Последняя легенда Анкаианы - Лертукке

В машину залез Энди, с которым вместо Асета был господин в белом, положивший, как только влез, руку на спинку сиденья. Блеск его перстней резал глаза. Они о чем-то говорили, Алик тут же забывал услышанное, уловил только, как пришелец наклонился через спинку и взглянул на него.

Алик прекрасно слышал голос, воспринимал эманацию, видел белый костюм и глаза, напомнившие темноту латлайских пещер.

Это было некоторй оплошностью, но побороть возникшее вдруг желание сил не было.

- Элис... - вырвалось у него, после чего он все-таки провалился в блаженное полубессознательное состояние, за которое, очевидно, надо было благодарить носителя этого имени.

- Элис? - переспросил Энди. Ему это имя ничего не говорило.

- Элис Халтреане, - любезно пояснил вампир, рукой с двумя перстнями закрывая дверцу а другой поворачивая ключ зажигания.

На пустыре за свалкой Элис остановил машину и вытащил из кармана пистолет Энди.

-Вылезай, - скомандовал он гангстеру, - и захвати эти... останки.

- Которые? - мрачно сострил Энди.

- В мешке, - бросил Элис, сбрасывая пиджак и вылезая на пронизывающий ветер.

Энди ничего не оставалось, как выйти следом, сжимая в руке мешок со святыми мощами. Он знал, что покуда у него мешок, Элис, в нечистой природе которого он был почти уверен, близко не подойдет. Вот если бы исхитриться и подойти к нему...

- Оставь эти мысли, - произнес стоящий к нему спиной вампир.

- Вы меня убьете?

- Я всех убиваю. Но тут есть Аланкрес, который может захотеть отомстить более тонко. Ему иногда такие вещи в голову приходят, до которых я, грубый легионер, додуматься не могу.

Энди передернуло.

- Дабы избавить тебя от унижения, - продолжал Элис, - быть подвергнутым волевой диктовке, я предлагаю тебе самому осуществить ритуал погребения останков святого. Таскать с собою трупы, это варварство, и твоя совесть...

- Моя совесть советует кинуть им в тебя, а потом отдать Асету, сказал Энди.

- Твоя совесть не принимает в учет ветра, моей скорости и того, что Асет обойдется...

Энди обернулся и увидел Алика, стоящего рядом с машиной держась за крышу. Его, похоже, шатало, одна рука у него бессильно висела, как сломанная. Склонив голову, облепленную мокрыми волосами он пристально, но без ненависти смотрел на гангстера.

- Наверное обидно сначала так по-идиотски влететь, а потом еще выслушивать от вампира про совесть, - негромко произнес он, бегло улыбнувшись.

- Ты придумал, как мне отомстить? - спросил Энди. Происходящее начинало его выматывать.

- Да. Представь Тень за спинкой своего инвалидного кресла. Она тебя ненавидит.

- Я не ошибся...

- Если ты про Асета, то это не я.

- Ты хочешь сказать, что был искренним?

- С тобой? Я тебя не понимал, и никогда не пойму. Ты - анкаианец, помимо прочего...

Ты, натурально, что-нибудь из нормальных эмоций хоть зрительно помнишь?

Элис наконец обернулся и поймал взгляд гангстера.

- Конечно, - сказал он мечтательно, но серьезно. - Ведь в этом секрет нашего воспетого легендами обаяния. Мы всегда чувствуем то, что вы видите. И это делает нас очень уязвимыми.

- Тошно мне от вас, - Энди лег на землю, и закинул руки за голову. Вы предпочитаете порочных людей, так можете меня высосать. Уверяю, порочнее не найдете. Только не заставляйте каяться, а то до утра не управлюсь.

- Я на службе, - сказал Элис и достал телефон. - Так что придется ограничиться опергруппой.

Энди вскочил.

- А улики?

- Их собрал наш следователь. Толковый мужик.

Энди удивленно посмотрел на Алика, сидящего на земле рядом с машиной.

- Я тоже художник, - прошептал тот угрюмо.

- Гений мести, - заметил Элис, посмотрев на него иронически нежно. Любит раскрашивать спящих агентов гуашью.

Энди выругался. Но даже Элис был не готов к тому, что он сделал в следующий момент, настолько это было банально и поэтому совершенно непредвиденно. Он, покопавшись в маленьком кармане на рубашке, вынул что-то миниатюрное, о чем даже подумать нельзя было, что оно способно стрелять, и успел выпустить в Алика две пули прежде, чем Элис его остановил, от неожиданности одновременно ментально и физически.

Когда подъехала опергруппа, гангстер не сопротивлялся. Проследив за погружением его в броневик, Элис подошел к Алику.

- Чем он в тебя?

- Обычными...

- Выживешь?

- Не знаю... Эти мощи меня доконали, но постараюсь. Тебе Ирма сказала?

- Она за тебя волнуется. Извини, мне нужно ехать. Я - второе лицо мэра.

- Легенда... что он никогда не спит?

- Она.

- Прощай.

27. Восход.

Алик хотел умереть. Он чувствовал, как прекрасный, восхитительный и такой желанный покой наконец-то объял его измученное сознание, но тут в нирвану влез какой-то противный звук...

- Алечка... Алька... Это не ты, что ли?

Невероятным усилием воли Аланкрес собрал разбегающиеся в предчувствии свободы части своего сознания и открыл глаза. Небо светлело. Он с облегчением отметил, что поблизости нет никакой техники, способной домчать его в укрытие затемно.

Зато на краю поля зрения мелькал чертик.

- Ты только подумай, - орал он, - такая новость! Знаешь, Князь Тьмы, он, конечно, идея, Логос и все такое, но в чем то он содержаться должен... Эти идиоты засунули его в образ и подобие свое, вот что ужасно! Но это все ретроспектива... Ты меня слышишь?

Алик болезненно вздрогнул от обрушившихся на него децибел.

- Слышишь... Ну, я так думаю, должен же он быть в хоть в чем-то... собой, понимаешь?

- Ну что еще... Помер я. - прошептал Аланкрес, удивившись пришедшему извне ощущению, похожему на поддержку. Ну, да ведь рядом Тьма...

- Так вот, будучи собой он просто, тупо и банально охренел, понимаешь? Он решил подарить чьей-то приглянувшейся душе приятную вешь с присущим ему широким размахом. А она тащится от миленького мирка Анкаианы, сечешь?

На это он должен был ответить, тем более, что слабость прошла.

- И что дальше?

В кривой лапке материализовалось нечто вроде бумаги, при другом взгляде - карточки, а еще это было похоже на все, что может быть документом.

- А ты у нас анкаианец? Анкаианец. Вот тебе и ксива...

- Что?

- Об амнистии... Индульгенция.

Лапка протянула ему грамоту с трудноразбираемой печатью.

- О грехах?

- Почти...- лукаво сказал черт. И исчез.

Алик сел, прочитал грамоту, вспомнил все приятное, что было в его жизни, без сожаления потому как даже усталости не осталось, только апатия и жажда покоя, и, почему-то, как в память о странном характере, немного нежности к Аланкресу Гиррану...

Он повернулся немного, не обращая внимания на стихающую боль в груди, и стал смотреть туда, где светлело небо, решив, что это и должен быть восток.