Аппетит - Филип Казан

– Моя мать…

– Умерла, я знаю. Такова жизнь, как говорится. Так что… – Зохан остановился и притянул меня к себе, так что мы оказались лицом к лицу. – Должен ли я понимать, что ты не собираешься бояться? Потому что если собираешься, то мы идем не в том направлении. – Он развернул меня, твердо, чтобы я оказался лицом к кухням и задней двери, потом легонько встряхнул. – Мессер Лоренцо – Лоренцо Великолепный – облизал пальцы после твоего каплуна перед синьором Торнабуони, мессером Томмазо Содерини и епископом Пистойи. Потом он спросил меня, я ли это приготовил. Поскольку я честный человек и поскольку там был епископ и смотрел прямо на меня, я сказал: «Нет, это готовил юный Нино Латини». И знаешь что? Он совсем забыл про тебя. «Из таверны „Поросенок“», – сказал я. Тогда он припомнил. И попросил привести тебя лично. Надо было мне держать рот на замке и отослать тебя обратно в «Поросенок», в то место, где ты прятался от твоего жирного дядюшки, когда я тебя нашел. Но я этого не сделал. Я напомнил ему, кто ты такой.

– Спасибо вам, – сказал я так искренне, как только мог, учитывая, что мои зубы стучали от пережитого потрясения.

– Не благодари меня, мальчик. Своих каплунов благодари. – Он придвинулся совсем близко к моему лицу, так что почти коснулся своим носом моего. – Ты думал, я позволю тебе лезть в мою еду? – спросил он. – Ты и вправду ожидал, что сможешь послать свою стряпню на хозяйский стол так, чтобы я этого не заметил? Я пробую все, что выходит с моей кухни, мальчик. Все. Я мог отдать твоих каплунов на съедение хозяйским собакам, вот так быстро. – Зохан щелкнул пальцами у меня над ухом. – Но это было бы зряшной тратой подноса прекрасной еды, Плясунья. Теперь ты пойдешь говорить с мессером Лоренцо, и, когда ты вернешься на кухню, люди начнут тебя бояться – теперь уже по-настоящему. И знаешь что? Они тебя начнут еще и немножко ненавидеть. Потому что я собираюсь сделать тебя своим заместителем. Мессер Лоренцо будет этого ожидать, и я говорю тебе об этом сейчас, чтобы ты не обмочил штаны перед всей честной компанией.

– Но у вас же есть заместитель…

– Тино? Вот ему не повезло. Ты не найдешь Тино, когда вернешься от высокого стола.

– Вы просто вышвырнете его?

– Почему нет? Он десять лет проработал у меня под боком и ни разу не добавил ни единой лишней перчинки к моим рецептам. Он ни разу не сделал ничего непоправимого, но также никогда не заставил никого вычистить тарелку пальцем. Но если тебе это так не нравится, то можешь рысью бежать домой прямо сейчас. Через черную дверь, вместе с Тино. Или можешь пойти со мной к Великолепному.

Я посмотрел в начало коридора, куда проливался свет из кухни. Вдалеке большая дверь, которая выходила на улицу, закрылась с почти ощутимым уханьем потревоженного воздуха. Спереди, с другого конца коридора, доносился низкий гул голосов и запахи свечей, благовоний и еды. В этот момент из-за угла появился мальчик-подавальщик и трусцой пробежал мимо нас, неся серебряное блюдо с горой костей: остатками жареного козленка, которого я отослал к столу раньше.

– Весь ушел, – отметил Зохан. – Из твоих, наверное. А, да ладно: куча баек для малышей в «Поросенке». Выметайся давай, если не можешь определиться.

– Но я уже определился. Вам придется учить меня, маэстро. И бить своей ложкой – часто. Чтобы ребята не слишком на меня обижались.

– До полусмерти изобью, – кивнув, пообещал Зохан. – Так что, мы идем?

– Да, маэстро. Если вы меня научите всему, что знаете сами.

– Условия пошли, Плясунья? С каких пор существо вроде тебя ставит условия?

– С тех пор, как Великолепный облизал пальцы после еды, которую я приготовил, маэстро.

– Ты, мелкое дерьмо… – Зохан нахмурился, потом выхватил ложку из-под мышки и влепил мне мощный удар по виску. Я отскочил, потирая голову. – И что ты говоришь?

– Спасибо, маэстро! – почти выкрикнул я.

– Ты меня проклянешь, прежде чем поблагодаришь, мальчик.

– Да, маэстро!

– Но когда ты будешь меня благодарить, то сделаешь это от всей своей бессмертной души.

– Обязательно, маэстро.

– Тогда давай уже уладим это дело.

Все дни с тех пор, как я пришел во дворец Медичи, каждый раз, когда блюда для обеда и ужина покидали кухни, словно торговый флот, отходящий из какого-нибудь индийского порта, я воображал, как они уплывают прочь, покачиваясь – движимые крепкими ногами подавальщиков и подавальщиц, – к обширному, полному свежего воздуха пространству, похожему на неф собора, которое, конечно же, битком набито небольшой армией чрезвычайно голодных благородных господ. Когда мы оставили позади помещения слуг и поднялись по лестнице из мрамора с прожилками, окаймленной бюстами и увешанной картинами, мое волнение возросло. Но когда Зохан впихнул меня в открытые двери зала, как он это называл, ткнув ложкой мне в почки с большей силой, чем было действительно необходимо, я понял, что самые лихорадочные из моих мечтаний оказались… заурядными. Зал был длинный – наверное, на половину длины дворца. Пять высоких арочных окон смотрели на тусклые огни Виа Ларга, еще два выходили на маленькую церковь Сан-Джованни на Виа де Гори. За длинным столом сидели люди, громыхая тарелками и переговариваясь громкими от вина голосами.

Лоренцо Медичи поманил меня с дальнего конца стола. Я искоса взглянул на Зохана, тот коротко кивнул. Я прошел мимо длинного ряда стульев, чувствуя себя совершенно не к месту, как никогда прежде в моем родном городе. Но прочие трапезничающие не обращали на меня внимания. Только Лоренцо, прищурившись, наблюдал за мной. Мои зубы снова начали стучать, но тут я случайно заметил одного человека: бархатная шапочка сползла чуть назад с его седой щетинистой головы, а сам он за обе щеки уписывал кусок пирога. Начинку я готовил сам: груши, обжаренные на углях, смешанные с вареным свиным желудком, яйцами, розовой водой, корицей… Человек слизывал начинку по меньшей мере с восьми тяжелых золотых, усеянных драгоценными камнями перстней, и я услышал легкий стук их о зубы. Как ни поразительно, это все-таки был мой мир.

– Не слишком отличается от таверны твоего дядюшки, правда? – Лоренцо, похоже, прочитал мои мысли.

Не слишком сложный трюк, учитывая обстоятельства, но я неожиданно почувствовал себя вполне непринужденно.

– Моему дяде было бы приятно так думать, господин мой.

– Скажи мне, маэстро Зохан хорошо с тобой обращается?

Я оглянулся на дверь, где, прямой, словно церемониймейстер, стоял феррарец, наблюдая за нами.

– Очень хорошо, господин мой. Большая честь служить под началом такого человека, как Зохан ди Феррара.

– Однако ты не одобряешь его методов.

– Не одобряю, господин?

– Я почувствовал новую руку на кухне. Мы с маэстро знаем друг друга очень давно. Его работа не требует улучшения, Нино Латини.

Я повесил голову. Вот оно, в конце концов: просто окольный путь к палачу. Что я им скажу, там, в «Поросенке»? Терино заставит меня на коленях ползать или еще того хуже.

– Я покорно…

– Вот что я пытаюсь сказать, Нино: ты, кажется, очень разумно решил не улучшать методы маэстро Зохана, а просто готовить то, что хочешь.

– Я прошу прощения, господин. Надеюсь, я не нанес слишком большой обиды.

– Обиды? Без сомнения, ты обидел Зохана, но это не моя забота. Нет, ты привел нас в восторг, мессер Нино.

Потом все закончилось. Я пришел обратно на кухню, и Зохан сделал меня своим заместителем. Но единственной мыслью в моей голове было, что я не могу рассказать об этом моей милой, моей Тессине. Потому что я уже был не просто поваром в таверне. Я говорил – беседовал – с мессером Лоренцо. Дайте мне еще пару месяцев, и я бы нашел, что сказать Диаманте Альбицци по поводу его племянницы. Фортуна возложила на меня руку. Я засиял. Я превратился в золотой флорин.

Прошла еще неделя. Я прислонился к осыпающейся побелке в приюте отшельницы, наблюдая за пауками на балках. Колокол прозвонил дважды. Я подождал еще полчаса и ушел.

Неделю спустя небо было синячно-серым, а в воздухе сгущался гром. Я сидел, сгорбившись и глядя вдоль заросшей тропинки на заднюю стену монастыря. Снова и снова знакомая фигура, тень в белом головном покрывале, будто проплывала мимо окон. Колокол звонил: два, три, четыре раза. Я просидел на месте так долго, что птицы привыкли ко мне. Я сидел, пока не затекли ноги. Было бы так просто пройти по этой тропинке и постучать в дверь монастыря. Возможно, старая монахиня умерла. Или Тессина лежит дома, сраженная болотной лихорадкой, которая свирепствовала в тот год, или чумой, то и дело всплывающей у окраин города. Я перебрал все и каждую причины с десяток раз. А Тессина все равно не приходила.

Неделю спустя я снова забрался на стену. Однако в саду никого не было. Я понял, что хижина пуста, и спрыгнул обратно в переулок. Когда я проходил мимо старушки, она протянула мне маленький букетик цветов: дикий базилик. Из вежливости я поклонился и взял его. Но как только повернул за угол, на более широкую улицу, хлестнул букетиком по стене, глядя, как созвездие крошечных белых цветов становится черным на грязных камнях.