Царствие Снегиря - Лебедев Andrew
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вообще, к людям – к людям в траншеи давай…
– Вот еще не хватало! Одинцов…
Жаробин достал из кармана ватных штанов "кольт", передернул затворную раму, послав патрон в ствол, и не ставя пистолет на предохранитель, придерживая курок большим пальцем, потихоньку спустил его нажав на спуск…
– Вот еще не хватало, Одинцов! Как все же тесен мир, – Жаробин сунул пистолет обратно в карман и на карачках по битому кирпичу и бетону через пролом в стене пополз в траншею. -
2.
Как инвалид СС, Маринка имела кое-какой доступ к закрытой информации. На второй день возвращения домой, она надела форменный китель и отправилась в местное отделение ветеранов.
– Хайль, выкинув вперед правую руку, тявкнула она, входя в приемную.
Девица в сером кителе с ромбической нашивкой СД на рукаве, тоже махнула в ответ рукой, однако даже не привстала и не оторвала от экрана монитора своих жутко подведенных фиолетовой тушью глазок.
– Я хочу получить информацию об одном человеке, сказала Марина.
– Что за человек, спросила девица за компьютером.
– Фамилия – Бастрюков. Игорь Владимирович. Родился в Ленинграде, год рождения тысяча девятьсот шестьдесят второй.
– Ща посмотрим… – она ловкой дробью застучала по клавиатуре, и потом наконец подняла свои реснички, оглядев Маринку с ног до головы.
– Камрад, знаешь, сидит твой Бастрюков…
– Я знаю, камрад, – ответила Маринка, – я хочу узнать где.
Девица постучала по клавиатуре и принтер на тумбочке заверещал, забегал своей чернильницей по листу бумаги.
– Вот, получи, камрад, – девица вынула из принтера лист и протянула его Марине.
Челябинская область. Дивенский район. Поселок Кулым. Учреждение 41-246 – Ну что ж, поеду в Кулым, – сама себе сказала Марина.
– Заходи, камрад, если что, крикнула ей в спину девица.
– Зайду, зигхайль. …
"Нигде еще более, как в шумной компании я с особенной силой ощущаю свое одиночество. Да, да, да! И меня в равной степени удивляет и раздражает та способность иных моих приятелей буквально растворяться в атмосфере дружеской вечеринки или торжественного банкета, растворяться, как растворяется кусок сахара в кипятке… Я им и завидую, за эту их способность расслабленно кайфовать в хмельном бурлении ничтожно-бестолкового разговора, и одновременно презираю их за мелочную, не достойную, неравную подмену червонного золота того общения умов, что рождают сокровенное – на медяки пустой трепотни. Я не умею рассказывать анекдоты. Я не умею натурально ржать над глупыми сальностями. Я не умею говорить девушкам веселые банальности. И меня бесит, когда в компании появляется этакий черноокий живчик, что своими пошлыми намеками вызывает у женщин похотливый почти истерический смех. Поэтому мне страшно одиноко в больших компаниях. Поэтому я по возможности избегаю выходов в свет, где у меня нет тех преимуществ, что дает тихая камерная обстановка, располагающая к медленно нарастающему крещендо душевных соприкосновений… Но жизнь заставляет, или как, там – ноблес оближ?" – думал Олег, крутясь перед зеркалом и щелчками пальцев сбивая воображаемые пылинки с погон роскошного генеральского мундира…
"Два парада. Сегодня два парада. Я назначил на сегодня два парада…" Сперва, Олег думал ограничиться одним: Красная площадь, бой курантов. Маршал Жуков на белом коне выезжает из Спасской башни… И он – Олег Снегирев в генеральском мундире, салютуя шашкой, приветствует Георгия Константиновича, отдает ему рапорт:
– Товарищ Маршал Советского Союза, войска Московского гарнизона по случаю Парада Победы построены…
Потом они гарцуют вдоль бесконечных рядов боевой техники расставленной по Манежной площади, вдоль рядов "катюш" на шасси "студебеккеров", что еще вчера с воем выплевывали свою реактивную смерть под стенами Будапешта, вдоль рядов "тридцатьчетверок", что еще вчера мололи гусеницами битый кирпич Кенигсберга… Вдоль построенных коробочками – шестнадцать на шестнадцать – батальонов гвардейцев – Таманцев и Кантемировцев… Вдоль темно-зеленых с продольной белой по броне полосой "пятьдесятчетверок" Белорусского округа, что еще вчера входили в мятежную Прагу… Вдоль едва отмытых от красной Афганской пыли бэ-эм-дэшек псковских десантников, что еще вчера рвались в удерживаемый духами Кандагар…Вдоль рядов и шеренг ракетчиков из РВСН, что еще вчера наводили страх на всю обложившуюся першингами Европу…
Вдоль батальонов десантуры генерала Трошева, что еще вчера в третий раз брали непокорный нам Грозный…
– Здравствуйте, товарищи танкисты!
– Зра-жела-тава-марш-совет-союз!
– Поздравляю вас с праздником Победы!
И только вслед уже умчавшимся к другой коробочке всадникам несется над площадью – Ур-рррра-а-а, ур-ррра-а-а, ур-ррра-а-а!
– Здравствуйте, товарищи гвардейцы-десантники!
– Здравствуйте, товарищи летчики-штурмовики!
– Здравствуйте, товарищи моряки-подводники!
– Ур-рррра-а-а, ур-ррра-а-а, ур-ррра-а-а!
Мимо коробок Ея Величества Конногвардейцев, в золотых кирасах, с обнаженными палашами над фыркающими мордами высоченных лошадей…
– Ур-рррра-а-а, ур-ррра-а-а, ур-ррра-а-а!
Мимо коробок Лейб-гвардии Ахтырских гусар,
– Ур-рррра-а-а, ур-ррра-а-а, ур-ррра-а-а! мимо Измайловцев и Преображенцев,
– Ур-рррра-а-а, ур-ррра-а-а, ур-ррра-а-а! мимо Семеновцев и Павлоградцев… еще вчера входивших в Париж 1815 года…
– Ур-рррра-а-а, ур-ррра-а-а, ур-ррра-а-а!
И потом галопом к Мавзолею. А на нем – Иосиф Виссарионович в погонах генералиссимуса и со скромной звездочкой Героя, и государь Петр Алексеевич, и царь Иван 1V…
И гвардейцы, печатающие свой неповторимо гордый хромовый шаг по освященной великими временами брусчатке, разом поворачиваются у подножия и бросают в кучу знамена натовских частей и соединений… Восьмая бригада морских пехотинцев шестого флота США, Вторая Ее Величества королевская шотландская воздушнодесантная, Двадцать шестая голландская мотострелковая, четвертый отдельный чешский инженерный…
Потом, Олег хотел устроить четыре одновременных парада…
Один в Риме. Чтобы техника и войска шли мимо стен вечного Колизея. Другой – в Константинополе.
И непременно в Париже. Что б как в сорок третьем, когда по Шонс Элисе проехались самоходки дивизии Лейбштандарт. От самой Этуаль до пляс де ля Конкорд…
Самоходки и панцеркампфвагены с ключиками на броне, обрамленными в контур средневекового рыцарского щита. С ключиками от Европы.
Потом решил ограничиться двумя. В Москве и в Вашингтоне. Колебался – не отдать ли немцам праздник на стадионе в Нюрнберге, но остановился на лужайке перед Белым домом. Пусть ее-зеленую раскатают гусеницами. Да потопчут коротким сапогом…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
