Буковый лес - Валида Будакиду

Оксана совсем не была шокирована видом «гарсоньеры» с чахлым кактусом, грустно высовывающимся из старой крынки.

«Гарсоньера» – так в Греции называется квартира с туалетом, кухней и спально-салонно-детской-гостиной комнатой. Судя по происхождению слова, раньше в такие «апартаменты» селили прислугу, в частности – «гарсонов», а сейчас в ней ютилась с супругом и ребёнком выпускница знаменитой Советской Медицинской школы. Но, Оксана совсем не вспомнив про пепел Клааса и инквизицию вообще, оглядевшись, с милой улыбкой опустилась на, с акробатической ловкостью подставленный Андреем, стул:

– У вас тут славненько! – Первое, что нашлась сказать она, заметив жёлтый кактус – жалкую попытку Линды устроить в доме «уют».

– Да… тут нормально… мы привыкли… – Линда маячила посреди кухни, тщательно стараясь прикрыть собственным задом, выполненное русским шрифтом кроваво-красное напоминание о смерти Есенина в гостинице «Англетер», – дни в Греции длинные, люди мало времени проводят дома. Все «эксо» пойти норовят. В основном тут с утра работают, потом заскакивают домой переодеться и идут по кафетериям, по барам. Раньше, до кризиса вообще всю ночь гуляли, могли два, три ресторана поменять за несколько часов, плясали до рассвета. С приходом в каждый дом тени госпожи Ангелы Меркель немного угомонились. Теперь гуляют, но мельче. Поэтому, квартирами никто особо не занимается, – Линда врала. Греки страшно любили благоустраивать и окучивать свои дома.

– На самом деле нормально! – Казалось, Оксана говорит на полном серьёзе, – Ведь именно в этом весь смак, чтоб поселить богачку в однокомнатную квартиру, а если в деревне так ещё лучше. Понимаете, люди на столько бывают зашоренными, на столько привыкают к своему образу жизни, что или совсем не думают о других, или считают, что все живут как они. Вам по телефону сказали, что надо своей партнёрше оставить на хозяйство денег именно столько, сколько семья тратит за неделю? То есть – та женщина должна уложиться в эти деньги.

– Правда?! – Линда даже обрадовалась! Она знала, что ни одна женщина на свете не сможет, высунув язык, так бегать по супермаркетам, ища «акции» и «распродажи», чтоб купить что-то подешевле, как это делает она. Во-о-от и замечательно! Пусть поживут на такие деньги, и Андрей и «новая мамка» пусть узнают, каково это существовать на пятьдесят евро в неделю. Конечно, Линда затарит холодильник, оставит в нём всё необходимое, тогда получится те пятьдесят евро будут у них дополнительно, и всё равно она уверена – другая женщина может и привыкла экономить, а вот Андрею точно будет мало.

– Конечно правда! – Оксана подалась чуть вперёд на стуле и выгнула гибким кошачьим движением ровную спинку, – Так вот я продолжу: они, эти жёны богатых, у которых есть прислуга, бонны для детей, одним словом – обслуживающий персонал, совершенно не умеют распоряжаться деньгами, скажем – не умеют деньги считать. Если она привыкла есть с утра фаршированные плечики кузнечиков, то и по приезду в новую семью пойдёт в первый же день в супермаркет и тратит всё, купив для одной себя эти самые плечики.

– Но, на пятьдесят евро ни одного «плечика» не купишь! – Эндрю был очень раздосадован. Он негодовал на полном серьёзе, – Линда! Ты что собираешься оставить только пятьдесят евро?!

– Пардон! Но, я-то на пятьдесят как-то тебя и Сашку кормлю?!

– Так в том то и дело, что «как-то»! Ты в своём уме?! Я не понял: мы что теперь позориться будем на весь мир?! Все должны увидеть, что у нас в доме происходит?!

– А что у нас такого происходит? – Теперь Линда злорадствовала от души.

– Ребята, не надо ссориться! Надо находить компромиссы!

Сопа каимене, да ладно! Вот уж «открытие Америки»! Всю жизнь мы выискиваем и «находим» эти самые компромиссы, которые ничего не меняют. Не… это что-то нереальное… это опять двадцать пять…

Откуда, ну откуда у него такие замашки?! Это же надо – так нагло сидеть на моей шее и меня же стесняться, дескать «пятьдесят евро мало»! Ну, так возьми и доложи свои, если они у тебя есть.

Откуда в нём столько чванства и тщеславия?! Правда, иногда можно бывает в семейной жизни принять сии, пока никого не украсившие, черты характера, если есть с чего. Например – человек содержит всех, достаточно зарабатывает, или на худой конец хоть чем-то занимается или в постели бенгальский тигр. Про «постель» даже в воздух просто разглагольствовать смешно. Учиться Эндрю не может – говорит: «плохо запоминаю термины», «способностей к иностранным языкам нет», «от цифр голова кружится»; на сантехника отказывается потому, что «грязь», шофёром – «поясницу ломает», электриком – «опасно», ночным сторожем – «холодно», зубным техником – «не могу сидеть в закрытом помещении на одном месте», причём не ясно – «одно место» это он о стуле, или о своём заду. Теперь по крайней мере ясно, почему его папаша был совсем не против их брака и сплавил своего недоросля Линде. Со всех мест, куда Линда всё же ухитрилась засунуть мужа без какого либо захудалого диплома о специальном образовании, его то выгоняли, то он уходил сам. То ему сотрудник на работе «не так ответил», то они там все «тупые» и «порят херню»; то Эндрю наступил на гвоздь и проткнул стопу. Вот тут уже с гвоздём Линда усомнилась: может он сам вколотил себе ржавую железяку в ногу, чтоб сидеть дома и не работать? А, чего? Секунда и ты свободен – перевяжи и лежи. Но, ведь и лежал он не просто так!

У него хронически болело всё. Если захотеть устроить себе экскурсию и обследовать Эндрю сверху вниз, то выходило: головные боли не давали ему «открыть глаза», которые одновременно с головными болями стали «плохо видеть» и «чесались», за сим что-либо читать, хотя бы телефонную книгу, просто повышая свой интеллектуальный уровень, Эндрю не мог. Не мог ни специальную литературу, ни художественную, тем не менее, не смотря на свои «совершенно больные глаза», телевизор смотрел часами, очень радуясь физической подготовке самураев. В носу его, оказывается, «разрослась» перегородка, и он «задыхался», если плавал, и туда, в «разросшуюся перегородку», заливалась вода, то «не выливалась уже никогда и мучила» его, и он по-новой «задыхался». Уши простуживались, стреляли, болели и слышал он в эти уши тоже плохо. Зубы периодически опухали, язык он обжигал, на губе вскакивал герпес.

Ночью заснуть Эндрю не мог «до пяти утра» и «крутился как пропеллер». Горло его от сигарет «першило и резало», он говорил, что в «носоглотке» у него приклеилась и висит «сопля» и даже неоднократно пытался её Линде показать в широко раскрытый рот. «Лёгкие забиты никотином и плохим воздухом» Эндрю делает в них вдох, «они не раскрываются», и он «медленно гаснет».

На вопрос Линды, от чего же ему не бросить курить, Эндрю удивлённо отвечал: «Ну, ты же знаешь, что я привык!». Желудок его хандрил, изжоги «хватали», сопровождая всё вышесказанное твёрдым стулом и кишечными вздутиями. Рука, поломанная в глубоком детстве, к вечеру, и на погоду то «ныла», то «выкручивалась», иногда делала и то и другое. «Беспокойные ноги» в кровати «бежали». Сердце «куда-то проваливалось» и «забывало вернуться на место». Эндрю знал, что такое заболевание называется греческим словом «аритмия».

У него были и солнечная и холодовая аллергии одновременно. На солнце он краснел, а в море – синел. Венцом всех проблем со здоровьем Эндрю был позвоночник, который периодически делал: «Круц!». Если происходил «круц!», Эндрю выпадал из общественной жизни на несколько недель. Он лежал в постели с закрытыми глазами и ходил в туалет с костылём. Если ещё добавить, что Андрей время от времени «простуживался», то выяснялось, что Линда хаст ноа айн мёклихкайт (у Линды есть только один выход (нем), и молодого супруга легче убить, чем вылечить. Ха-ха-ха! Вот теперь пусть новая жена его и обхаживает. Пусть ставит ему примочки, намазывает бутерброды и даже если хочет, смотрит сколько угодно на его соплю в горле. Надо будет сейчас Оксане для их … как его там, для свода домашних правил, для «статута» такое понаписать, чтоб новой «жене» скучно не было.

Линде вдруг стало неудержимо весело.

Но, Оксана по-своему расценила её смешок:

– Эндрю! – Она обернулась к Андрею, – Я вижу, твоя жена любит пошутить. Она, наверное, задумала что-то провокационное, потому что в глубине души ни капельки не хочет тебя оставлять наедине с незнакомой женщиной и постарается, так сказать, не содействовать вашему «тихому семейному счастью».

– Ну… скорее всего! – Эндрю слишком хорошо знал Линду и тоже был уверен: она содействовать «их счастью» точно не будет.

– Так вот, на чём я остановилась? Да: покупает себе завтрак на все оставленные прежней хозяйкой деньги, впереди ещё целая неделя, а денег больше нет. Вот тогда она и должна изыскать ресурсы сама, потому, что деньги хозяйственные уже закончились и, прошу заметить, в чужой стране, без знания языка. Как это будет выглядеть? Никто не знает. Может пойти где-то подработать, может встать на базаре и продавать свои украшения, пусть хоть пробует украсть, это уже её дело, семью надо кормить.