Зверь-из-Ущелья (СИ) - Марей Соня

– Раз уж взялся, то прерываться не стану. Начну с самого начала… – сцепив руки на коленях в замок, я запрокинул голову. – Ты что-нибудь знаешь о войнах?

– Моего дома она не касалась. Мы живём замкнуто, но я читала о войнах в книгах.

– Тогда вряд ли ты слышала о войне с фризами. Она началась восемь лет назад и длилась два года. Мне было столько же, сколько тебе сейчас, когда я туда отправился, – говорю, а перед глазами встают картины из прошлого. Яркие и объёмные, будто я до сих пор там – застрял, как паук в янтаре. – Фризия – это маленькое южное королевство на границе с нами. Я сражался во славу Арнерии, короля и лорда Брейгара, был одним из самых верных его мечей, не понимая тогда, что фризы ничем от нас не отличаются. В их глазах мы были таким же злом. Просто власть имущие что-то не поделили, а нас стравили, как собак. Для таких же юнцов, как я, это был шанс снискать славу за воинские подвиги и признание, кто-то хотел обогатиться, кого-то гнал на войну долг.

Рамона уселась, подтянув колени к груди и не отрывая взгляда от трескучего пламени. Интересно, какими глазами она теперь на меня будет смотреть? Поймёт, наконец, кто я такой?

– Мы прошли огнём и мечом по их землям, пока фризы не начали сдаваться. Они складывали оружие, склонялись перед нами, как перед победителями, а мы были вольны карать и миловать по праву сильнейших. Под страхом смерти я запретил своему отряду мародёрствовать, – говорить дальше было всё тяжелей, но я чувствовал, что должен выпустить этот гнойник. – Пятеро ослушались моего приказа, считая, что война всё спишет, что всё сойдёт с рук, а их преступления и лишняя, ничем не обоснованная жестокость, останутся безнаказанными.

Жрица молчала, и я слышал незаданные вопросы. Огонь полыхнул особенно сильно, окрасив её волосы в цвет потемневшей меди.

– Они поджигали дома «фризских свиней». Грабили, насиловали женщин…

Одной было двенадцать. Двое были беременны и умерли от потери крови, когда «добрые» арнерианцы вскрыли их животы. До сих пор задаюсь вопросом – зачем? Что ими двигало – жестокое тёмное любопытство или желание запугать проигравших, показать свою силу и вседозволенность?

– Убивали стариков…

Одного прибили за руки и за ноги на воротах деревни, повесив на грудь табличку с надписью «предатель».

– И что ты сделал, Ренн?

– Я казнил их. Всех пятерых. Они были моими товарищами, воевали бок о бок, пили вино и делили хлеб у костра. У них остались жёны и дети…

Им я сказал, что те погибли, сражаясь. Правда бы их раздавила.

– У тебя не было выбора, – произнесла Рамона, старательно пряча дрожь в голосе, но пальцы до побеления вцепились в ткань платья.

– Выбор есть всегда, – отрезал я. – Только нет истинно верного, всё измеряется последствиями. Если бы я их пощадил, моё слово ничего бы не стоило, – я зачерпнул горсть пыльной земли и просеял её сквозь пальцы. – Пыль, да и только.

До сих пор в ушах стоят мольбы о пощаде. Семь лет прошло, а я помню каждое слово и выражения их лиц. Их липкий страх, въевшийся в кожу.

– Меня стали бояться. Не только чужие, но и свои. Кто-то назвал меня зверем, а остальные подхватили.

– Но это не честно! – янтарные глаза вспыхнули, и Рамона повернулась ко мне. – Настоящими зверьми были они, а не ты!

– Остальные считали, что я должен был их помиловать. Закрыть глаза. Сделать вид, что слеп и глух, а тех мерзких злодеяний не было, – я скривился. – Они считали, что каждая фризская женщина теперь принадлежит им, что бедняки должны отдать им последний кусок хлеба, что должны плясать перед ними и целовать ноги. Но я был не только командиром, но и сыном лорда, пусть и внебрачным. Моим пришлось смириться, потому что они уже знали, что последует за ослушанием.

Жрица коснулась пальцами висков, будто у неё разболелась голова. Зажмурилась.

– Тот разбойник… ты называл его Крисом. А он тебя – другом. Ты знал его?

Я горько усмехнулся. Я ждал этого вопроса.

– Его звали Крис Босая Пятка. Своё прозвище он получил из-за того, что всё время ходил в рваной обуви, – воспоминания нахлынули волной, утягивая в холодное бурлящее море. – Я знал его с детства, мы познакомились в Лестре, в одной из уличных драк. Мальчишкой я любил шататься по городу, то и дело влипая в неприятности. Мы подрались из-за какой-то ерунды… Он счёл меня сыном богатея, которого надо во что бы то ни стало проучить, но я сам навалял ему по первое число. Так и подружились, – я подбросил в костёр ещё дров и нарезал вяленое мясо на полоски. Одну протянул Рамоне.

– Мы вместе ушли на войну, он воевал в моём отряде. Во Фризии он попал в плен, и, когда мы подошли к форту, где держали Кристейна, фризы подожгли его – осталось лишь пепелище. С тех пор я Криса не видел, считал погибшим в огне. Возможно, для него это было лучшим уделом, потому что после войны всех, побывавших к плену, мой отец отправил на каменоломни на десять лет, как предателей. Все знали, что оттуда не возвращаются.

– Это чудовищно, Ренн, – прошептала Рамона. – Просто чудовищно.

Я кивнул.

– Такова была воля лорда, и никто не смел её оспорить. А хуже того – я был с ним согласен, ведь я его дехейм.

– А кто это? Никогда не слышала этого слова, – она вскинула на меня удивлённый взгляд, и я поспешил пояснить:

– Эта традиция пришла к нам с древних времён. Дехейм – это исполняющий волю, карающий меч, верный воин. Дехеймов посылали на самые опасные задания, зная, что они не посмеют отказать или струсить. Для такого, как я – это огромная честь и ответственность.

И снова взгляд упал на проклятый браслет – запястье пульсировало болью, напоминая, что Хранитель Секретов не спит. Надеюсь, он не лишит меня разума, воли и жизни прежде, чем я смогу убедить отца оставить Антрим в покое.

– Мне этого не понять, – Рамона взяла палку и поворошила ветки в костре. – Ведь есть более интересные и спокойные занятия, чем война.

Я хмыкнул. Доля правды в её словах была.

– Такова уж наша природа. Люди всегда воевали и будут воевать.

Мы помолчали. Это молчание не было неловким, а скорее уютным, что ли. Оно обволакивало плечи тёплым одеялом, а треск костра, его тепло и тепло женского тела расслабляли.

– Так что было дальше, Ренн? – наконец, спросила жрица. – Почему лорд поступил со своими людьми так жестоко?

– Многие переходили на сторону фризов, сломленные пытками или подкупленные серебром. Забывали о своей земле, выступали против вчерашних товарищей.

– Многие, но наверняка не все.

– Да… некоторые попали в эту мясорубку против собственной воли, побывали в пекле, вернулись домой, полные надежды на новую жизнь… – я до боли стиснул пальцы. – А их… отправили умирать с позором. Даже тех, кто не был предателями.

Всё, что я говорил ей, было жестоко, но правдиво, и её доброе сердце не могло принять эту  правду.

– Значит, Крису удалось выжить, но, вместо того, чтобы вернуться домой и принять свою судьбу, он подался в бега, а потом вернулся и основал банду разбойников. И сегодня я его убил. Убил бывшего друга.

А ведь я по-своему его любил, привязался к нему. У меня не было более безбашенного друга, он умел заразить смехом даже самого хмурого молчуна, дрался с мальчишками за каждое обидное слово, всегда стоял за правду, защищал слабых.

Сегодня я похоронил его во второй раз.

– Ты ведь не мог знать…

– Всё ещё сомневаешься в том, кто я? – посмотрел на неё в упор, но Рамона выдержала мой взгляд.

– Тебе пришлось им стать, чтобы выжить.

Я только хмыкнул.

– Теперь-то я понимаю, почему Кристейн назвал свою банду Красными Топорами. В мирной жизни он был плотником, как и все его предки. Мог жениться и родить детей, но судьба распорядилась по-другому.

Или не судьба, а верхушка власти. Мой отец был одним из тех, кто поддержал короля в войне с Фризией.

– Всё равно я не верю, что ты плохой, – она упрямо мотнула головой, рассыпав по плечам мягкие душистые локоны.

– Я был и являюсь мечом своего отца, а он никогда не был сердечным человеком.