Микки-7 - Эштон Эдвард

— Ага. Тесей отправился на своей лодке вокруг света, и она потерпела крушение, а может быть, и нет, но в любом случае Тесею пришлось чинить корабль.

— Я запуталась. Это как кот Шредингера?

— Как что?

— Кот Шредингера, — повторяет она. — Ну, помнишь, кот в коробке с ядовитым газом? Квантовая суперпозиция и все такое?

— Нет, я же говорю, речь идет о корабле, а не о коте.

— Я тебя услышала, — говорит Кошка. — И понимаю, что лодка — это не кот. Но на самом деле речь идет об одном и том же.

Мне нужно подумать. На секунду мне кажется, она права.

Но только на секунду.

— Нет, — возражаю я. — Тут совсем другое. С чего ты решила, что речь об одном и том же?

Кошка собирается ответить, но не успевает: внутренняя дверь шлюза открывается, и скучающий возле нее охранник жестом подзывает нас к себе.

— Чен. Барнс. На выход.

— Мы еще вернемся к этому разговору, — обещает Кошка.

Мы надеваем ребризеры. Кошка проверяет герметичность моего, я — ее.

— Эта штука срабатывает каждые десять секунд, и неважно, внутри вы или снаружи, — сообщает охранник.

Кошка вскидывает оружие на плечо, и мы заходим в шлюз.

* * *

— Идиотизм какой-то! — восклицает Кошка.

Я оглядываюсь на нее. Она говорит не по связи, и сочетание ребризера с атмосферой Нифльхейма заставляет ее голос звучать выше настоящего тембра, делает его резким и дребезжащим. Мы обходим периметр, шаркая снегоступами, двигаемся от вышки к вышке, высматривая признаки вторжения. Кроме нас тут еще две команды, мы бредем на одинаковом расстоянии друг от друга по километровому кольцу, очерчивающему зону присутствия человека на этой планете. Нам нужно выдерживать ровный темп: каждая команда должна дважды обойти периметр за шестичасовую смену. Всякий раз, как мы проходим мимо вышки, она отмечает наше присутствие и обновляет на видеоэкране окуляра наши координаты относительно других команд.

— Ты о чем? — спрашиваю я. — О том, что мы попусту морозим себе задницы, целый день гуляя вокруг купола? Или что нас в любой момент могут растерзать ползуны без всякой на то уважительной причины?

— Ни о том, ни о другом, — отвечает Кошка. — Ходьба полезна для здоровья, а гибель при исполнении обязанностей входит в должностную инструкцию, когда устраиваешься на работу в службу безопасности. Я имею в виду это, — она широким взмахом руки очерчивает все вокруг, от купола и снежных полей до белеющих вдалеке гор. — Вообще, если ты помнишь, планета предполагалась пригодной для жизни. Пояс Златовласки, кислородно-азотная атмосфера и так далее. — Она пинает вверх ком снега и смотрит, как он рассыпается белой пылью, сверкающей в лучах низкого желтого солнца, и облачком оседает обратно на землю. — Но это чертово место не годится для жизни, Микки. Вот в чем главный идиотизм нашего положения.

Я чуть было не начинаю рассказ о планете, на которую отправил своих людей мир Эшера. По крайней мере, наша планета не убила нас сразу по приземлении. Но Кошка отворачивается и шагает дальше, и я понимаю, что это к лучшему. Я не самый чувствительный парень на свете, но живу все-таки не первый день и давно понял: расстраивать и без того несчастного человека рассказами о том, что могло быть хуже, — плохая идея.

Вышки разнесены по периметру с интервалом в сто метров. Когда мы добираемся до очередной точки, видеоэкран оповещает, что мы движемся быстрее двух других команд и нужно снизить скорость на десять процентов.

— Ох, — стонет Кошка. — Да куда еще медленнее?

— Они, наверное, в полной броне, — замечаю я. — И без снегоступов. Помнишь, как весело было вчера?

— Да, точно. И все равно…

У меня пищит коммуникатор, и на экране всплывает новое сообщение. Командование просит нас подождать двенадцать минут, прежде чем двигаться дальше. Кошка со вздохом прислоняется к вышке, поднимает ускоритель и прицеливается в голую скалу, торчащую из-под снега в пятидесяти метрах от нас.

— Я не стреляла из такой штуковины со времен тренировочного лагеря на Мидгарде, — говорит она. — Надеюсь, еще не забыла, как она работает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Наводишь и нажимаешь на кнопку, — поясняю я. — Все остальное сделает за тебя программа прицела.

Сработавший ускоритель жужжит, отдача бьет Кошке в плечо, и мгновение спустя вершина скалы взлетает на воздух облаком гранитной крошки.

— Круто! — говорит моя напарница. — Получилось!

Я хочу посоветовать поберечь заряд на тот случай, когда он нам понадобится, и в эту минуту обломки оседают на снег.

Среди них скрючился ползун: голова торчит наружу в том месте, куда выстрелила Кошка, задняя часть тела находится под снегом. Пасть широко раззявлена, хваталки загребают в воздухе.

— Кошка? — окликаю я.

— Тише, — шипит она. — Вижу.

Она тщательно целится, вновь раздается жужжание и глухой звук отдачи. Передние сегменты ползуна разрывает веерным лучом, тело подлетает вверх и падает обратно в снег.

— Да, — говорит она. — Сработало!

Снег вокруг скалы начинает вскипать.

Снежный покров вздымается волной: она перекатывается, поднимается, оседает и снова взмывает вверх.

Волна приближается к нам.

— Микки? — зовет Кошка.

В тридцати метрах из-под снега выныривает ползун. Кошка опять стреляет, но это панический выстрел, сделанный наугад, он только вздымает облака пара и снега, не зацепив ползуна. Огнемет на вышке, под которой мы стоим, оживает. Его луч скользит по снегу вокруг скалы, и мгновение спустя перекрещивается с лучами от вышек слева и справа от нас. Пар поднимается вверх горячими облаками, загораживая обзор и скрывая приближающуюся волну. Я уже успел один раз разрядить оружие, но еще до выстрела мое поле зрения разделилось. Правым глазом я смотрю вдоль ствола акселератора — туда, где, как я полагаю, на нас движется передовой отряд ползунов. Но левым я кошусь на купол. Вижу взорванную скалу, Кошку, клубы пара там, где огнеметы испаряют снег. Изображение смазано, цвета размыты, детали сглажены.

Сквозь просвет в облаках пара я мельком вижу двух человечков, смотрящих на меня.

Крепко зажмуриваюсь, снова открываю глаза и вижу обычное стилизованное изображение местности, поступающее на мой экран. Наверное, случайно наложилась картинка с другой камеры — может, я поймал сигнал передатчика с соседней вышки? Я встряхиваю головой и отступаю на полшага назад. Зацепившись за камень левым снегоступом, я валюсь на спину. На экране одна из фигурок роняет мультяшную винтовку и отшатывается, а другая поворачивает полупрозрачную голову и смотрит на меня в упор. Я падаю навзничь, экраном окуляров вверх, но точка зрения не меняется, и я вижу, как обезоруженная фигурка исчезает в распадающемся на пиксели снегу. Другой человечек поднимает оружие и стреляет, снова и снова, и каждый выстрел взрыхляет снег посередине между ним и мной.

Я слышу голоса, но не могу отделить крики по коммуникатору и гневный рев Кошки от чужой речи, тихой и спокойной, из которой не могу понять ни одного слова. Оставшаяся на ногах фигурка поднимает винтовку, и та сжимается до точки глядящего на меня дула…

* * *

— Он приходит в себя.

Голос незнакомый. Мне требуется несколько мгновений, чтобы сообразить: говорят обо мне.

— Он нас слышит? — Это Кошка.

Я открываю глаза и обнаруживаю, что лежу на спине в палате для обследований в корабельном лазарете. Кошка склоняется надо мной. Она выглядит встревоженной.

— Эй, — говорит она. — Ты здесь?

Еще несколько секунд, чтобы во рту набралось достаточно слюны, и у меня получается выговорить:

— Ага, здесь. Что случилось?

Кошка выпрямляется, а я пытаюсь сесть. Однако чьи-то руки хватают меня сзади за плечи и мягко прижимают к кровати.

— Полегче, Барнс. Давайте для начала убедимся, что вы не пострадали, прежде чем начнем совершать резкие движения.

Я задираю голову, оглядываясь назад и вверх, и упираюсь взглядом в заросшие седыми волосками ноздри лысеющего врача средних лет по имени Берк.