Буковый лес - Валида Будакиду

– … конечно чисто условно… – Оксана сама знала, что это несерьёзно, но такова уж её работа – всё сделать по правилам, по закону, чисто и аккуратно. Это типа как нас учили в Медицинском Университете заполнять «историю болезни» для прокурора. Ну и тут, то же самое.

– Оксана, – Эндрю недоумевал совершенно по другому поводу, – а вот тут сказано: «Весь отснятый материал является собственностью компании „Орион“ и компания может его использовать по своему усмотрению.» Это они о чём?

– Это если компания захочет какой-нибудь удачный кусок использовать в виде рекламного ролика, или по-другому, то они, то есть мы, не спрашивая вашего разрешения, имеем право это сделать.

– То есть – я с этой рекламы не буду иметь ни цента?! – Кажется у Эндрю появился шанс найти себя.

– Нет, не будешь.

– О-о-о… – он так разочарован, так обижен и разочарован, словно его обокрали.

– Андрей! – Линда не выдерживает, – Имей совесть! Давай, подписывай, и я сяду работать над статутом.

– Я не дочитал! – Носик висит, глазки грустные.

– Чуть не забыла! – Оксана встала со стула и, выудив точным движением из кожаной сумки красивую зажигалку, направилась в сторону балкона, – Ещё надо взять с собой подарки, – оборачивается в комнату она, – обычно возят сувенирчики. Знаете, стереотипно так: русские – «матрёшек», грузинки – рог для вина, глиняные кувшины. Одним словом, понятно?

– Тогда я возьму оливки и узо! – Линда даже не подумала, что бутылка анисовки в багаже может разбиться.

– Вот только узо тебе в чужом доме не хватает! – Эндрю опять не смог сдержать чувств.

– Не поняла-а-а? В чём проблема?

– Проблема в том, что незнакомый человек подумает, ты алкоголичка. Первый раз едешь к людям в дом и собираешься брать с собой узо. Ладно бы мужик ехал, я например, тогда понятно, так нет! Ну, ты же же-е-е-нщина!

– Андрей! Зачем вы так? – Оксана даже расстроилась, – Линда же пока ничего не везёт, только предложила. Не стоит, Линда, на самом деле, – Оксана говорила очень мягко и убедительно, – узо не на столько ассоциируется у нас с Грецией, как сыр фета, маслины или оливковое масло.

– Вот пусть масло и везёт! – Господи, он не исправим…

– Я ничего не повезу! – Линда была уже на взводе, – Я повезу полотенца с греческим орнаментом, это… ну понятно которое, и повезу … я не знаю, что я повезу… У меня пока есть время, об этом я подумаю позже и без тебя, понял?

Эндрю, видно застеснявшись Оксаны, не стал продолжать полемику. Он вышел за ней на балкон и теперь, облокотившись о перила, они вдвоём неспешно курили, тихо беседуя ни о чём.

Что бы мне такое написать для этой дублёрши в статут?! – Линда на полном серьёзе не могла придумать ничего оригинального, – Скажем, чтоб причёсывала и заплетала Сашке волосы перед сном. Чтоб в «месимери» – греческую сиесту – охраняла сон дражайшего супруга, сидя на балконе под солнцем или дождём и не позволяла соседям громко разговаривать. Далее… чтобы …о! Это точно хорошая мысль: чтобы каждое утро в семь часов приносила «мужу» в постель свежесваренный кофе, будила его и поила с рук. Чтоб гладила его брюки со стрелочками через марлю, гладила рубашки без полос от утюга на рукавах, чтоб тёрла спинку в душе, чтоб свитер стирала вручную… ой! – Линда вдруг поймала себя на страшной мысли, что она пишет в статут всё, что касается только её супруга, а заботы о Сашке почему-то ушли на второй план. То есть, получается на самом деле все её силы, планы и помыслы направлены, прежде всего, на благополучие Эндрю?! В их семье, оказывается, не только она сама, но и ребёнок на втором плане?! Ужаснувшись этому открытию, Линда в сердцах разодрала исписанную бумажку в клочья и, скомкав обрывки, рванула к крану. Она долго пила большими глотками холодную воду, то подставив ладошку под струю, то засовывая всё лицо, стараясь остудить вспыхнувшие от гнева щёки. Взяв себя в руки, она снова села писать. На этот раз получилось гораздо лучше.

Покончив с советами «новой мамке», она написала петицию для греческого консульства на Украине. Стандартные слова, стандартные выражения… «Прошу посодействовать» ну и так далее.

Что её очень впечатлило, так это возраст телевизионщиков. Все молодые, таки прямо «млеком питающиеся», а вот уже ездят на работы по разным странам. Браво! Молодцы! А это что? Некий «Мирошниченко Володимир Леонидович». Этому по году рождения получается под пятьдесят. Интересно – кем он съёмочной группе приходится? Скорее всего начальником. Не может же быть, чтоб самый взрослый дядя был светоосветителем, или как они там в театре называются – светопредставителем. Хотя…, так как жизнь сейчас покатила, может быть всяко. Эх, зафлиртовать бы с ним, с этим звукооглушителем. Ну, не то чтобы прямо так зафлиртовать, а как бы так, чтоб гормоны проснулись и забегали по телу. Чтоб просто встрепенуться и почувствовать, что ты кому-то нравишься. Даже не важно кому, важен сам эффект, производимый пробудившимися гормонами. Пусть его даже зовут «Володимир», пусть ему около пятидесяти лет и до сих пор работает светоутеплителем. Как интерре-е-есно…

С балкона вернулись Эндрю и Оксана.

– Всё готово? – Пепельные волосы Оксаны разметались по ветру, и она казалась ещё прекрасней. Наверное, в русских народных сказках, когда говорили о «царь-девицах» имели в виду таких. Или это не народная сказка? Это, кажется, из «Конька-горбунка»? Какая разница? Важно, как насмотревшись на такое совершенство, начинаешь медленно и верно чувствовать своё убожество. Оксана явно не считает единственной целью жизни ублажение своего благоверного. Она живёт красиво, свободно и хорошо, радуясь жизни и своему в ней месту.

Глава третья

Съёмочная группу ввалилась в дом, как раньше вваливалась, уехавшая в тот день на «скорой», Дуська – без предупредительного телефонного звонка и с грохотом. Линда знала, что они должны прилететь в среду, но, во сколько именно ей не сказали. Телевизионщики все были не просто «породистыми», а даже слишком «породистыми». Линда для Греции считалась роста выше среднего, но то, что приехало её снимать… мичуринские какие-то, прямо опытные образцы из Института Растениеводства. Все улыбчивые, смешливые и в жутко хорошем расположении духа. Они, совершенно не обращая внимания на замешательство членов семьи, с ними шумно знакомились, жали руки, называли себя по именам и фамилиям, но Линда очень волновалась и никого не запомнила. Ей все показались на одно лицо, причём и парни и девушки. Да и к чему было запоминать? Всё равно она завтра улетает. Это пусть Андрей и Сашулька их запоминают.

Ой, Сашка маленькая любит гостей! Ей, скорее всего, будет с ними очень интересно, и она не успеет соскучиться по маме. Необычная обстановка, все такие симпатичные. Ей понравится. «Надо же, какие все молодые! – снова удивилась Линда. Она знала, что приедут ребята. Она ещё когда писала в греческое консульство на Украине письмо с просьбой «посодействовать в выдаче виз съёмочной группе» обратила внимание на их годы рожденья и подумала, наверное очень интересно с такими работать в программе на телевидение. Снова чувство неудовлетворённости своим существованием, зависти и грусти накрыло волной.

Как она в школе хотела поступать в ГИТИС! Но мама даже слышать не желала о дочери – «испорченной артистке». Можно подумать Линда не видела себя в зеркале и не понимала – с её внешностью максимум продавать на базаре чебуреки с собачатиной из оцинкованного ведра, прикрытого вафельным кухонным полотенцем, а не сниматься в любовных сценах. Напрасно она старалась маме рассказать о факультете где «учат писать сценарии».

– Ты что ненормальная?! – Возмущалась мама, – Ты хочешь, чтоб весь Город надо мной с отцом смеялся: «Ха-ха-ха! А мы вчера вашу дочку по телевизору видели! Она там в постели с мужиком целовалась! Ваша дочка „артистка“, да?! Значит она падшая! Проще говоря – проститутка!» Почему ты всё время стараешься нас опозорить?! Ты создана меня мучить, да?

Уж когда сценаристы и с кем целуются Линда не знала, поэтому ничего о «падших» расспросить не посмела, но и о ГИТИСе больше не заикалась.

Странно, но в Медицинском Университете, куда с третьего раза поступила Линда, тоже, как и у «артисток» была градация по внешним признакам. Из всей команды абитуриентов с «медалями», «бронями» и «пятибалльными аттестатами» самые красивые девочки поступали на престижнейший лечебный факультет. «Педиаторши» выглядели так себе, ну, а «стомат»… на «стомате» было всё то, что по внешним данным не проходило на первые два факультета. Хотя, если рассуждать логически те, кто поступал на лечебный факультет, например будущие хирурги, или анестезиологи запросто могли быть страшными и несимпатичными, даже с дефектами речи. А что? Завесил свою неприглядину ватно-марлевой повязкой, подошёл к операционному столу сзади, да ещё засветил бестеневой лампой в полузакатанные глаза клиента, чтоб он тебя уже ну точно не видел, и дави ему маску для наркоза сколько хочешь. Всё, клиент в улёте и тебя сто лет тебя не видит. Теперь ему вообще без разницы – красивая ты, или у тебя черти на лице горох толкли. Спит себе, молча, а в нём другие люди усердно ковыряются. Зато, если ты стоматолог тут ничего не спрячешь. Никому не охота наблюдать в своём рту аллигатора, зажавшего турбинный наконечник в лапах. Тем не менее, в её Университете считали с точностью наоборот, именно поэтому Линда, принимая во внимание все свои физические недостатки, вынуждена были отбросить светлые мечты о доблестном труде прозектора Городского морга и поступать на стоматологический факультет, чтоб просто поступить. Как обидно согласиться, следуя логике приёмной комиссии, что безвременно ушедшие в мир иной последними должны попрощаться с прозектором, похожим на «Мисс-Россия», для наилучших воспоминаний о покинутом обществе.