Буковый лес - Валида Будакиду

«Видно они проходят какой-то очень строгий инструктаж, как себя вести при встрече участника реалити. Чтоб этот участник не попадал ни под чьё влияние и вёл себя абсолютно „чисто“, то есть прислушивался исключительно к собственным ощущениям и мыслям, и чтоб не смог из, случайно брошенных, фраз сделать хоть какие-то выводы». Одним словом – всё для «чистоты эксперимента». Ну, ладно… делайте вид, что спите… Хотя я уверена – вы совсем не спите, вы абсолютно все наблюдаете за мной. Ребята в вашем возрасте весьма любопытны и любознательны. Тем более «киношники». Хорошо! Я подыграю вам. Чтоб получилось хорошее кино я буду вам подыгрывать всё время съёмок.

– А можно я спрошу? – Через полчаса полнейшего безмолвия Линда не выдерживает, – Вы сказали, что видели меня в «одноклассниках», так? А какие фотки вы смотрели? Вы были на моей страничке?

Киношники переглянулись. Это потом Линда догадалась, что так они без слов выбирают, кто будет отвечать и в каких объёмах. По типу: «Против вас играет Маша из села Жёлтыесосиски. Уважаемые знатоки, внимание вопрос!»

– Мы были не только на твоей страничке, – отвечает стройный женский силуэт с прямыми китайского шёлка прядями, – и на страницах твоих друзей были. Нам, например, очень понравилось, как ты написала комментарии к статусу подруги. У неё статус звучал так: «Думай о том, что может сделать тебя счастливым. Делай то, что тебе нравится. Будь с людьми, с которыми тебе хорошо. Иди только туда, где тебя ждут». А ты что сказала? «Я и так счастлива! Буду делать то, что мне отвратительно и когда преуспею, достигну высшего мастерства, тогда это дело само начнёт мне нравится и доставлять удовольствие. Присмотрюсь к людям, которые мне неприятны и попытаюсь понять почему. Пойду туда, где меня никто не ждёт, открою ногой дверь и обрызгаю всех шампанским из бутылки!». Такие комментарии нам приходится читать не часто. Ставят «класс», соглашаются, или наоборот употребляют ненормативную лексику. А чтоб вот так красиво и обстоятельно, одним словом – интересная жизненная позиция.

– Да-а? – Линда была ошарашена их осведомлённостью. Если бы это был тридцать седьмой год прошлого столетия, она бы решила, что её везут на Лубянку, или как там у них в Киеве называлось такое же место? А, в двадцать первом веке… не, на Лубянку сейчас – это навряд ли. Нехило, однако, ман мусс има фит зайн! (Надо всё время находиться в форме (искажённый немецкий). Сейчас лучше прикинуться полной дурой, если получится, конечно.

– Так это ж не я писала! Аха-ха! Это с моей странички заходил Андрюшкин друг!

«Кажется не прошло. Они переглянулись, они явно в курсе, что в Греции Эндрю друзей себе так и не нажил. Раз они смотрели мою страничку, значит заходили и к нему. Грубо, грубо работаешь, дорогая!»

– Долго нам ещё ехать? Писать хочется! – Ещё одна попытка европейской бесшабашности.

В салоне зашевелились. Линда поняла – Слова услышаны, киношники вовсе не спят, на этот раз получилось.

– Уже скоро. Кстати – у вас с собой что есть: планшет, ноутбук, мобильный телефон?

– Телефон…

– Сдайте его, пожалуйста, мне, вас, я думаю, предупредили, что на всё время съёмок связь с домом запрещена?

– Предупредили… – Линда роется во внутренних карманах. Старенькая «Нокиа» чудесным образом перекочевывает в чужую сумку.

Линда подумала, что пора бы начать отличать молодых людей, а то она задаёт вопросы, кто-то что-то ей отвечает, а кто – не ясно, и если в них не разобраться, получается, они все вместе, а она одна. Собственно так оно и есть – они все вместе, а она одна. Кто они, собственно, такие? Она их вообще не знает. Мы вместе едем, едем, а куда? Может круги даём? Или докатили до каких-нибудь «Козьих дышл» за двести километров от Борисполя? Вот она дура! Даже не удосужилась посмотреть в интернете, есть ли вообще в Украине телевизионный канал с таким названием. Вдруг нет?! Мчат они на своей «газели» по тёмным улицам с одноэтажными домами. Если в подвале одного из каменных коттеджей оборудована подпольная операционная, сдадут её эти архаровцы на органы и, полетит она в своё последнее путешествие, хорошим доктором аккуратно нарезанная на части, аж до самого города Израиля по дорогой санавиации с красным крестом на боку, на радость богатым израилитянским клиентам. Органы у неё хорошие, большие, здоровые, одни лёгкие чего стоят – упругие, розовые, лёгкие человека, давно бросившего курить.

– А у меня в печени живёт старый толстый эхинококк! – От страха чуть не доложилась Линда, чтоб «телевизионщики» поняли – её органы на самом деле не так безупречны, как кажется на первый взгляд, но не успела.

Машина мягко съехала на обочину.

– Всё, приехали, – тот же голос с шёлковыми волосами, рассказавший про страничку в «одноклассниках» возвестил об окончании путешествия.

И куда теперь идти?!

Линда прижимала к себе чемодан и совершенно не собиралась высовываться из, предусмотрительно приоткрытой для неё, створки «газели».

Что это за темень такая?! Маленькие, скособоченные халупки, покосившиеся фонарные столбы без фонарей. Или они в темноте такие? Совершенно жуткая деревянная елда посреди улицы, похожая на её кухонный стояк водяного отопления с родной надписью «МОМЕНТО МОРЕ» красным лаком для ногтей, и там от неё провода идут влево и вправо. Тусклые, еле живые лампочки роняют мерцающий свет на мостовую. Они шутят?! Это жуткая, незнакомая деревня! Здесь даже асфальта нет, вон в свете фар камни торчат. «Дом, дерево, фонарь, аптека… Нифига се!!! Вот это я вляпалась, вот он – обещанный мне Киев! Да, такого „Киева“ она в своё время насмотрелась в детстве выше крыши, только тогда этот „Киев“ назывался „Третьим посёлком Мариинского канала“ и жили в нём одни уголовники». Да не пойдёт она на хрен никуда! Зря только в красивые штаны в аэропортовском туалете переодевалась.

– Ты пока сиди тут, – голос, читающий «одноклассников» угадал её мысли, – мы сейчас проверим, всё ли готово к твоему приходу, и вернёмся за тобой.

Чёрт бы их подрал! Ё-ё-ё… Теперь они все, все до единого вылезли из машины и пропали в темноте, тут в двух шагах ничего не видно. Даже водитель ушёл в ночь, и огонёк его сигареты затерялся во мгле.

Линда с чувством и грохотом демонстративно захлопнула двери «газели».

«Ладно! Ладно! Я пойду в этот дом, – думала она, – потому, что хочу ещё хоть раз увидеть следы цивилизации. Пусть в там доме живут укушенные, заразные, или чупакабры нетрадиционной ориентации – мне всё равно, потому что они – живые и реальные.».

Когда через полчаса съёмочная группа почти неслышно вернулась, Линда в полуобморочном состоянии практически выпала из машины им на руки.

– Ну вот, теперь это твой дом! – Китайский шёлк произнёс фразу с ударением на слово «это», указав в сторону невысокой постройки с обитой дерматином, утеплённой дверью и фруктовым садом вокруг что ли? В темноте не разобрать… – Входи, располагайся, и начинай читать статут.

Точно! Тут же ещё и грёбанный «статут» которому надо подчиняться, я про него совершенно забыла. «Статут»… А, в мои намерения входило распаковка вещей, переодевание, прохладный душ, и пожевать чего-нибудь вкусненькое в конце концов. Кажется, мои планы в их планы не входят. И где этот… как его – отец семейства с младенцами?! Неужели он чуть попозже эффектно выедет как рояль из кустов, на трёх кривых ножках, и на каждой ножке будет висеть по младенцу?

Что-то мне надоело уже всё это. Надоело ехать, надоело быть «Клеопатрой» в их недоиллюминированном «Риме», надоели тайны, надоело телевидение. Хочу в свой дом, к своим Сашке, к Андрюше хочу. Что они сейчас делают? Может уже скучают по мне? Там, поди их новая «мамка» тоже с составленным для неё «статутом» знакомится. Сашеньке надо волосы длинные на ночь расчесать, в косички заплести, потом ни за что не прочешешь, забудут небось. Сто процентов забудут.

– Вот сюда проходи. Это такая вот кухня.

Наконец Линде удалось рассмотреть хозяйку голоса за софитами, которые уже выжгли ей всю глазную сетчатку.

Они полностью гармонировали друг с другом – хозяйка и её голос.

Её звали Иннеса. Инна. Кто её так назвал? Её надо было назвать «Биологическое Оружие Украины». У неё не было недостатков вообще. Не как у Оксаны, которая приезжала, а вообще в полном смысле этого слова. Как у Цельсия был нуль, а у Кельвина «абсолютный нуль» то есть – 273. Вот Инка была по Кельвину: точённая фигура, богатый прикид, явно из бутика и потрясающие глаза. Вот именно глаза и портили всё! Слишком синие, слишком умные, слишком проницательные и слишком пытливые. У таких идеальных женщин не может быть таких глаз. Такие глаза должны быть у Рихардов Зорге, у Штирлицев, но им можно, они – мужчины.

Снова уловив Линдино настроение, Иннеса произнесла своим мягким, с металлическими несущими голосом:

– Режиссёр у нас Таня. Вот она, в полосатой кофте. Паша-продюсер. Паша! Да покажись ты! Вон он, стоит за второй камерой. Вторая камера-Андрей. Он снимает весь крупный план. Первая-Серёжа, снимает дальний и «перебивочки». Юля-стажёр, ассистент режиссёра, я-помощник режиссёра.