Опоздать на казнь - Фридрих Незнанский

Стилист точно ни при чем. Ему кулак посильнее сжать — и швы разойдутся.

Гордеева всегда поражали такие уголовники — способные убить себя или изуродовать, только чтобы избежать опетушения. А что бы он сделал сам? Вступил бы в драку, как Румын, — да. До смерти, не ради спасения. Умереть, но нанести ущерб противнику. А вот так, бессмысленно, самому себя покромсать — зачем?

На нижних нарах, неподалеку от параши, сидел старик с обвислыми щеками и красными, слезящимися глазами. Дышкант Михаил Михайлович — раньше был важной шишкой. Попался на взятках. Теперь вот ждет суда. Видимо, он так до конца и не понял, что с ним произошло.

Скрипач, проходя мимо, сделал в его сторону неприличный жест. Камера захохотала, а старик никак не отреагировал, как сидел, уставившись в пустоту, так и сидит.

— Эй, министр, расскажи, как ты жил, побалуй сказочкой, — обратился к нему Коренев.

Дышкант повернул в его сторону отечное старческое лицо.

— Оставьте меня, молодой человек. Я вам ничего не сделал.

— У-у-у! — закривлялся Румын. — Скрипачок, ты смотри, дедушка старшим хамит! Что с ним за это сделать надо?

— Оставь его, Румын, я тебе сам сейчас сказку расскажу, — остановил его Скрипач.

— Расскажи уж, уважь! — благосклонно кивнул пахан.

— А дело было вот как! — возвращаясь на свое место, начал Скрипач. — Когда я папу родного порешил — меня тетки скрутили и в дурку упекли. Главное, я на них смотрю, на все вопросы отвечаю, а они заголосили: «Сдвинулся наш мальчик из-за этой математики и физики, совсем его в институте этом замучили». Ну, если кто не знает, я на красный диплом шел. Засунули меня в палату, а там ничего такие мужики, смирные. Все к койкам привязаны. Ну и меня тоже привязали. И был там санитар один — мелкий, вроде Румына нашего. Только трусливый человек и злой. Звали — Семецкий. Очень любил подойти к человеку и издеваться над ним. Одному на лицо помочился, другому в глаза перцу сыпанул и смотрел, как тот, привязанный, мучается. А потом один дядя, я думал — он совсем не в себе — как-то выбрался, то ли его развязали, раз он совсем ничего не говорит и не шевелится — и схватил этого Семецкого. А дядя такой был, типа Щетки нашего. Схватил за плечи и держит, и смотрит на него. Семецкий сначала обосрался — вонь пошла по всей палате невыносимая, а потом как-то обмяк у дяди в руках и все. Умер от страха. А дядя с ним ничего не делал, все это видели, просто, говорит, хотел в глаза ему посмотреть, понять, почему он злой такой.

— Понял, Румын? Не трогай старика, а то он в глаза тебе посмотрит! — наставительно сказал старый вор.

— А пусть-ка дедок Румына нашего за плечи подержит, — предложил Мочало. Видно, скучно ему стало, хотелось как-нибудь поразвлечься.

— Я тебя самого сейчас за плечи подержу, — лениво отозвался Румын, — сзади.

— Оставьте меня, я ничего вам не сделал! — снова сказал старик Дышкант.

— Чего это он? — удивился Мочало. — Мы его и пальцем не тронули.

А это, оказывается, один из мальчиков квартирного махинатора Шумовского забрался на верхние нары и льет старому на голову воду тоненькой струйкой из жестяной кружки.

— Ну что, дед, взятки брал? — спросил у него Шумовский, развалившись на нарах. И вся хата замолчала, ожидая продолжения.

— Не сметь со мной так разговаривать! — вдруг взорвался старик. Слезливые глаза метнули молнии — видно стало сразу, что на свободе он занимал высокий пост.

— А почему? — ласково улыбаясь, спросил Шумовский.

— Ты кто такой? Мальчишка, сопляк!

— Я — сопляк? — по-кошачьи потягиваясь и легко оказываясь на ногах — а только что, казалось, лежал, расслабленно и вальяжно растянувшись на нарах. — И когда же ты мне сопли вытирал, дедушка?

Пахан подозвал Мочало и Щетку и неторопливо о чем-то повел с ними беседу. Румын тем временем подошел поближе к месту разборки — очень ему снова захотелось поучаствовать.

— Я не собираюсь с вами разговаривать в таком тоне! — отрезал старик. — Я буду разговаривать только с вашим начальником!

— Вот это уже дело, — улыбнулся Коренев. — Вижу, что мужик ты неплохой, хоть и бывший эксплуататор. Фамилия у тебя только неудачная. Ну что это такое — Дышкант-Мудышкант? Будешь зваться Мухомор.

Шумовский недовольно вернулся на свое место. Такую потеху пахан сбил. Как бы он сейчас поиздевался над этим стариком, на потеху камере и на пользу себе. А теперь — юнцы, которые только что смотрели ему в рот, уже куда-то в сторону отползли. Очень хотелось, видать, Шумовскому в лучшие люди камеры выбиться. Ну чем, чем он хуже Румына или Скрипача? И собой покрепче, и мужики его во дворе уважали. Стилист, конечно, псих, с ним не тягаться. Щетка и Мочало — настоящие уголовники. Надо попасть в их круг, закрепиться и удержаться.

Шумовский посмотрел на Гордеева, и, видно было, что мысли копошатся в его голове, а потом вдруг объявил на всю камеру:

— Либо ты мент, либо — петух.

Это он не со зла сказал, и не потому, что действительно Гордеева заподозрил. Просто всем было скучно, духотища стояла неимоверная, так или иначе какая-нибудь стычка случилась бы, а тут — удобный повод, новенький явился, явно не из уголовного мира — опустив такого, можно легко подняться самому.

— Это ты мне? — переспросил Гордеев. Драться, тем более с этим рыхловатым мошенником, не хотелось.

— Такими словами не бросаются, — заметил Румын, — судить будем всей хатой!

Румыну Гордеев явно приглянулся — нормальный мужик, пахан его приветил, а он не возгордился, сел, где указано, молчит, уголовником казаться не пытается. Ну что ж — не повезло ему, не сидел еще, законов воровских и обычаев не знает. Но держится спокойно, сам по себе, не заискивает ни перед кем и чертей строить не пытается. Таким мужикам и на зоне ничего злого не делают, если сами, конечно, не нарываются.

— Судить, судить! — загалдела камера.

Глава 17

…Начать решили с квартиры Валерика, который, во-первых, был причастен к трудоустройству Бурцева в «Орбиту», а во-вторых, именно у его друзей-приятелей Бурцев познакомился с Фирсовым. Но Валерик, а точнее, Валерий Павлюченко знать ничего не знал:

— Да, клянусь вам! Какие уголовники! Какой притон! Собирались друзья, старые знакомые, еще со школьной скамьи. Преферанс, вист по копеечке, считай, просто на интерес. Тут чужих людей-то отродясь не было.

— Как часто вы собирались? — спросила Лена.

— Да раз в неделю, не чаще, по пятницам. Но это вовсе даже не обязательно — если компания соберется, если настроение будет…

— Бурцев бывал у вас регулярно?

— Андрюха? Да уже полгода не показывался. По крайней мере у меня.

Лена так и вцепилась в проговорившегося Валерика:

— У вас не показывался? А у кого?

Павлюченко пытался как-то выкрутиться, все твердил, что знать ничего не знает. Но он не ведал Лениной хватки.

— А между прочим, вы знаете, что статью за содержание притонов у нас никто не отменял?..

— А машину «ауди» двухтысячного года выпуска вы на доходы с научно-инженерной деятельности приобрели?..

— У нас есть показания, что вовсе не по копеечке играли. И не только в преферанс. В покер тоже по копеечке ставили?..

— А Бурцева вы нарочно устроили в «Орбиту», чтобы потом легче было шантажировать и провоцировать кражу?..

Вот на этом Павлюченко и сломался. Известие, что его подозревают в соучастии в какой-то краже из закрытого научного центра он не выдержал. «Сейчас еще шпионаж припаяют», — подумалось ему.

Валерик сдался. Назвал всех, кто бывал у него на «пятничных вечерах», сказал телефоны и адреса. Среди названных имен оказался и Сашок, на квартире у которого Бурцев познакомился с Фирсовым.

— А вот с этим персонажем вы знакомы лично? — и Лена показала ему копию фотографии из дела Аронова.

Валерик замялся, но потом ответил твердо и глядя Лене в глаза:

— Нет. С этим я не знаком.

Лена попрощалась с хозяином квартиры холодно. Однако оставила свой номер телефона с наказом позвонить, ежели что вспомнится. И уходя, заметила, как бы невзначай, что помощь следствию обычно ставится в заслугу при рассмотре других прегрешений.

Звонок от трусливого хозяина подпольного игорного дома раздался, когда Лена с Андрюшей не успели отъехать от его дома и на квартал.

— Елена Викторовна… Это Павлюченко… Вы знаете, я вспомнил… да!.. Как я понял, вы ищете Фирсова?… Я знаю, где его можно найти.

Чертыхаясь и чуть ли не матерясь, Лена с Андрюшей двинулись обратно к дому Валерика.

— Вы только меня не выдавайте! Это действительно страшные люди — уголовники… Я и Бурцева предупреждал, когда он с ними играть садился.

— А вы сами?

— Я — с Фирсовым?! Да ни в жисть!

— Но все-таки, вы с ним знакомы?

— Да, знаком, — удрученно произнес Валерик.

— Рассказывайте.