Буковый лес - Валида Будакиду

Вот когда девчонкам раздолье! Теперь можно бегать на свободе сколько угодно. Они играют в «ловитки», «прятки», в «птичку на дереве», во всё, во всё. Распахнув руки, как крылья, бегают наперегонки прямо по устланным битым кирпичом аллеям Александровского сада. Если устанешь – ничего страшного! Можно собирать «экспонаты» для «гербария» и всё норовить общипать газон.

Кто из них много лет назад чуть не свалился в пустой фонтан, Линда с Ингой в тот праздничный вечер так и не вспомнили.

«Знакомство» оказалось очень кстати для них обеих. У Линды появилась возможность достать на свет свои работы, а Инге понравился Линдин стиль изложения. По старой дружбе Инга предложила напечатать несколько пробных опусов. Читатели мгновенно оценили оригинальный слог и весьма своеобразное мировосприятие Линды. Инга и Линда сработались мгновенно. Они то выдавали на-гора совершенно немыслимый материалец, то развлекали читателя вытаскиванием на свет засекреченных материалов, то устраивали общественные читательские скандалы.

Как то раз Инга поместила серию совершенно немыслимых статей. Они были вроде как на разную тему, но по сути сводились к «роли личности в обществе». Для Линды всегда особенно болезненным был вопрос о роли именно женщины в современном обществе. Она ясно отдавала себе отчёт в том, что обычно проблемы любого человека тянутся за ним из детства. Но, её личные, собственные проблемы были вовсе не из того детства, где она играла с Ингой, а совсем из другого – из детства, в котором приезжали из соседнего города её родители и увозили от деда домой. Она возвращалась с мамой и папой туда, где всё, абсолютно всё подчёркивало её ущербность и никчемность только из-за принадлежности к женскому полу. Даже мама её ругала очень простыми и понятными словами: «Ну как тебе не стыдно?! Ты же де-е-е-е-евочка! – И тут же указывала на брата, – А ему можно! – Меняла тон она, – Он мальчик!». Линда поняла о-о-чень давно: там, где они живут «девочка», в частности она сама, существо второго сорта, и даже не «второго», она вообще никто. Именно поэтому Линда обязана прилежанием, честным трудом и хорошим поведением заслужить хоть некоторое снисхождение общества и оправдать сам свой приход в этот мир. Привилегия любого мальчика именно в том, что он просто, просто «мальчик». Её уши нестерпимо резонировали от проклятой буквы «е-е-е-е» в слове «де-е-е-евочка» и у неё возникало непреодолимое желание съездить кому-нибудь по морде.

Повзрослев, от обиды за себя, Линда из личного интереса, чисто из любви к искусству очень тщательно изучила историю половой дискриминации, найдя её причины и истоки; выяснила пути распространения, узнала, почему эта такая, казалось бы, бредовая градация прижилась на веки вечные и будет существовать вечно, до полнейшего апокалипсиса, пока всё живое на Земле не погибнет, а через миллиарды лет, вновь рождённая цивилизация, ещё раз не укажет бабе её место за печкой.

Как выяснилось, однако, гениальную идею эксплуатации женщины для пользы «человечества» подкинул отец всех философов господин Аристотель. Аристотель очень быстренько и точно определил нишу, в которой женщине положено находится. Всё было элементарно и сводилось, как обычно, к простому меркантильному интересу, при котором из положения женщины в обществе выкачивались деньги. Как если барана заколоть, сделать ему большую дырку в сонной артерии, повесит за ногу и собирать его кровь в медный таз, заботливо подложенный ласковыми мужскими руками. Аристотель как знаменитый учёный муж и философ быстренько объяснил всему человечеству, что женщина как индивид никакой ценности для «людей» не представляет и по своей сущности есть такой же баран. Значит, если с неё иметь шерсть и в медный таз собирать жизненные соки можно очень и очень неплохо подзаработать.

Линда была очень раздосадована таким устройством мира. Она передала Инге серию ругательных статей, «разоблачающих» Аристотеля, и та не замедлила их напечатать в своей газете под рубрикой «особое мнение». Был грандиозный скандал! В редакцию бесконечным потоком шли письма. Греки обещали Линду «побить», «убить», «выгнать», это в смысле депортировать из страны за неполиткорректность. Нет грека, которого не распирает гордость за своих воинственных или мудрых пращуров, которые были Древнейшими эллинами. У современных греков в головах завязла и упрочнилась порочная связь: «Аристотель – грек – великий». Соответственно: «Я – грек», значит и «Я – великий».

Еле поутихли газетные страсти с «великими эллинами», Линда, которую так и не убили, уже снова завелась. Увидев по телевизору французских мусульманок, не желающих снимать хиджабы в общеобразовательных школах и общественных местах. Они, сидя на уроках, кутались в складки чёрных балахонов и опускали глаза. Линда тут же выслала Инге свои новаторские идеи по радикальному воспитанию «хиджабоносительниц» с предложением «сажать с ними рядом за парты папуасов, абсолютно голых, в набедренных повязках и без трусов». А что?! Надо быть толерантным ко всем! Если в хиджабах можно, потому что общество должно «уважать восточные традиции», тогда почему бы восточным леди не «уважать» традиции голых папуасских мужчин?! Там в телевизоре они бегали такие гладенькие, совершенно без одежды и в огромных, заострённых «налиличниках», слово которое сама Линда предложила в виде неологизма от греческого «лили» и по-латыни «пенис». Надо относиться ко всем одинаково, быть толерантными, так ко всем. В редакцию снова стали приходить письма, и её снова обещали «побить», «убить» и съесть, но теперь уже мусульмане Греции. Инга была в восторге – газета шла как горячие пирожки в базарный день, а Линда завоевала бешеную популярность среди читателей. Теперь её узнавали на улице, и многие перестали здороваться. Хорошо, что Эндрю не читает газет и вообще не знает, что творится в его семье.

В тот день Инга очень вовремя попросила Линду съездить вместо неё на открытие памятника, преподнесённого в подарок грекам Россией и Украиной. Линда сразу же согласилась и обрадовалась возможности отвлечься, потому что жуткая картина холодного подъезда и носилок с бездыханным Дуськиным телом пробивала в ней нервную дрожь. Несколько ночей подряд Линда ворочалась в постели, наматывая на себя ночнушку, и ни за что не могла уснуть. Предложение редактора оказалось как нельзя более кстати. Эндрю как ни странно совсем не возражал. На следующий же день после звонка, Линда, встретив в аэропорту представителей, покатила открывать памятник.

Кого на открытии только не было! Даже Дроздов – бессменный ведущий передачи в «Мире животных». Открытие памятника, ужин в ресторане, шикарный номер с видом на море. Поздно ночью Линда сидела у раскрытого окна и с удовольствием вспоминала, как Дроздов ел печённого на вертеле барашка, хотя по телевизору рассказывал, что он «вегетарианец», и ей было хорошо. Такие блага с морем, солнцем, Дроздовым и побегом из дому Линда получила от редактора в обмен на статью, которую надо было сдать уже завтра. Это было супер, супер, супер! Может Инга её отошлёт на целых три дня куда-нибудь ещё и желательно подальше, хорошо бы… А теперь, уже завтра опять всё вернётся на круги своя. На круги… на круги… на воде остались лишь круги… S. O. S… тону, наверное тону.

Если опять после стольких лет кажущейся передышки так тошно и противно, что судить Дуську? Мало ли что у человека в голове происходит. Может она этими «Морганами» в мешках для мусора старалась залатать брешь в своей жизни? И отвезли её теперь, несчастную, на «экапе» в реанимацию то ли с инсультом, то ли с инфарктом, а может она вообще отравилась. Сожрала по пьянке в уличной забегаловке не свежий закусь и отравилась. Она сама шикарно готовит, но страсть как любит посещать всякого рода общепиты, гирарни, таверны. Что с ней произошло на самом деле, пока никто не знает, но похоже что-то очень страшное. Таких огромных синих глаз без зрачков Линда не видела никогда в своей жизни.

Всё-таки многих, очень многих Греция приняла нерадушно. В больницу, куда увезли Дуську попасть совершенно невозможно. Она новая, за городом, туда надо ехать сперва на автобусе, потом на такси, потом пешком через всю территорию в регистратуру, а она в самом конце больничного комплекса. Огромные новые корпуса, кругом снуют сильно озабоченные люди, то ли ещё больные, то ли уже больные. Интересно: у кого остановились те две её знакомые из Киева, заходившие к Дуське накануне? У них в Салониках есть близкие? И как теперь этим женщинам сообщить, что с Людмилой произошло несчастье? Может они приехали отдохнуть на море, с подругой повидаться, договорились вчера о встрече, поселились в гостинице у Дуськи то и лишнего дивана нет, а оно вон как нехорошо вышло. Они будут к ней ходить, в двери стучать, а она не откроет. Они искать её будут. Как всё это нехорошо… Надо им сообщить о случившемся. Но, как? Обзванивать все гостиницы в Салониках? Тоже нереально. Вот ужас какой…