Бисер - Яна Гривковская

Н: Здравствуй, Зозо!

Я: Привет!

Н: Помнишь меня?

Я: Смутно.

Н: Это я, твой друг.

Я: Какой именно?

Н: Извините, я, наверное, ошибся номером.

Я: Ничего, я потерплю. Как ваше имя?

Н: Никтополион. На рыбалке — просто Тоник.

Я: Чего вы хотели?

Н: В 19.00 за вами приедет машина. Только, пожалуйста, не выходите через три часа. Мне нужно многое вам сказать сегодня.

Я: О’кей.

Н: Тогда до вечера! Всего вам доброго и злого!

Я: И вам того же! Целоваю и обнимаю с хрустом.

Н: Куда целоваешь?

Я: В самое приличное место.

Н: Ты считаешь это место приличным?

Я: Да я считать не умею. Дважды два — в столбик.

Н: Что-то не слышу, как ты меня целуешь.

Я: Мууууа. Слышно?

Н: Это был поцелуй куда?

Я: В десну.

Н: В нижнюю?

Я: Да. Ты рад?

Н: От радости сделал в воздухе тройное сальто.

Я: Не буду тебе мешать.

Н: Люблю тебя. Ты — грязная жестокая женщина.

Я: Отлично.

Н: Продолжить?

Я: Вечером.

Н: Хорошо, я законспектирую.

Ромео хренов

Н: Алло. Забыл сказать! Я хочу подарить тебе сегодня цветы! Скажешь водителю, какие лучше купить? Он наберет.

Я: В лукошко?

Н: Нет. Тебе наберет. Скажешь ему, какие цветы купить.

Я: Как трогательно.

Н: Только будь на телефоне, бери трубку!

Я: Слушай, зачем водителя напрягать, может, я сама съезжу?

Н: Ну, всё, начинается, старая песня о главном. Мне некогда этим заниматься, понимаешь?

Я: Не вопрос, я займусь!

Н: Не обижайся. Я просто боюсь выбрать что-то не то!

Я: Экстравагантно с твоей стороны. Благодарю. Цветов не надо. До вечера…

А кто-то еще сетует, что на земле не осталось внимательных джентльменов. Согласитесь, это бессовестная клевета!!!

Направляюсь к машине

В нашем крутом доме завелись две безвкусные, вызывающе одетые девушки из разряда «часик 1500 рублей, метро Красные Ворота». Перед тем как их вызвать, приготовьте сразу еще 500 тысяч, чтобы потом вылечиться.

Надо запретить в России носить леопардовые шарфы. Ими я ужасаюсь неподдельно — немыслимая кардионагрузка. В девяностые годы такие узоры были модными среди валютных хабалок с красными губами, и это еще не забыто…

Опять под дворник моей машины подсунули рекламную визитку Багиры Султановны, которая возвращает мужей в кратчайшие сроки. На обратной стороне визитки забыли написать: 159 статья, часть четвертая.

У подъезда стоит располневшая после родов девушка, внешне напоминающая циклопа. Она судорожно трясет коляску в надежде, что маленький монстр устанет визжать и наконец заткнется. Действительно, у малыша горло, как иерихонская труба. Неужели нельзя просто сказать: «Дорогая мама, не надо пеленать меня с руками, чтобы я не мог двигаться, не надо на меня надевать по девять комбинезонов, не надо меня кормить этим дерьмом из банок, не надо мне запихивать в рот эту грязную соску, из которой ничего не вытекает, и не надо трясти передо мной игрушками для тупых грудничков, меня интересуют твои вещи».

Всегда мечтала стать мамой. Вынашивать малыша в своем утробье, зарождая в его голове первую извилину вдоль пробора (которой Ник, к примеру, пользуется до сих пор). Нет ничего поразительнее, чем наблюдать, как детеныш появляется на свет, открывает глаза и видит тебя, свою мать, главного человека своей жизни. И в эту секунду происходит любовь с первого взгляда, которая длится вечно…

Женщина — главный авторитет в жизни каждого мужчины. Она учит будущих героев правильно держать ложку и завязывать шнурки. Инстинкты подчинения слабому полу прописаны у мужчин в ДНК, и никуда не деться этим тиранам, пытающимся преодолеть зависимость от женщин. Самые счастливые мужчины — те, кто не идет против своего естества, кто не стыдится своих чувств, понимая, что мужчина не может знать о том, что он мужчина, если рядом с ним нет женщины…

Куда делись пробки?

Большую часть своей жизни я провожу в пробках, что обычно притормаживает мои высокие чувства к этому городу. Но скулить сегодня по этому поводу мне не придется, ибо Бульварное кольцо на удивление спортивное.

Чумазый ребенок в дырявой полосатой шапочке подбегает ко мне на светофоре и начинает тыкать в лицо веник из красных роз, замерзших от холода.

Р: Теть, купи чветочки, а? Ну, теть, ну купи.

Я: Я не теть. Ты чего здесь бегаешь? Где твои родители?

Р: Там.

Я: Где — там? Почему ты не с ними?

Р: Я долфен ваботать!

Я: Сколько тебе лет?

Р: Девять!

Я: Прости, уже зеленый, мне пора, возьми это.

Протягиваю 1000 рублей. Глаза малыша загораются, он выхватывает купюру и, ликуя, убегает прочь.

Интересно, как выглядят мамы, которые лишают своих детей детства?

И вообще, вы хоть представляете, что будет, если я сейчас позвоню в организацию по защите прав ребенка и расскажу об этом беспризорнике? Правильно, ничего не будет. Здесь, как в джунглях, каждый сам по себе…

Подъезжаю к ресторану

Ливень дерется с ветром. Сумерки непредсказуемы. Город охватили мутные злые тучи, из-под которых изредка выглядывают недовольные матовые звезды. Я задаю им вопросы, но они молчат в ответ как партизаны…

Для нашего ужина Ник снял два этажа известнейшего гламурно-несъедобного общепита средиземноморской кухни, где по вечерам лакают чаи проститутки из Костромы и Верхней Волги.

Этот известный ресторан был открыт специально для любителей попить чай из пакетиков за бешеные деньги, но сюда я прихожу, чтобы подпеть заедающим песням Адриано Челентано.

Внутри

Вхожу в небольшой зал. Свечи горят ненавязчиво, словно маленькие ночные светлячки. Отблески играют грязно-рыжим цветом на белоснежных скатертях. Серебряные приборы аккуратно разложены у глянцевых лимонных тарелок с карамельными ободками. Выглаженные рубашки официантов пахнут отбеливателем.

«Э си тю нэкзистэ па» успокаивает и ласкает душу. Жду, когда на горизонте появятся линии любимого тела, как всегда, без вин, конфет и ромашек.

Сегодня я очень красивая. Запах моих ванильных духов стелется на пару кварталов, а мое свежее лицо сверкает, как начищенная сковородка.

Наконец входит ОН. Как всегда, выглаженный, побритый и дезинфицированный — главный психологический триллер моей жизни. Для меня он сейчас желаннее воздуха.

Ник здоровается с официантками и, мельком взглянув на часы, присаживается напротив меня чуть ли не с добрым выражением лица.

Н: Дорогая, ты такая красивая сегодня, похожа на ангела. Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что так оно и есть.

Я: Ты опоздал, если что…

Н: У меня были дела.

Я: И где «прости»?

Н: Прости.

Я: Не так.

Н: А как?

Я: Прости меня, змея подколодного, мерзавца убогого, раба твоего смиренного, о, богиня моя неземная!

Н: Я не запомнил. Перестань со мной так разговаривать. Побудь серьезной хотя бы раз.

Опустив глаза на стол, Чудесный судорожно наливает мой чай с жасмином, который, по его словам, он не может терпеть, и сосредоточенно накладывает сахарный песок в белоснежную чашку.

Добросовестное перемешивание сахара обычно занимает минуты три, но сегодня эта процедура продлилась вдвое дольше, что заметно сбавило широту улыбок на лицах официанток. Именно официанток, не официантов. «Лицензию» на обслуживание нашего столика получают только девушки — на представителей сильного пола Ник реагирует обостренно: моих молодых любовников он готов искать даже в холодильнике.

Обожаю привычку Ника вначале полоскать чаем рот, а потом его глотать — отличный метод зубной гигиены.

Ник вообще неравнодушен к жидкостям, особенно алкогольного рода. Истинный знаток спиртных напитков, он, как никто другой, умеет выбирать вина по красивым этикеткам. В некоторых случаях их можно даже пить, хотя чаще всего вино оказывается либо умеренной гадостью, либо откровенной отравой для мух и тараканов.

В трезвом состоянии Ник закрыт как сейф, но после бутылки спирта он начинает выдавать свое калорийное содержимое, превращаясь в сердечного человека. Если после нескольких глотков вы не чувствуете, что в вашей груди есть сердце, значит, его у вас нет вовсе…

Уста поддатого Чудесного выдают тосты, неповторимые в своей оригинальности. Эти редкие моменты всегда находят отклик в моей душе:

«Родная! Желаю тебе никогда не умирать!»

На это сплетение сарказма и целомудрия персонал отреагировал высокой скоростью оказания услуг. Похоже, эта фиолетовая лирика растрогала даже шеф-повара, который несколько раз споткнулся, пока вносил изысканно приготовленную жидкость в серебряной посудине.

В чечевичном бульоне плавают животные, названий которых я не знаю. Пар от тарелки излучает уют и благополучие сладкой семейной жизни. Ник дегустирует шедевр. Судя по его лицу, есть это совсем не обязательно, лучше просто продолжать вдыхать. Правильно, сейчас в этом нет необходимости, ведь гороховые и чечевичные супы едят только космонавты перед взлетом.