Складка времени. Сущность и критерии - Андрей Курпатов

Дальнейшие исследования Александра Романовича и его коллег, проведенные уже на здоровых взрослых испытуемых (куда более изощренные – с использованием дополнительных раздражителей, способов подкрепления и проч.), показали, что наши семантические поля, во-первых, многогранны, то есть крайне сложно организованы и вовсе не напоминают скучную статью из энциклопедического справочника, во-вторых, имеют свое весьма устойчивое «ядро» и подвижную «периферию», а в-третьих, и это здесь самое главное – «что далеко не все выявленные связи в равной степени осознаны и что во многих случаях сосудистые реакции раскрывают потенциальные системы связей более полно, чем это мог бы сознательно сделать сам испытуемый»[106].

«Таким образом, – продолжает А.Р Лурия, – раскрытая нами система связей ясно не осознается; она более полно отражается в системе сосудистых реакций, чем в описании восприятия эксперимента самим испытуемым. Семантический анализ связей, сформированных испытуемым, подтверждает эту особенность. Он показывает, что образованная в опыте семантическая система с трудом поддается четкому логическому анализу и не совпадает полностью с какой-либо определенной системой понятий. […] Отсюда следует, что было бы грубой ошибкой подходить к реальным семантическим полям, возникающим в мозгу испытуемого, как к системе логических связей, категорий, которые могут быть и более широкими, и более узкими. […] Мы полагаем, что мы в данных экспериментах обнаружили семантические поля или системы, образованные в прошлом опыте и являющиеся автоматическими для взрослого человека. Эти поля, или системы, не осознаваемые в каждый данный момент, образуют фон любого познавательного процесса»[107]

Иными словами, мы не отдаем себе отчета в сложности своего собственного мышления, когда решаем ту или иную задачу. Нам может казаться, что умозаключение, к которому мы пришли, решая ее, является простым, даже самоочевидным, что, например, нет ничего сложного в том, чтобы так понимать историю Древней Греции или психотерапию, так видеть те или иные экономические, политические, социальные, культурные процессы (подставьте сюда любую сферу, в которой вы настойчиво трудились на протяжении 10 000 часов), что мы «просто сложили два и два». В конце концов, если посмотреть на возможности нашей «рабочей памяти», мы действительно эти «два и два» и складываем, но вопрос в том, какие семантические поля (или системы) за этими «два и два» стоят, в том, насколько была вовлечена наша «Система 2» в проработку – продумывание, промысливание, проделывание – этих полей (или систем), каждого их элемента. Чем объемнее была эта проработка, тем серьезнее и состоятельнее становится наше мышление (замечаем мы это или нет), и наоборот, чем она была более поверхностной, простой, бессистемной, испрошенной у Яндекса, Гугла или Википедии, тем фиктивнее оказывается и само наше мышление, не захватывающее в себя и не «переплавляющее» в себе достаточный объем информации, понимания и опыта.

Иными словами, если природа не обделила нас интеллектуальной функцией как таковой (как обделила она, например, умственно отсталых детей), мы, в принципе, способны к подлинному – глубокому и содержательному – мышлению, используя в качестве его элементов сложноорганизованные, проработанные и продуманные «семантические системы» («концепты», как их понимали Жиль Делез и Феликс Гваттари[108]). Но, учитывая тот факт, что мы все-таки имеем в себе дело с мозгом кроманьонца (именно поэтому он, видимо, и нуждается в столь длительной – 10 000 часов – тренировке, чтобы освоиться не с такими уж и сложными, положим руку на сердце, задачами, как умение хорошо играть на скрипке или проводить психотерапевтический сеанс качественно), вероятность того, что наши семантические поля, хоть и будучи разнообразными, в действительности окажутся пустыми и слабыми, куда выше.

Осмысляя теперь все сказанное, трудно не думать, что «Система 1» – это не только один из механизмов работы нашего с вами мозга, но в каком-то смысле сам способ существования окружающей нас информационной среды, где все, что мы хотим знать, уже наличествует «приготовленным» – упрощенным, однозначно определенным, выхолощенным, перелинкованным, превратилось в ту самую «детскую книжку с картинками». Масскультура (в самом широком смысле этого слова) теперь делает за наш мозг всю ту работу, которую, в принципе, он, наверное, должен был бы произвести сам: вместо того чтобы рыться в библиотечных каталогах, четко формулируя свою цель, соотнеся одно с другим, прорабатывая альтернативные варианты и так далее, вместо того, чтобы читать толстенные и нудные книги, копаться в справочниках, консультироваться с профессурой и, наконец, просто считать в столбик и с логарифмической линейкой, мы получаем все и сразу – в «прожеванном» и «переваренном» виде. Мозг не нуждается более в работе на протяжении 10 000 часов, чтобы формально соответствовать должному уровню компетенции. Он и так с помощью подручных средств – «интеллекта», вынесенного наружу (точнее добирающего снаружи – из Сети – все, что ему необходимо для решения оперативных задач), вполне может имитировать полноценное и системное мышление. Да, в этом мышлении могут фигурировать те же самые слова, но только «семантические поля» этих слов, их мощность как «концептов» (© Ж. Делез, Ф. Гваттари) в устах говорящего, несоразмерны решаемым в действительности задачам. Эти фейковые по существу «концепты», эти слова с бедными и полупустыми «семантическими полями» следовало бы называть не «понятиями» (и уж тем более не «концептами»), а фальсифицированными понятиями, или, проще, фальсификатами.

Теперь осталось задаться вопросом – возможно ли мышление с помощью «Системы 2», если элементами такого мышления (его «объектами»), выведенными в соответствующий момент в нашу рабочую (оперативную) память, являются подобные фальсификаты? Возникнет ли то «затормаживание», о котором писал Александр Романович Лурия, то анохинское «переплавление» стекающихся к лобным долям возбуждений – все то, что необходимо для возникновения как самого вопроса и по-настоящему временного состояния вопрошания? Включится ли, иными словами, канемановская «Система 2», если ее элементами будут фальсификаты?

Мир интеллектуальной функции («знаки», «мемы», «психические вирусы»)

Вряд ли можно счесть простой случайностью тот факт, что современные семиотические представления о «знаках» (как самостоятельных сущностях, организующих нашу жизнь) стали активно развиваться именно после Второй мировой войны, а еще точнее – после изобретения атомного оружия, после Хиросимы и Нагасаки, в эпоху гонки ядерных вооружений и холодной войны, «политики сдерживания» и «взаимно гарантированного уничтожения». В каком-то смысле это новое оружие положило конец историческому времени в прежнем его понимании – возник своего рода «порог возможного», порог, который нельзя преступать. Так наша цивилизация обнаружила себя в некоем анклаве существования. Футурологи тут же заговорили о «конце истории» и «последнем человеке» (© Ф. Фукуяма), возобладали концепции «неолиберализма», «глобализации» и «мультикультурализма», наконец, всеобщее внимание привлекла новая реальность… Как пишут «медиа-активисты» (они сами себя так называют), поскольку расширение в физическом мире более невозможно, нам необходима новая среда, где расширение может быть потенциально беспредельным – «инфосфера».

«Мы живем в эпоху, когда ценность данных, образов и идеологий превосходит ценность материальных приобретений и физического пространства, – пишет медиа-аналитик и тот самый «активист», изобретший термин «медиа-вирус», Дуглас Рашкофф. – В конечном итоге мы достигли наших континентальных пределов; мы увидели Землю из космоса по национальному телевидению. Иллюзия безграничности незавоеванных территорий разрушена навсегда. Свободного пространства попросту больше нет, колонизировать больше нечего. […] Единственная среда, в которой наша цивилизация еще может расширяться, наш единственный настоящий фронтир – это эфир, иными словами – медиа. […] Непрерывно расширяющиеся медиа стали настоящей средой обитания – пространством, таким же реальными по всей видимости, незамкнутым, каким был земной шар пятьсот лет назад. Это новое пространство называется инфосферой.

Инфосфера, или «медиа-пространство», новая территория, открытая для человеческого взаимодействия, расширения экономики и в особенности для социальных и политических махинаций. […] Точно также, как теперь экологи понимают, что жизнь на этой планете является частью единого биологического организма, медиа-активисты рассматривают инфосферу как кровеносную систему, в которой циркулируют информация, идеи и образы. […] Как индивидуумы, все мы подвергаемся воздействию инфосферы каждый раз, когда вступаем в контакт с коммуникационными технологиями – такими, как телевидение, компьютерные сети, журналы, видеоигры, факсы, радио-шоу, компакт-диски или видеокассеты»[109].