Дорога Смерти - Eldar Morgot

— Клянусь трубой, — вспылил Ваха Гордей, — зачем мы тогда вообще тебя позвали? Какой от тебя толк?

— Понятия не имею, человек, — спокойно ответил Снеж. — Попросили, я пришел.

Горбун всплеснул руками и уже открыл рот, дабы высказать все, что думает, но Снежный Вихрь сказал:

— Вы, человеки, не умеете думать. Фальшивые роины — лишь часть задумки каджей, клянусь Бураном.

— Это мы и без тебя поняли, — буркнул звездочет. Ваадж напряженно смотрел на восьмирукого. Снеж улыбнулся. В золотистых глазах рвахела играла насмешка.

— Каджа невозможно убить, — Зезва повернулся к по-прежнему опирающемуся о стену рвахелу. Курвин корень, он вообще не пошевелился с тех пор, как они зашли в эту арку! Капюшон накинут так низко, что было совершенно непонятно, каким образом рвахел вообще что-то видит. Время от времени из-под одежды восьмирукого доносился мелодичный звон; словно пара нежных колокольчиков звенит в руках ребенка. Но между складками плаща скрывались не колокольчики, а смертельные ножи. Одно движение, неподвластное человеческой реакции, и восемь лезвий пронзят цель насквозь.

— Почти, — отозвался Снеж.

— Что "почти"?

— Но попробовать можно, человек. Мой прадед отправил на соль двух змееголовых.

— Да ладно? Хорошо, что не десятерых.

Но слова Снежа заставили Зезву задуматься. Неужели правда? Убить, каджа можно убить!

— Значит, в коридоре ты видел дэва, человек? — Снежный Вихрь поднял голову, пристально взглянул на мзумца.

Ныряльщику почудилось, что в золотистых глазах зажглись два маленьких огонька. Нет, показалось, курвин корень. Зезва покосился на Снежа. Под иллюзией, конечно. Имеет вид достопочтенного горожанина. Интересно, как рвахелы наводят морок? Нужно будет поинтересоваться у Ваа…

— Твой друг-чародей знает о нас не больше тебя, Ныряльщик Зезва.

— Заткнись.

— Конечно.

Закапал дождь, сначала слабый и робкий, но вскоре целые потоки воды летели на мостовую и крыши, потекли вниз по кривым сточным трубам, зашипели водоворотами в канавах. Промчался одинокий всадник, судя по одежде — рмен. Зезва провожал силуэт взглядом, пока тот не скрылся в пелене ночи и дождя.

— Даже не думай, — проговорил Снеж тихо. — Не выйдет.

Зезва резко повернулся.

— О чем ты?

— Сейчас ты воображаешь, что раз дэвы имеют что-то против змееголовых, то можно будет использовать их вражду. Вражду, на первый взгляд, совершенно непонятную. Для дэвов человеческие склоки — пустой звук. Они с радостью прикончат любого человека, попавшего в их лапы. И я их прекрасно понимаю.

— Еще бы, — скривил губы Зезва. — Видел я уже дэвов.

— Вот как? — Снеж не смог скрыть интереса. — И где же?

Но человек лишь молча покачал головой в ответ, давая понять, что ничего рассказывать не будет. Рвахел долго всматривался в упрямо нахмурившегося Ныряльщика, затем улыбнулся и принялся играть ножами. Этот человек не будет лгать. Странно для человека.

Зезва помнил про дэва Ноина, обратившегося в камень. Чуд из веретена, подвластный темной сущности Вайны, пожертвовал собой, но не убил человеческого ребенка. "Способен ли я на такое? — думал Ныряльщик, прислушиваясь к барабанному бою дождевых капель. — Пойти на смерть ради другого?"

Со скрипом раскрылось окно, и с гулким "э-э-э-х!" вниз полетело содержимое ночного горшка. Зезва поморщился, отступил вглубь арки. Сонный голос сверху смачно выругался. Ставни захлопнулись.

— Вы даже трубы для вывода нечистот подвести не в состоянии, — сказал Снежный Вихрь, — а собрались дэвов использовать. Вот у ткаесхелхов до войны с человеками было всё — прекрасные города, водопровод, канализация, освещение на улицах. Но победу одержали человеки. К сожалению.

— А твои сородичи, — огрызнулся Зезва, — наверняка за остроухих воевали? Вместе с ними людей живьем на крюки подвешивали в священных лесах? А, курвин корень? Прогресс защищали, не так ли?

— Мои сородичи, — очень тихо проговорил рвахел, — ни за кого не воевали. Они не вмешивались.

— Ах, ну, конечно, дуб мне в зад, конечно! Да как ты…

— Я? — повысил голос Снеж. — Мы? А, может, все-таки вы, мзумец? Вечно суетитесь, ищете, боретесь. Саму Грань изучить вознамерились! Кем вы себя возомнили, человеки? Повелителями сущности и природы? Или властителями судеб всего живого? Живете от силы семь десятков лет и думаете, что подчинили этот мир? Да вы просто пыль. Ветер подует, и нет вас! Дождь пройдет, и даже запах ваш улетучится навсегда, смоется водой! Пыль и прах, клянусь Бураном!

Зезва заскрежетал зубами от злости и даже взмахнул руками, но продолжить разговор они не успели. Из шума и брызг явилась фигура теневика. Агент молча кивнул пунцовому от ярости Зезве, неприязненно покосился на Снежа и так же безмолвно исчез в темноте. Ныряльщик шумно втянул воздух носом, набросил капюшон и нырнул в ночную темень. Прежде чем последовать за своим спутником, рвахел совсем по-человековски пожал плечами.

Дождь усилился, быстро превращаясь в ливень. Со стороны моря налетал озорной ветер, не холодный, но очень сильный. Потоки воды хлестали по мостовой. Зезва и Снеж быстро прошли через безлюдную, непривычно тихую Площадь Брехунов, обогнув базар и обходя стороной старый цвинтарь. Возле старого покосившегося забора, окружавшего кладбище, они переглянулись, но продолжили свой путь, не проронив ни слова. Пару раз Зезве чудилось, что кричит за спиной птица Тушоли, а из черной пасти склепа на него смотрит царь темных квешей Амкия. Ныряльщик ускорил шаг. Ему не хотелось вспоминать. Цветок Эжвана, Атери и огненный цветок, расцветающий над головой девушки… Курвова могила!

— Просто не думай, — посоветовал Снеж. — Прошлое цепляется за твою душу и не отпускает.

— Все восьмирукие такие болтуны?

— Не все.

— Замечательно.

Кладбище давно осталось позади, а Зезва все так же хмуро шагал вперед, не оборачиваясь. Но он знал — рвахел рядом, Ныряльщик словно ощущал его бесшумные шаги. Так, что это у нас?

— Море, — тихий голос Снежа едва пробился сквозь шум ливня. — Штормит.

Зезва нехотя кивнул. Слух рвахелов намного острее человеческого; Снеж услышал шум волн, несмотря на дождь и порывистый ветер.

Они углубились в неухоженный виноградник, что кривой саблей упирался в пляж. Запах моря, ветер, и темное строение, выросшее на дороге. Зезва бросил быстрый взгляд на заколоченные окна и кучу мусора во дворе, высившуюся за развалившимися воротами. Виноградник когда-то принадлежал обитателям этого жилища. Душевничий дом, хозяева ушли в Ашары или Даугрем. Да, теперь Даугрем в руках мятежников.