Предательство Борна - Эрик Ластбадер

– Целлюлоза используется для производства вискозы и целлофана, – вслух прочитала она появившийся на экране текст. – Тетрахлорид углерода в прошлом был главным активным веществом в огнетушителях и холодильных установках, однако затем от него отказались из-за его высокой токсичности. Соли дитиокарбаминовой кислоты и ксантогенат являются флотационными реагентами при производстве минеральных удобрений. Кроме того, они также используются для получения метамфетамина натрия, фумиганта почвы.

– Одно можно сказать точно, – подытожила Ким. – Такое соединение не купишь в ближайшем хозяйственном магазине. Его надо поискать.

Сорайя кивнула.

– Кроме того, его использование предполагает, что преступник заранее был знаком со специфическими характеристиками этого вещества. – Быстро сделав краткие пометки в своем портативном компьютере, она встала. – Ну все, я ухожу.

– Не возражаете, если я пойду с вами? – спросил Овертон. – До вашего прихода это дело казалось мне непробиваемой кирпичной стеной.

– Не думаю, что смогу вам чем-нибудь помочь. – Сорайя перевела взгляд на Ким. – Я собиралась сразу же сказать тебе об этом, как только вошла. Меня уволили.

– Что? – в ужасе воскликнула Ким. – Почему?

– Новому исполняющему обязанности заместителя директора не понравилась моя бунтарская жилка. По-моему, он просто решил продемонстрировать свою власть. Ну а я как раз подвернулась ему под руку.

Ким сочувственно стиснула подругу в объятиях:

– Если я могу чем-нибудь помочь…

Сорайя улыбнулась.

– Я знаю, кому позвонить. Спасибо.

Она не заметила недовольную гримасу, черной тучей закрывшую лицо следователя Овертона. Он не собирался признавать свое поражение – особенно теперь, когда до цели было так близко.

Когда Борн и Заим добрались до деревни, уже начался снегопад. Деревня действительно оказалась рядом, устроившаяся в узкой долине, словно мяч в ладони, какой ее и помнил Борн.

Заим зашевелился и застонал. Какое-то время назад он очнулся, и Борн едва успел снять его с лошади. Заима буквально вывернуло наизнанку. Затем Борн заставил амхарца поесть снега, чтобы восполнить потерю влаги. Заим испытывал слабость и головокружение, однако он прекрасно понял все, что рассказал ему о случившемся Борн. Он сказал, что их целью является лагерь, расположенный неподалеку от той самой деревни, оставшейся у Борна в памяти.

Они въехали в деревню. Хотя Борну не терпелось поскорее связаться с тем человеком, который, по утверждению Заима, мог вывести его на Линдроса, одежда амхарца успела промерзнуть насквозь; если не согреть его в самое ближайшее время, снимая одежду, можно будет содрать кожу.

Гнедая, которую Борн гнал галопом прямо через сугробы по колено, полностью выдохлась к тому времени, как беглецы достигли лагеря. Вдруг, словно из ниоткуда, появились трое амхарцев, размахивавших кривыми ножами, похожими на тот, который Борн отобрал у того, кому свернул шею.

Борн был к этому готов. Ни один лагерь не должен оставаться без охраны. Он сидел совершенно неподвижно на учащенно дышащей, фыркающей гнедой, пока амхарцы снимали Заима на землю. Когда они увидели, с кем имеют дело, один сбегал в палатку в центре лагеря. Через считаные минуты он вернулся еще с одним горцем, судя по виду вождем племени, негусом.

– Заим, – спросил негус, – что с тобой произошло?

– Вот этот человек спас мне жизнь, – слабо промолвил Заим.

– А он спас жизнь мне. – Борн спрыгнул с лошади. – По дороге сюда на нас напали.

Если негус и удивился тому, что Борн владеет амхарским, он не подал вида.

– Как и все белые, вы привели с собой своих врагов.

Борн поежился.

– Ты прав только наполовину. На нас напали трое амхарских воинов.

– Ты знаешь, кто им платит, – пробормотал Заим.

Негус кивнул.

– Проводите обоих в мою хижину, где тепло. Мы будем разжигать огонь медленно.

Аббуд ибн Азиз, прищурившись, смотрел на негостеприимное небо, бушующее над северными склонами Рас-Дашана, прислушиваясь, не раздастся ли шум несущего винта вертолета, рассекающего разреженный воздух.

Куда пропал Фади? Его вертолет уже давно должен был прилететь. Аббуд ибн Азиз все утро следил за меняющейся погодой. Он понимал, что из-за надвигающегося фронта у пилота будет очень узкое окошко, чтобы совершить посадку.

Однако в душе Аббуд ибн Азиз сознавал, что в действительности его молчаливая ярость обращена не против холодного разреженного воздуха. В первую очередь его бесило то, что они с Фади вообще оказались здесь. Всему виной этот проклятый план. Аббуд знал, кто за ним стоит. Только один человек был способен предложить такой чрезвычайно рискованный, уязвимый замысел: Карим аль-Джамиль, брат Фади. Пусть Фади является пылающим лицом «Дуджи» – из всех его многочисленных сторонников один только Аббуд ибн Азиз знал, что сердцем группировки является Карим аль-Джамиль. Это он гроссмейстер, терпеливый паук, плетущий множество сетей, уходящих в будущее. От одной только мысли о том, что может замышлять Карим аль-Джамиль, у Аббуда ибн Азиза голова пошла кругом. Подобно Фади и Кариму аль-Джамилю, он получил образование на Западе. Он был знаком с историей, политикой и экономикой неарабского мира – что, с точки зрения Фади и Карима аль-Джамиля, являлось необходимым условием для продвижения на высшие командные посты.

Вся беда заключалась в том, что Аббуд ибн Азиз не доверял до конца Кариму аль-Джамилю. Во-первых, он слишком скрытен. Во-вторых, по крайней мере насколько было известно Аббуду, Карим аль-Джамиль общался только со своим братом. И Аббуда ибн Азиза очень беспокоило то, что на самом деле ему известно о Кариме аль-Джамиле еще меньше, чем он думает.

Вот в чем заключалась обида, которую Аббуд затаил на Карима аль-Джамиля: он, первый заместитель Фади, его ближайший друг, был отстранен от внутренних дел «Дуджи». Ему это казалось в высшей степени несправедливым, и хотя он принес клятву верности Фади, его раздражала ситуация, в которой он оказался. Разумеется, Аббуд понимал, что кровь – не вода, кто из арабов-кочевников усомнился бы в этом? Но Фади и Карим аль-Джамиль арабы лишь наполовину. Их мать была англичанкой. Оба родились в Лондоне, куда их отец перевел из Саудовской Аравии руководство своей компании.

Аббуда ибн Азиза терзали вопросы, на которые он на самом деле не хотел получить ответ. Почему Абу Сариф Хамид ибн Ашеф аль-Вахиб покинул Саудовскую Аравию? Почему он связался с неверной? Почему еще больше усугубил свою ошибку, женившись на ней? Аббуд ибн Азиз не мог найти этому никаких мыслимых объяснений. Строго говоря, ни Фади, ни Карим аль-Джамиль, в отличие от него, не были детьми пустыни. Они выросли на Западе, обучались в огромном, непрестанно бурлящем суетой Лондоне. Что им известно о полной тишине, о строгой красоте, о чистых запахах пустыни? Пустыни, где во всем проявляется красота и мудрость Аллаха.

Фади, как и подобает старшему брату, относился к Кариму аль-Джамилю снисходительно. По крайней мере это Аббуд ибн Азиз понимал. Сам он испытывал к своим младшим братьям то же самое. Однако он уже давно задавался вопросом, в какие мутные воды ведет «Дуджу» Карим аль-Джамиль. Хочет ли идти туда он, Аббуд ибн Азиз? Он зашел так далеко, ни разу не сказав ни слова, потому что был предан Фади. Именно Фади приобщил его к той террористической войне, которую они были вынуждены вести в ответ на вторжение Запада на свои земли. Именно Фади отправил его учиться в Европу – Аббуд ибн Азиз испытывал отвращение к этому периоду своей жизни, который тем не менее оказался по-своему плодотворным. Фади не переставал повторять, что для того, чтобы победить врага, его нужно знать.

Аббуд ибн Азиз был обязан Фади всем, он готов был пойти за ним в огонь и в воду. С другой стороны, он не глух, не глуп и не слеп. Если в будущем, когда у него появится больше информации, он почувствует, что Карим аль-Джамиль ведет «Дуджу» и, следовательно, Фади к гибели, он подаст голос, какими бы ни были последствия.

Резкий сухой порыв ветра ударил ему в щеку. Словно во сне, издалека донесся рев вертолета. Однако Аббуду ибн Азизу нужно было в первую очередь стряхнуть с себя собственные размышления. Подняв взгляд, он ощутил на щеках и ресницах первые снежинки.

Ему удалось быстро отыскать взглядом на небе среди бурлящих серых туч маленькую черную точку. Размахивая над головой руками взад и вперед, Аббуд ибн Азиз отступил назад с взлетно-посадочного пятачка. Через три минуты вертолет коснулся земли. Дверь распахнулась, и на снег спрыгнул Мута ибн Азиз.

Аббуд ибн Азиз ждал появления Фади, однако к нему, стоявшему за пределами круга замедляющихся лопастей несущего винта, подошел только его брат.

– Все прошло хорошо? – Братья обнялись строго, официально.

– В точности так, как было запланировано, – ответил Мута.

Вот уже какое-то время жизнь братьев разломила ссора. Подобно пропасти, образованной землетрясением, она разделяла их больше, чем они готовы были признать. Трещина пробежала, порождая язвы, которые теперь, по прошествии нескольких лет, покрылись окалиной – жесткой, твердой, словно рубец на ране.