этом думать. Равно как не время прощать Роберта. И все же гнев и возмущение постепенно испарялись. Возможно, Софи права и Роберт достоин только жалости, а вовсе не презрения и ненависти. Роберт просто не мог измениться. Мог только страдать.

Грант и Софи стояли, тесно прижавшись друг к другу, и вскоре возбуждение достигло своего апогея.

– О, Грант…

Грант отстранился от нее.

– Я обещал уйти, а обещания надо выполнять.

Софи кивнула:

– Совершенно с тобой согласна.

– Что ж, увидимся завтра.

– Не собираюсь никуда выезжать. Большую часть дня проведу в библиотеке. – Софи посмотрела на скомканный носовой платок, который сжимала в руке. – Велю горничной постирать и верну.

– Оставь у себя.

Он повернулся, намереваясь уйти тем же путем, которым пришел – через балкон.

– Грант… Хочу тебе кое-что сказать.

– Я весь внимание.

– Завтра можем начать наш роман.

Глава 11

12 ноября 1701 года

Изнываю в тюрьме. Надзирательница ежедневно изобретает новые способы пытки (так считаю я), или методы совершенствования (так считает она), будущей герцогини Малфорд (то есть меня). Если встану в свободной позе, а не по струнке, сразу слышу приказ полдня таскать ужасный корсет. Если повышу голос, вообще лишаюсь права разговаривать. Если вдруг посмотрю в окно, сразу получаю задание переписать абзац из сборника проповедей – тот, в котором сурово осуждается праздность ума.