Утверждение правды - Надежда Попова

— Итак, — осторожно констатировала та, — судя по всему, меня ожидает очередное дело. И, похоже, сложное?

— Причем весьма, госпожа фон Рихтхофен.

— Я видела Великого Магистра уезжающим; не в нем ли дело?

— О нет, как раз здесь все прошло гладко, я даже, признаюсь, не ожидал столь простого разрешения. Он согласился на все. Почти без дискуссий. Однако событие, из-за которого я хотел бы задержать вас в Карлштейне, связано с делом, и очень тесно… Карта, — понизив голос еще больше, пояснил Рудольф. — Оригинал карты Винланда, хранящийся у меня.

— Неужто похищен? — тоже внезапно заговорив тише, переспросила Адельхайда, и он нервно дернул плечом:

— Вы почти попали в точку. Карта была бы похищена, если бы я не сохранял ее в месте, неведомом никому, кроме меня самого; о том, где она, я не говорил ни одной живой душе — в полном соответствии с вашими воззрениями, даже вам.

— И не говорите, — согласилась Адельхайда. — Впредь тоже. Итак, была попытка похищения. Кто совершил ее?

— А вот этого я не знаю, — хмуро отозвался Император. — Кто-то вошел в замок, как вы в архиепископское имение, — так, что никто его не видел, не слышал, не заметил. Кто-то прошел мимо стражи по коридорам. Кто-то перерыл сокровищницу, ничего не взяв.

— Здесь, в Большой башне? — недоверчиво уточнила она. — Вскрыв четыре железные двери с мудреными замками? Напрасно вы сравнили это деяние с моим походом в замок фон Нассау. Такое, думаю, не под силу даже мне… Неужели стража не заметила совсем ничего?

— Те, кто выжил, — нет. А у тех двоих, что остались лежать заколотыми, спросить теперь уже не сложится. Я не обучался у конгрегатских наставников ведению дознаний, однако ведь я не мальчик и убитых видел много, по-всякому принявших смерть, посему могу вам сказать точно, госпожа фон Рихтхофен: тот, кто убивал их, стоял рядом, и они не оборонялись. Вывод относительно всего сказанного я тоже могу сделать сам: действовал кто-то свой. Кто-то, кого они знали. Кому верили. Или…

— Да, Ваше Величество? — поторопила она осторожно, когда Рудольф запнулся, и он договорил не слишком уверенно:

— Или были задействованы для проникновения люди, способные отвести глаза. В дословном смысле. В том самом, какой подразумевают наши конгрегатские друзья. Стража императорского замка, госпожа фон Рихтхофен, — это не городская солдатня, и я просто не могу себе представить, чтобы сколь угодно тренированный шпион мог вот так просто пройти по коридорам мимо них. Разумеется, они не стоят на каждом повороте, однако ведь Большая башня — это не пустынный лес, и попасть к сокровищнице, обойдя охрану, просто невозможно. Физически невозможно.

— Боюсь, я соглашусь с вами, — задумчиво вымолвила Адельхайда. — Вам не приходило в голову попросить у Конгрегации помощи? Ведь это по их части.

— Нет, — довольно резко отозвался он. — Это исключено.

— И тому есть причины, как я понимаю?

— Что-то в этом роде. При нашей недавней беседе с кардиналом мы с ним… — Рудольф замялся снова, подбирая слова, и не сразу докончил: — слегка повздорили. Я не сдержался и высказал многое из того, что накипело. В частности, обвинил Конгрегацию в попытке сделать из меня безвольную марионетку.

— О.

— Да, — скривился он. — Именно. Предполагаю — оригинал, а не копию карты конгрегаты отдали мне именно для того, чтобы показать, что доверяют мне и ставят все-таки чуть выше куклы. И, быть может, проверки ради. И что же теперь выходит? Выходит, что я не способен самостоятельно справиться с такой задачей, как сохранение в неприкосновенности клочка пергамента. Что при малейшем затруднении побегу к ним с просьбами о помощи. Кроме того, история вдвойне щекотливая: я могу оказаться в положении не слишком приятном, если выяснится, что малефики здесь ни при чем. Поднять шум, жалуясь на происки колдунов и ведьм, а в результате узнать, что все просто и примитивно — измена близких, и ничего более… Еще не позор, но точно унижение. А в глазах конгрегатов — так еще и слабость.

— Понимаю, — согласилась Адельхайда со вздохом. — Но если здесь замешано нечто сверхобычное… Я не склонна недооценивать себя, однако и переоценка своих сил также может выйти боком; и я не уверена, что сумею одна противостоять таким людям.

— Если выяснится достоверно, что мы имеем дело с ними — я обращусь в Инквизицию, для того они, вы правы, и существуют на свете, — кивнул Рудольф. — Но я должен точно знать, что не окажусь в положении мальчика, кричащего о волке. Понимаю, что на сей раз я прошу вас ввязаться в предприятие, опасное для жизни, но более мне довериться некому.

— А наследника доверили, — снова упрекнула она и, не дав ему возмутиться, кивнула: — Хорошо, Ваше Величество. Я останусь в Карлштейне и постараюсь разобраться с этой проблемой. Если это предательство простого смертного, я найду его вам…

— …и наши внутренние проблемы мы разрешим спокойно и без лишнего шума. Думаю, в этом случае Конгрегации знать о происшествии будет вовсе ни к чему.

Глава 3

Сентябрь 1397 года, Германия

Альфред Хауэр встретил их во внешнем дворе, у самых ворот. Такого прежде не бывало; прежде Курт, прибывая в учебку, миновал пустое пространство меж наружной и внутренней стеной под взором привратного стража и лишь там, за вторыми воротами, старший инструктор выходил к нему с видом совершаемого им великого одолжения. Сегодня же Хауэр вышел навстречу с нетерпением, которое даже не тщился скрывать, и уточнил, пытаясь увидеть ответ в лицах заранее:

— Как он?

— Плохо, — коротко отозвался Бруно.

Наверное, редко случались в лекарской практике ситуации, когда откликом на такие слова был облегченный вздох; быть может, за исключением обстоятельств, при коих вопрошающий являлся единственным наследником состоятельного родича. При всей парадоксальности подобной реакции, в настоящем случае все же была вполне понятная логика: человек, который может еще иметь хоть какое-то самочувствие, вполне определенно жив.

— Ясно, — кивнул Хауэр и встряхнулся, словно оказавшийся под внезапным дождем пес, кивком призвав идти за собою. — Теперь к делу.

Этого тоже не случалось до сего дня. Старший инструктор конвоировал Курта в выделенную ему комнату на втором этаже каменного строения лишь в его первое появление в тренировочном лагере. Впоследствии после краткого приветствия раздавалось столь же краткое напутствие — как правило, нехитрое «пошел», сопровождаемое тычком в спину, — и Курт направлялся в уже привычное обиталище один. Об этом не говорилось явно, но de facto это было жестом крайнего доверия: кому попало разгуливать по корпусу бывшего монастыря не дозволялось. Майстер инквизитор, надо сказать, доверием не злоупотреблял, в попадающиеся на пути лестничные извивы не сворачивал и в темные недра сторонних коридоров не заглядывал. Наверняка вздумай он напрямую попросить, Хауэр дозволил бы ему и это, однако основательных причин к тому пока не возникало, а любопытство, как и многие человеческие чувства, уже через сутки пребывания в этих стенах улетучивалось без остатка.