Операция "Изольда" - Александр Лидин

— Только я домой вернулся, как, слышу, едут. Мотор захлебывается. Остановились у меня. Двое до избы поднялись, а третий дальше покатил. Но фрицы-то не сразу в избу зашли. Залегли поначалу у околицы. Словно засаду на кого устроить хотели. Ну, я тоже решил поглядеть, что к чему. За околицей устроился. Сижу, косу точу. У Верхнего ручья трава уже неделю покоса ждет, да тут с этой войной все руки не доходят… Так вот, сижу, смотрю, кто-то по дороге идет. Ан, Николка! Нашелся, пес шелудивый. Идет-бредет. Только если раньше у него походка кривой была, то теперь и вовсе чудной стала. Ну, а мне-то шо? Мне до того, что его бабы не любят, дела нет… И все же, немцы-то его на мушки и давай палить в него… Только гильзы во все стороны летят. Ну думаю, чем парень-то убогий им насолил. Встал я было, хотел с гадами поговорить по-свойски. Нельзя ж убогих-то обижать, Бог-батюшка в небе все видит. Он же такого не простит. В общем, встал я, диву даюсь. Немцы-то палят, а Николке хоть бы хны. То ли немцы попасть в него не могут, то ли чудо какое-то приключилось. Встал я, значит, но косу оставлять не стал, решил поближе подойти, авось, разгляжу, что к чему. А к тому времени солнце уж село, но было еще светло. В общем, разглядел я Николку, — тут старик печально вздохнул и снова затянулся.

— Нет, Николка это был точно… а может, и не Николка, лишь похож. Только где ты второго такого убогого во всем районе сыщешь. Один он у нас такой, пыльным мешком пришибленный. Однако глаза у него странными стали. Зеленые, как у хищника. Огнем горят, сверкают. Ну, думаю, сам черт в парня вселился, не иначе. Вижу, пули-то в него попадают. Только ему пофиг. Пуля ударит, он чуть качнется и все. Так вот и идет, и идет. А потом встал, взвыл по-звериному, руки вперед выставил, будто схватить меня аль немцев хотел. Ну, я поближе, значит, подошел, а от Николки запах, будто он с рождения не мылся. А может, в чан с дерьмом угодил… Не знаю. В общем, я косою вжих… Руки-то ему и срубил, только не помогло это. Срубил я руки почти по локоть, они на землю упали, а крови-то нет. Тут, смотрю, руки эти, словно сколопендры какие, на пальцы встали и ну, к хозяину бежать. Тут и меня проняло. Я косой-то еще разок взмахнул и голову снес. Только тогда ирод упал, и затих вроде. Хотя кто ее знает, нечисть эту. Может, и не затих. Но мы с немчурой ждать не стали. В дом подались, стали окна и двери заколачивать. Едва успели, потому как нечисть полезла, вокруг дома ходила всю ночь, завывала. Солдаты ваши в нее все патроны расстреляли, а все без толку. Даже если в голову попадешь — все одно, словно и не попали вовсе… Всю ночь твари вокруг дома ходили, скреблись. Только дом этот старый, крепкий… Ну, а солдатиков я приютил, все ж люди, хоть и немчура поганая…

— Ты, Ерофеич, язык попридержи, — посоветовал Василий, ему все эти замечания насчет немцев уже поперек горла были. — Я, дед, свой, а при других так о них не говорил бы ты. Они церемониться не будут, им что есть человек, что нет. Наши жизни они ни во что не ценят.

— А ты ценишь?

— О чем разговор?

Василий и старик разом повернулись к двери. На пороге горницы стоял барон.

— Да так… — неопределенно протянул Василий. Конечно, он понимал, что Григорий Арсеньевич свой, и то, что он фашистов ненавидит, Василий тоже знал, но форма унтерштурмфюрера все же смущала.

— Как там у вас?

— Выставил периметр. Пока никаких следов нечисти. Ты лучше расскажи, о чем вы тут битый час беседуете.

Василий кивнул и кратко пересказал барону суть рассказа старика.

— …А солдаты, что они говорят?

— Да у них полные штаны. От них я толком ничего не добился. Сказали, что повезли их куда-то, вылезли они из грузовика. А тут эти твари. Стреляли, стреляли, все без толку. На их глазах их товарищей разорвали на части. Побежали они. Чтобы за трусость под трибунал не попасть, тут остались, а третьего, по жребию, в Ельск за подкреплением отправили.

— В общем, все сходится, — протянул Василий.

— Сходится-то сходится… — протянул барон, потом повернулся к старику: — Сколько человек в деревне было?

Старик задумался, потом стал мысленно что-то подсчитывать, загибая пальцы, и бормоча себе под нос.

— Ну, с полсотни будет… это если пацанов считать.

— А их нужно считать? — настоятельно спросил Григорий Арсеньевич.

— Не знаю… — покачал головой старик. — Не знаю… Может, кто в деревне и спрятался по подвалам. Твари-то это не то чтобы прыткие или ловкие… Настойчивы больно, это да. А бабы у нас хитрые, могли и попрятаться.

Неожиданно где-то неподалеку грохнул выстрел, потом еще один.

— О! — воспрял дед. — Это вам не винтовка, из дробовика бьют. Значит, в деревне еще есть живые.

— Это хорошо… — протянул Григорий Арсеньевич, а потом снова повернулся к Ерофеичу. — Мы сейчас пойдем, дед, попробуем с этой напастью разобраться. А ты сиди тут, да двери хорошенько закрой. И не бойся.

— А вы сможете с этим управиться?

— Постараемся, — пообещал Григорий Арсеньевич и вышел в сени.

Василий последовал за ним.

— Ну что, если учесть еще отряд жандармерии, то мертвяков этих там пруд пруди.

— Большая охота?

Унтерштурмфюрер оценивающе посмотрел на своего ученика.

— И?

— Патронов заговоренных может не хватить, к тому же у наших солдат пули обычные.

— Ты не забывай об огнеметах и штыках. Как там говорится: «Пуля — дура, штык — молодец».

Василий вздохнул. В своих силах он был уверен, а что касается эсэсовцев… Ну, чем больше их погибнет, тем ближе будет победа.

— Предупреждать будем?

— Я уже сказал им, все что нужно, кроме того, они получили особые инструкции от штурмбанфюрера Хирта, и, скорее, станут выполнять его рекомендации, а не мои.

Они вышли из дома. Был почти полдень, и отсюда, с вершины холма, открывался отличный вид на деревню, вытянувшуюся вдоль дороги. В центре деревни находилась большая площадь. Оттуда, перпендикулярно той дороге, по которой приехали Фредерикс и Василий, протянулась еще одна дорога, упиравшаяся в группу каменных домов, обнесенных высоким забором. Между ними и холмом лежала равнина, где стояло несколько деревянных домиков, а рядом с ними трактор.

Григорий Арсеньевич еще раз внимательно оглядел местность. Потом указал на домики в поле.

— Возьмешь трех солдат, проверишь те хибары. Может, кто из тварей там затаился. Всех уничтожишь. Потом отходи к деревне, а мы пока поедем к сельсовету, посмотрим, кто стрелял, да и пустые дома проверим. Не хотелось бы оставлять тварей у себя в тылу.

— А дальше деревни они расползтись не могли?

— Не знаю, посмотрим, — неопределенно ответил Григорий Арсеньевич, хотя у Василия возникло ощущение, что тот чего-то недоговаривает. Однако он отлично знал, если батька Григорий чего-то говорить не хочет, на это есть веская причина.