Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

– Это дело вкуса, – дипломатично кивнула Камилла. – Но нашли мы вас именно в «Дель Соле».

– Боюсь, это может означать только одно: что меня отравили во время обеда, привезли в Абано, и именно в закрытый отель. То есть, тот, кто это сделал, как минимум был в курсе, что в здании никого нет.

– Да, вы правы… – леди Камилла встала. – Ну что же, мы не станем более утомлять вас, синьор Обелерио. Желаю вам как можно скорее прийти в себя и… успешно использовать имеющиеся документы.

– Надеюсь, мы ещё увидимся, синьоры? Простите, не могу встать, чтобы проводить вас…

Полина молча поднялась со стула, молча улыбнулась и кивнула, и всё так же молча вышла следом за леди Камиллой из палаты. Они спустились в большой пустой холл клиники, вышли во двор, и только здесь Полина позволила себе высказаться.

– Он же врёт! – воскликнула она. – Не добросовестно ошибается, а просто врёт, глядя в глаза!

– М-м-м… История насчёт тысячелетней вражды и в самом деле несколько… литературна, – Камилла повернулась к подруге. – Но остальное звучало вполне правдоподобно.

– Вот как раз в давнишней вражде я не сомневаюсь. Это ж Венеция, сиятельные скорпионы в золотой банке! И вообще, скорее всего эта вражда тщательно декларировалась, но до смертельных случаев не доходила, – махнула рукой Полина. – Меня как раз смутило остальное. Ну сами посудите: синьор Джакомо Обелерио – маг воды, чем он очень гордится. Как мог он не найти воды для питья? Тем более, что в отеле вода не отключена, вы же помните? За садом ухаживают, поливают, и уборку внутри здания хоть изредка, но делают!

– Мы же не знаем, чем его отравили. Есть препараты, подавляющие магические способности. Они запрещены, но кому надо – найдёт, уверена.

– Подавляющие – да. Но не отключающие вовсе. У меня был хороший приятель, водник… – тут Полина запнулась, потому что печальную историю своего романа ей рассказывать не хотелось. – Н-да, в общем, приятель… Так вот, ему по медицинским показаниям пришлось провести двое суток в орихалковом браслете, а орихалк, вы знаете, отрезает магические потоки намертво. Он не мог вызвать ливень или управлять водным потоком, даже струйку воды не в состоянии был призвать. Но воду чувствовал, как и раньше!

– Ладно, – леди Камилла кивнула. – Предположим, синьор Обелерио нам соврал. Зачем? Мы ему никто, вполне возможно, больше и не увидимся…

– Вполне возможно. Но кроме нас в палате был ещё и лейтенант городской стражи. Может быть, ложь была не для нас, а для Фаббри?

– Очень может быть. Но сейчас, – Камилла взглянула на часы, – уже почти шесть вечера. Самое время вернуться в отель, немного отдохнуть и отправиться на ужин. Вы ведь помните, что завтра наш бесценный синьор Оттоленги встречается с монсиньором Гвискарди? Мне кажется, стоит заранее обсудить круг вопросов…

Полина фыркнула.

– Всё равно же бесценный синьор всё сделает по-своему! Но вы правы, действительно, сколько можно тратить собственное время на чужие дела?

И она помахала едущему мимо экипажу такси.

ГЛАВА 12,

в которой говорят о высоком, но в конце концов приходят к деньгам.

Карл Оттоленги поехал в Венецию с самого утра.

Да, на три часа дня у него назначена встреча с монсиньором архиепископом. Но ведь едет он в Серениссиму вовсе не ради этой встречи, точнее – не только ради неё. У него есть и другие дела, не менее важные.

– Ты подготовил наши замечания к контракту, Майлз? – спросил он у своего неизменного спутника.

– Конечно. Думаю, синьору суперинтенданту деваться будет некуда, – усмехнулся секретарь. – Ваше имя на афише гарантирует им аншлаги и полные сборы, чего в последние три года не было.

Наверное, сейчас даже наблюдательная леди Камилла поразилась бы тому, как изменился Майлз Вернер. Куда девался суетливый толстячок в слишком ярком жилете, куда пропала его застенчивая полуулыбка и робкий голос? Рядом с Оттоленги сидел деловой человек, уверенный в себе и зубастый, словно бультерьер, и Карл точно знал, что сегодня будет подписан выгодный ему контракт с театром «Ла Фениче».

Контракт… Оттоленги скривился. Все годы своей блистательной карьеры он не соглашался подписаться больше, чем на несколько спектаклей. Разумеется, самых выгодных для того, чтобы ещё раз продемонстрировать urbi et orbi: лучший в мире бас – это он.

Он всё ещё лучший. Пока никто из оперных певцов не смог, даже не рискнул попытаться бросить ему перчатку, но… Нужно смотреть правде в глаза. Год, два – и титул придётся уступить кому-то из молодых, наступающих на пятки, побеждающих в конкурсах, ищущих новое прочтение давно спетой партии!..

Пришлось глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Да ещё Майлз смотрит сочувственно, чтоб ему… Вот, отвернулся, и на том спасибо. Карл закрыл глаза, проделал кое-какие дыхательные упражнения и, уже окончательно придя в норму, спросил несколько брюзгливо:

– Напомни мне, что там с квартирой?

– Палаццо Кренци, в квартале от театра, предоставляется вам на всё время действия договора, – ответил Майлз. – Правда, оплачивать прислугу театр не будет, они предоставляют только гондолу и гондольера.

– Это ерунда, – махнул рукой уже совершенно успокоившийся певец. – А что там с мебелью, в этом палаццо? У тебя есть снимки?

– Конечно, – секретарь раскрыл перед ним папку со снимками залов и комнат, и спутники погрузились в обсуждение прочих деталей контракта.

***

Монсиньор Паоло Гвискарди, Архиепископ Венеции, Фриули и Альто-Адидже, наблюдал за тем, как сервируют полдник. Повар, который обширностью живота мог бы посоперничать с самим прелатом, проворно подкатил сервировочный столик, накрытый салфеткой и ловко эту салфетку сдёрнул. Глазам монсиньора и его гостя предстали несколько тарелок с сыром и фруктами, серебряный кофейник, чашки, сливочник и всё прочее, что должно было радовать глаз и желудок полдничающих.

– Прошу вас, дорогой синьор Оттоленги, – монсиньор повёл рукой, приглашая гостя занять место на диване.

Сам хозяин этой уютной комнаты отдыха, как и соседнего большого кабинета, и всего дворца, именовавшегося Ка’ Тре Фонтани, устроился в кресле и первым делом взялся за кофейник.

– Я правильно помню, вы предпочитаете со сливками? – спросил он.

Карл Оттоленги усмехнулся.

– Ну, я-то предпочитаю чёрный, но говорят, это вредно для голосовых связок. А я всего лишь почтительный и бесправный раб этих крохотных кусочков плоти… Поэтому да, со сливками, пожалуйста.

Кофе был крепким, сливки свежими и густыми, и Карл прямо почувствовал, как в горле и груди разливается тепло. Он посмотрел на хозяина дома и спросил:

– Как ваша племянница? Дебют, я помню, был весьма успешным, а что сейчас?

– О, Лаура пишет, что всё