Сто причин убить его - Николай Иванович Леонов

снаружи, чтобы зафиксировали номерок машины. Будет возможность, так и разговор наш пусть снимут. Хоть на смартфон! Пока никаких движений. Все, я пошел!

Он открыл дверь и вышел на веранду. Солнце слепило глаза, небо было голубым, без единого облачка. Вот так всегда, подумал Лев. Природа, лето, безмятежность голубого чистого неба, а ты снова по уши в криминале, общаешься только с блатными. И некогда насладиться этим воздухом, этим небом, этой голубизной. Но это твоя работа, ее нужно делать. Да и все равно ты не променяешь свою работу ни на какую другую, будь в ней, в той другой работе, хоть в десять раз больше голубого неба и чистых белых облаков.

Все, надо думать о работе, а не об облаках. Лев сошел по ступеням и двинулся через двор уверенной походкой человека, который контролирует ситуацию, для которого предстоящий разговор ничего не значит. Так, просто досадная потеря нескольких минут времени очень занятым человеком, знающим себе цену. В блатном мире очень важно «выглядеть», важно с первых минут «поставить себя». А Гуров сейчас имел дело именно с таким миром. Не городской же прокурор приехал к нему, и не ведущая певица областной филармонии.

Темно-серый «БМВ» с затемненными окнами стоял рядом с машиной Батона. Мужчина, который заходил в дом и который, судя по всему, был водителем, открыл заднюю дверь. Гуров подошел ближе и посмотрел в салон машины. Там сидел немолодой человек с морщинистым лицом и очень коротко остриженными седыми волосами, пальцы рук были украшены татуировками. Сразу видно, что большую часть жизни он провел в колониях.

— Рад вас видеть, Лев Иванович, — сказал он, чуть наклонив голову и глядя на Гурова. — Вот, узнал, что вы здесь, в этом городе, и не смог отказать себе в удовольствии повидаться.

Гуров смотрел на мужчину и никак не мог вспомнить его. Что-то неуловимо знакомое было в манере говорить, в мимике. Видимо, судьба сводила когда-то сыщика с этим человеком, причем на профессиональной стезе. Очень сомнительно, что его когда-то знакомила с ним, например, жена на одной из театральных тусовок.

— Да, годы берут свое, — невесело произнес незнакомец, сокрушенно качая головой. — И вы меня не узнали, Лев Иванович. Жизнь меняет людей. Слишком поздно мы начинаем стремиться к покою, искать утешений в ином, нежели презренный металл.

Он закряхтел, открыл противоположную дверь, поскреб рукой сбоку от себя, и в его руке появилась трость с красивой инкрустированной рукоятью. Ворча и вздыхая, незнакомец выбрался из машины, и тут Лев его вспомнил. Да, манера говорить то блатным языком, то неожиданно переходить почти на профессорский умел только один уголовник, которого он когда-то знал. И эта трость сейчас напомнила о многом. Когда-то она была не нужна вору по кличке «Валет», даже мешала. Но потом, демонстрируя то, что он завязал, Валет стал ходить с тростью, носить элегантный шейный платок и дорогие туфли.

Нет, не завязал Валет, в этом сомнений не было. Просто он перешел на другой уровень уголовного бытия. Перестал воровать сам, но при этом состоял в доле во многих официальных и неофициальных сомнительных делах. Так вот кто пожаловал сюда, на окраину Новосибирска. Любопытно!

— Нет, почему же, — спокойно отозвался Гуров, обходя машину. — Я узнал тебя, Валет. Непонятно только, что ты здесь делаешь, каким ветром тебя занесло в Сибирь? Думаю, климат для тебя здесь не самый благоприятный.

— Климат в нашей среде выбирает не человек, а приговор суда, Лев Иванович, — пожал вор плечами. — Уж вам-то это хорошо известно. Мне запретили проживать в Москве, Питере, областных и краевых центрах европейской части России. Пришлось перебраться подальше, чтобы не мозолить глаза и не нервировать доблестное МВД.

— Не примеривай ангельские крылышки, Валет, — посоветовал Гуров. — Что тебе нужно? И как ты узнал, что я здесь, в этом доме?

— Стареете, Лев Иванович, — усмехнулся Валет, но глаза его не смеялись. Они оставались строгими, подозрительными. — Раньше вы умели ставить вопросы и получать ответы. А сейчас сразу два вопроса. Давайте пройдемся. Отвечу я вам на ваши вопросы. Для того и приехал, чтобы говорить, отвечать и объяснять.

Гуров только покачал головой, понимая, что Валет много болтает не просто так. Не словоблудие это, он просто не хочет говорить при водителе. Или не доверяет ему, или принцип у Валета такой, что каждому положено знать только то, что положено. Правильно. Особенно для воровского мира. Меньше знаешь — крепче спишь!

Валет шел, старательно прихрамывая. Слишком он старался. И кряхтел как заправский актер. Ну что же, каждый человек волен играть ту роль, которая ему по душе. Или которую просит душа. Если только эта игра не касается Уголовного кодекса. Это сейчас Гурова волновало больше всего.

— Вы девку нашли, — одобрительно констатировал Валет. — Молодцы, ничего не скажешь. Хорошо, что вы успели вперед Батона сюда нагрянуть. Он бы накуролесил, бед бы натворил. Я ведь от него девку-то и прятал. А он нашел.

— Ты прятал эту Полину? — Лев сделал над собой усилие, чтобы не показать большого удивления. — Вот, значит, как. И Коля Колесо работает на тебя. Зачем ты ее прятал? Между прочим, уже статья просится за насильственное удержание…

— Да не будет никакой статьи, — тихо засмеялся Валет. — Нет заявления — нет преступления. Не сознается девка. Скажет, что ее защищали, прятали с ее же согласия. И хорошо, что Батон у вас. Ничего, годика три посидит, поостынет. Это все лучше, чем стрельбы поднимать. Подумаешь, «по фотокарточке» разок получил. Так что теперь, весь город на уши ставить? Хорошо, что Батон у вас, — повторил вор, — а то бы он этого ухаря нашел, и кончили бы парня в камере.

— Я тебя слушаю, Валет, и диву даюсь, — пристально посмотрел на него Гуров. — Ты прямо отец родной. Так за всех переживаешь, обо всех печешься. Какая твоя корысть в этом? Или тебя смотрящим в городе поставили?

— Есть определенное влияние у меня, есть, — скромно признался Валет, — чего уж тут скрывать. И за добрые слова спасибо, Лев Иванович. Что сказал, будто я обо всех как отец родной пекусь.

Вот болтун, подумал Лев. Каким Валет всегда был, таким и до старости остался. А хитрый, гад. Ни в чем прямо не признался, все намеками и недомолвками. Значит, за городом он здесь следит, значит, высоко взлетел Валет нынче. А еще научился на старости лет язвить с добрейшим лицом и ласковыми интонациями. Скользкий, как угорь!

— Ладно, давай ближе к делу, — сухо произнес он. — Зачем ты влез в это дело? Почему такой мелочовкой занялся сам, сюда приехал, передо мной засветился?

— А затем,