Буковый лес - Валида Будакиду

Линда никогда не видела вблизи маленьких детей. У неё не было ни подруг с детьми, ни племянников, ни крестниц, никого и поэтому её глубокие познания заканчивались на институтских «Детских болезнях», пройденных ещё на третьем курсе.

Что делать, если она заплачет? А если очень сильно заплачет? Вдруг у неё что-то болит, и она именно поэтому поводу плачет? Например, очень болит голова. Хотя чего её голове болеть? Она же не сдавливалась, меня «кесарили», то есть – родовых травм у ребёнка нет. Так значит болит вовсе не голова?! А что тогда?! Ах! Ещё хуже! Она может заплакать, потому что… потому, что хочет гулять! А как туда идти, на улице ведь ночь?! Нет… зачем ей гулять?!.. Она же совсем маленькая… Может, ей нужна пустышка? Скорее всего так. Но, как Сашка будет её сосать, у неё же рот маленький, туда и мизинец не влезет, а пустышка большая! А зачем ребёнку совать в рот мизинец?! Ужас! Ужас!.. Господи, как страшно! Какие жуткие мысли лезут в голову, жуткие вопросы, дебильные ответы… Боже… иже еси на небеси… Господи… как страшно… Господи!..

– Линда прикрыв глаза, как попрошайка на паперти бормотала молитвы. Вдруг её как по темени стукнуло: «Боже! За кого я молюсь?! Она же не крещённая!»

– Андрюша! Андрей! – Линда одним прыжком добирается до его рукава, – Алечке плохо, она собирается заплакать, потому, что заболела. Её надо… её надо срочно покрестить!

– Её надо срочно переодеть. Написала она, вот и кряхтит, – Андрей как то очень ловко стаскивает с Сашки ползунки и расстегивает подгузник.

– Боже, какой ты умный! – Линда уже не может сдержаться и рыдает в голос, – Как замечательно, что ты со мной рядом… что ты такой… такой… – спазмы в горле не дают выговорить ни слова, только хрип вырывается из груди.

– Что-о-о с тобой? – Эндрю смотрит на неё с усмешкой, – Я не понял кто у нас профессор, доктор медицинских наук и просто человек с высшим образованием?! Ты что детей никогда не видела новорождённых?! Ну-у-у. Это балл не в твою пользу.

– Ой… не надо бал-лов… – всхлипывает Линда, – ты… ты только помоги… ты только помоги… не бросай меня с ней одну!..

– Что значит «бросай»?! Когда надо будет, тогда и «брошу». В конце концов – ты её родила, ты её мать вот и учись смотреть за детьми. Что ты думаешь – я всегда буду ей менять подгузники?! Ошибаешься, моя дорогая. Ты обязана и кормить её, и купать и переодевать. А кто, по-твоему, это должен делать? Ладно, сиди сегодня в своём углу, а завтра давай за работу. Ишь, как тебя развезло.

Линда была благодарна, безумно благодарна судьбе за всё, что с ней происходит. Только вот она немного привыкнет, страхи пройдут, и всё тело будет болеть немного поменьше. А то после той дырки в позвоночнике, куда ей вкололи обезболивающее, как это называлось? Вот: передуральная анестезия, то есть – между позвонками под твёрдую оболочку спинного мозга вкалывают лекарство, чтоб обезболить и обездвижить нижнюю часть туловища. Так вот после той дырки и того лекарства болит каждая точечка тела, всё мясо, все кости. В больнице через несколько часов после операции она хотела дотянуться до звонка, чтоб вызвать «стюардессу» с анальгетиком в пластмассовом шприце. Боли были такими сильными – пока Линда подняла руку, пока повернула правую ногу, согнула в колене левую, подтянулась – на вызов ушло полчаса. Наконец «стюардесса» с готовым шприцем, вся в белом потнике подошла к кровати, и «живая вода», из подключичного катетер медленно растеклась по сосудам.

В первый день Эндрю пожалел её и не стал будить, когда Линда, вволю наплакавшись и совсем обессилив, так и уснула, сидя на полу.

Ночью ей снился сон.

Голодные котята просят есть, мяукают, медленно обхаживают её и кончиками хвостов щекотят Линде голую ногу. Котята смешные и пушистые. Они маленькие, но орут как большие зрелые коты с опухшими от весеннего томления яйцами. Ничего себе голосочки!

– Линда! Ну Линда сказал! Сколько можно?! Ты уже мать, дорогая моя, у тебя появились кое-какие обязанности, – Эндрю, согнувшись в поясе, тряс её за плечо, – Да проснись же ты, горе-мамаша, не слышишь – ребёнок плачет. Обязательно она охрипнуть должна?! Мне бы стыдно было! Вставай, сказал! Она, наверное, есть хочет. Или обкакалась. Где там эти соски, что тебе в больнице дарили? Давай, вставай, кипяти. Ты вообще помнишь – как надо эту смесь разводить?! А то ещё сделаешь не так. Надо чтоб была определённая пропорция. Читай, там на банке для таких как ты всё написано. Вон, видишь таблица.

«Таблица, таблица… – Линда вообще не понимала о чём разговор, – зачем котят кормить по таблице? Почему молочной смесью из банки? Кто вообще в дом принёс котят?! Ах! Каких „котят“?! Это не котята! Это наша доченька Сашенька! Моя любимая роднулечка! Любимая и самая на свете долгожданная! Голодная и плачет. Дитё плачет, хочет есть, а я вообще забыла, что она существует!»

– Я… я сейчас! – Линда рванулась с пола изо всех сил, но острая боль пронзила всё её существо. Место вкола иглы анестезиолога в позвоночник горело нестерпимым огнём, ноги не слушались. «Вставай, вставай, и даже виду не подавай, что тебе больно, а уж тем более, что про ребёнка забыла. Молока после „кесарево“ нет, ровно, как и совести. Думать надо было, когда выходила замуж за молодого принца. Надо всё делать быстро, чтоб Эндрю не завёл снова свои шуточки про возраст».

Готовой кипячённой воды в чайнике не было. В термосе тоже. Алька, совершенно обидевшись, уже рыдала в голос.

– Андрей! – Позвала она из кухни, – Ты покачай её, пожалуйста, на руках, пусть немного успокоиться. А то пока вода вскипит, да пока я её остужу, измучается ребёнок.

– Да ты что?! – Эндрю был абсолютно трезв и разумен, как всегда, – То есть – ты будешь спать, она орать, а я брать на руки и потакать её капризам?! Ты сама не читала – когда ребёнок плачет его нельзя баловать и обнимать, потому что именно так и возникает порочная связь – «я ору, вы меня ласкаете, значит когда я хочу чего-то добиться, буду всегда орать!» Как то так. Или я не прав?

Прав, прав, ну, конечно, прав, только сейчас, ну сегодня возьми её на руки! Ей всего пять дней и пять ночей. Ну, пусть она хоть не захлёбывается и на секундочку замолчит. Я больше так не буду. Я буду сразу просыпаться. Нет, не сразу, а даже раньше её. Когда она только зашевелится, у меня в руках всегда будет уже готовая соска.

Линда пролила кипяток мимо бутылки. Руки тряслись, спина болела нестерпимо…

Но, воды кипячённой осталось ещё много.

Вот оно и всё – Линда сидит в кресле. Алька от счастья аж захлёбывается и чавкает как ненормальная… Слава Богу! Кошмар с ночным кормлением закончился.

То ли от радости, то ли от молочного тепла Алькины глаза закатились. Она лениво поворачивала язычком, но соску пока не отпускала. Видно тогда сильно испугалась и думала, что кормить её не будут.

Ну, вот и всё. Две дырочки снова засопели как маленькие паровозные топки. Ручки упали вдоль тела… Кайф… Много ли человеку надо…

Линда встала и, прижимая Альку к груди, подошла к её кроватке. Медленно, медленно и очень осторожно стала класть её на простыню с тремя поросятами. Алькин ротик то ли улыбался во сне, то ли строил маме рожи.

– Анрюш, глянь, как она спит, смешная такая.

– Да, сейчас тебе смешно. Только я тебя предупреждаю – если такое как сегодня ещё раз повторится, мы с тобой сильно поссоримся. Ты же знаешь – если я не заснул в одиннадцать часов, то у меня потом начинаются «беспокойные ноги» и я вообще не засну. А ночью меня разбудить, ну это уже всё, тогда вообще до утра. Я буду мучиться и крутится всю ночь как пропеллер. Что я тебе рассказываю? Сама знаешь. Так что готовь всё заранее и будь внимательней. Всё? Спим? – Он отодвинулся к стенке, чтоб Линда могла прилечь поближе к краю кровати.

Она ещё раз взглянула на успокоенную Сашеньку и тихо, на цыпочках направилась к выключателю.

– Да, кстати, – Эндрю пока не заснул, – ты постарайся, когда будешь вставать свет не включать, сильно в глаза бьёт.

– Хорошо, постараюсь.

Ой, ты сам ещё пока ребёнок, а уже папкой стал! Спи, спи! Конечно, постараюсь не включать.

Но это оказалось только началом. Как только Линда натянула на себя одеяло, Сашка сперва тихо, а потом всё громче начала плакать. Боясь, что Эндрю рассердится на то, что она потакает капризам пятидневной дочери, Линда сперва постаралась убаюкать её прямо в кроватке. Но Сашка уже орала как сирена. Пришлось взять её на руки. Вот тут-то и понеслось! Чем сильнее прижимала её к груди Линда, чтоб не разбудить Андрюшку, тем больше и сильнее Сашка пукала. Она пукала с таким остервенением, что Линда испугалась: не повредилось ли в ней что-нибудь от этой молочной смеси? Но, нет, оказывается, не повредилось. Через полчаса Сашка полностью отстрелявшись, прикрутила тяжёлую артиллерию и… тут Линда заметила, что подгузник снова полный.

На этот раз Александра даже не проснулась. Линда поднимала ей попу, чтоб просунуть под неё новую промокашку, а Сашка во сне улыбалась и беспорядочно молотила себя по лицу холщовыми варежками.