Профессор Амлетссон - Адель Гельт

общества в целом и отношений в частности… Труд — почетен, безделье — позорно. Если специально и сознательно избегать работы…

- Помрешь с голоду? - догадался я. Как оказалось, неправильно.

- Посадят в тюрьму, - мрачно возразил американский коммунист. - Статья местного уголовного кодекса предусматривает взятие под стражу тунеядцев…

- Где взять столько работы, чтобы всем хватило? - удивился я. - Даже пенсионерам, будь они до отставки хоть десять раз полковниками!

- За этим следит профсоюзный комитет, - ответил мой собеседник. - И трудовая инспекция с ним заодно. Главный враг любого эйч-ар, да и начальника организации, в целом.

- У нас, в Ирландии, профсоюзный босс — тоже самый страшный человек для любого бизнесмена, - почти обрадовался я: не все в Союзе оказалось устроено настолько замечательно, насколько мне старательно демонстрировали. - Потому, что за ним, как, видимо, и здесь, стоят бандиты… Целые мафиозные кланы!

- Здесь не так, - возмутился товарищ Хьюстон. - Здесь это государственная организация…

- Одно другому не мешает, - умудренно отозвался я.

Странное дело, конечно. С одной стороны, Денис Хьюстон сам, добровольно, по своему убеждению, отъехал в Союз, вступил в гражданство и советскую — я уже знал, что тут она, не в пример Атлантике, единственная на всю страну — партию. Его, Хьюстона, как показалось с самого начала, все устраивало, но было, все же, что то-такое, буквально в воздухе.

Наверное, дело просто в том, что в СССР везде установлена тоталитарная прослушка, и советские эмигранты врали не всегда и не во всем: сидит сейчас какой-нибудь стафф-сержант, или как они здесь называются, водрузив на коротко стриженную голову парные телефоны, внимательно слушает, отмечает важные моменты… Чтобы наутро на чьих-нибудь мохнатых руках тяжело лязгнули полицейские наручники.

Образ оказался настолько ярким, что и стафф-сержанта, и окружающее того оборудование я будто увидел, а наручники — почти что и ощутил.

Впрочем, ситуацию даже такое яркое предположение проясняло не до конца, и я решил поступить мудрейшим образом из возможных: сделать вид, что не замечаю очевидного несоответствия, к американско-советскому инженеру же тщательнейшим образом принюхаться.

О нестыковках, несоответствиях и том, что со всем этим делать, не думать не удалось: мысли эти вернулись в мою ментальную сферу сразу после того, как некий профессор завалился спать.

Думалось о разном: например, о том, что прибавочная стоимость не берется ниоткуда, и, значит, отличные — для меня — условия срочного контракта означают что-то нехорошее для кого-то еще.

Перед глазами немедленно встали люди: грязные, изможденные и больные, обязательно одетые в обноски, натурально замученные тяжким каждодневным трудом. Все они смотрели на меня молча и внимательно, ничего не говоря и не двигаясь, и самым страшным было то, что среди сотен пар глаз я все чаще замечал детские…

Потом я уснул, и ночью мне ничего не снилось.

Совсем ничего.

Глава 14

Наступил тот самый понедельник, который у всех нормальных людей — второй день недели, в Советском Союзе же — первый.

Утро ознаменовалось чудовищных каких-то масштабов суетой, охватившей почти всё здание, занятое экспедицией: всё, кроме комнаты, выделенной непосредственно нам.

Говоря «нам», я имею в виду компанию, за вчерашний день сложившуюся и уже почти устоявшуюся: некоего хвостатого профессора, девушку невероятных дарований Анну Стогову и примкнувшего к ним американского инженера, мистера товарища Хьюстона.

Некоторое количество местных жителей, и, скорее всего, сотрудников, я решил, покамест, не учитывать: все равно британского они не знали, имен их сходу запомнить не получилось, значит, не вышло бы и назвать. Пусть все они находились с нами в одной комнате, и явно ждали того же, чего и мы… В общем, можете считать это проявлением мохнатого снобизма.

Были эти люди, кстати, все и полностью советские, относились к разным подрасам (в СССР это называется словом natsionalnost’ — это нечто среднее между нацией и народностью), и оказались заняты в нашем общем проекте на неясных пока должностях.

Насмотревшись накануне на однообразную и унылую советскую архитектуру, от «специально выделенного офиса» я ожидал самых интересных неожиданностей: например, помещение могло оказаться серым бетонным подвалом, мебель — привинченными к полу стульями, освещение — тусклой лампочкой, единственной на весь подвал…

Однако, засели мы во вполне удобной комнате отдыха, или где то в чем-то, до крайности на таковую похожем. Во всяком случае, офисной мебели внутри не оказалось совсем, зато присутствовали удобные диванчики, акварели в темных багетах поверх шафраново-желтых стен, колоссальных размеров холодильный шкаф, а также огромный, блестящий хромом и никелем samovar — советский термоспот, внутри которого заваривают чайный лист, и держат получившийся напиток горячим бесконечно продолжительное время. Было уютно, вкусно пахло какими-то местными специями, звучала негромкая музыка…

Чего-то ждали, от безделья страдали. Вернее, как: дел предстояло просто невпроворот, начать и закончить, но обнаружилась масса нерешенных вовремя вопросов, из-за которых мы не могли приступить к тому, для чего — кроме лечения — я и проделал свой долгий и страшный путь.

Так, кстати, часто бывает с государственными организациями что у нас, в старушке Европе, что, как оказалось, в наглухо зарегулированном («все, что не может быть предусмотрено, обязательно предусмотрено дважды») советском государстве

Местные сотрудники, кстати, захотели со мной пообщаться, и девушка Анна Стогова выступила в привычной роли переводчика: хоть для кого-то из нашей компании прямо сейчас нашлось профессиональное дело!

- Tovarisch Gamletsson? - первым на контакт пошел немолодой гном (еще один, если считать за первого проекцию сотрудника аэровокзала), одетый, как и все присутствующие советские, в серый деловой костюм с рубашкой и галстуком.

Девушка Анна Стогова подхватилась и принялась переводить, поэтому слушать длинные и непонятные слова я сразу же перестал, обратившись вниманием своим к переводчице.

- Хотите чаю, профессор? - щедро предложил гном. - У нас хороший, со слоном, прислали товарищи из Социалистической Республики Бхарат!

- Чай со слоном? - немедленно удивился я. - Не уверен, что это вкусно, да