Любовные письма серийному убийце - Таша Кориелл

попыталась сесть ему на хвост. Но он был умелым водителем и шустро петлял по улицам, так что на шоссе я потеряла его окончательно. Но это не имело значения. Интуиция подсказала мне, куда он направляется. Я ввела в GPS адрес спортзала, где работала Джилл. Я совсем не удивилась, увидев его машину на парковке. Я остановилась неподалеку. В машине его не было – видимо, он уже зашел внутрь. Но я не последовала за ним. Моя одежда, пусть и вполне удобная, никак не сходила за спортивную.

Марка не было целый час, и я успела сделать в блокноте несколько заметок о его активности.

«По всей видимости, Марк Томпсон посещает места, где убитых женщин видели последний раз. Мне кажется, он делает это не впервые. Это выглядит почти как ритуал».

Марк продолжил свой убийственный тур: после тренировки он поехал в ресторан, где ужинали Уильям и Эмма. Я незаметно проскользнула вслед за ним. На этот раз Марк сел у бара, а я заняла столик за его спиной.

К счастью, у ресторана оказались вполне доступные комплексные обеды. Я заказала пасту, к которой шел салат и хлебные палочки. Я бы описала свой ланч не иначе как питательный. Мы с Марком оба смотрели в телефоны во время еды – с той только разницей, что я не переставала наблюдать за ним, пока он читал. Я не могла поверить, что никто вокруг не осознает происходящего. Это же Марк Томпсон, отец Уильяма Томпсона, обвиняемого в убийстве женщины, с которой он ужинал в этом самом ресторане непосредственно в день ее гибели! Тем не менее его обслуживали как любого другого посетителя.

Я ела быстро, чтобы точно закончить раньше Марка. Ему осталось посетить только одно место – бывший офис Уильяма. Поскольку была суббота, необъятная парковка почти пустовала, и здание казалось заброшенным. Марк не пытался зайти внутрь. Он просто стоял на парковке и глядел на сверкающую стеклянную башню, пока я наблюдала за ним из машины. Он меня не заметил, а если и заметил, то никак себя не выдал.

Я надеялась, что после этого он сделает еще что-то и это позволит разгадать его скрытые намерения. Но он просто отправился обратно на съемную квартиру и оставался там до тех пор, пока мне не надоело торчать в машине.

– Вам не кажется, что в Марке Томпсоне есть что-то подозрительное? – спросила я Дотти и Лорен в понедельник, когда процесс возобновился.

– Мне кажется, все богатеи подозрительные, – ответила Лорен.

– Подозрительно то, что его сына сейчас судят, если ты об этом, – сказала Дотти. – А в остальном мне он кажется совершенно нормальным.

Я рассказала им, чем занималась в выходные: как по очереди ездила за ним по всем местам исчезновения убитых женщин.

– И что ты предполагаешь? Думаешь, он их убил? – спросила Дотти.

– Я не знаю, что предполагать, – ответила я. – Но что-то с ним явно нечисто.

Я решила отправиться в собственный убийственный тур: на этот раз без Марка.

На следующий день по пути в суд я заехала на автозаправку Кимберли за кофе. У дверей стоял пожилой мужчина и ел шоколадный пончик, который, видимо, купил на заправке.

– Извините, – обратилась к нему я. – Прошу прощения за вопрос, но вы часто здесь бываете?

– Вы же не хотите втянуть меня в неприятности, а? – спросил он шутливым тоном. Будь он помоложе, это можно было бы принять за флирт.

– Нет, ничего такого. Я просто хотела спросить: вы, случайно, не были знакомы с женщиной по имени Кимберли, которая здесь работала?

– А, вы одна из них.

– Кого?

– Женщин, которые тут ошиваются и спрашивают про Кимберли. Сейчас они поуспокоились, но раньше их тут были толпы. Я скажу вам то же самое, что и всем остальным. Да, я знал ее. Она была по-настоящему добрым человеком, и мне очень жаль, что она умерла. Нет, я никогда не видел парня, который вроде как ее убил, ну, или мне так кажется. Сюда ходит куча людей, похожих на него. Я их между собой не различаю. – Он усмехнулся. – По мне, они все выглядят как белые парни.

Я пихнула обратно в задний карман телефон, который уже подготовила, чтобы показать ему фотографии Марка и Уильяма. Меня смутило, что этот мужчина сразу отнес меня к «тем женщинам»: совсем как Меган. Мне хотелось объяснить, что я не просто одна из многих, как он предполагает, а самая настоящая девушка Уильяма Томпсона. Внезапно я поняла, почему девочки из «Семьи» Мэнсона в качестве выражения любви охотно вырезали у себя на лбу свастики. Им хотелось, чтобы их воспринимали как особо приближенных, как преданных последовательниц – пусть это и обрекало их на всеобщую ненависть до конца жизни.

Я зашла внутрь, выбрала самый большой стакан и налила себе кофе. После недолгих колебаний я тоже взяла себе шоколадный пончик на кассе. Мои покупки были противоположностью изысканности, и я испытала от этого странное удовлетворение. Иногда тело просто хочет закинуть в себя какую-то гадость.

Новой кассиршей оказалась молодая, симпатичная черная девушка. В целом я не очень одобряю идею использования огнестрельного оружия для самозащиты, потому что чаще всего из пистолетов стреляют по тем, у кого есть пистолет. Но я понадеялась, что они дали ей оружие или хотя бы тревожный свисток для защиты от потенциальных убийц.

Я хотела спросить ее про Марка, но передумала после разговора с мужчиной у дверей. Я не хотела, чтобы она посмотрела на меня так же – как на какую-то сумасшедшую. Я расплатилась и ушла, не сказав ни слова.

Когда я вышла из дверей, мужчина все еще стоял снаружи.

– Эй, – окликнул меня он.

– Да?

– Будьте там поосторожнее.

Я улыбнулась.

– Спасибо.

– Никогда не знаешь, от кого ждать беды, – продолжил он.

Мне не понравилось, как изменилась его интонация. Во время нашей первой беседы мужчина казался безобидным, даже дружелюбным, но теперь в его тоне было что-то зловещее.

– Ну да, – сказала я и зашагала к машине. Я надеялась, что он не примет мою спешку за попытку убежать, хотя именно это я и делала. Я на какой-то момент забыла, что члены семьи Томпсонов – не единственные опасные люди на свете.

В суд я приехала с вымазанным шоколадом лицом и привкусом плохого кофе на губах.

– Что с тобой случилось? – спросила Дотти. – У тебя что-то на лице.

Я чувствовала себя отвратительно. Мой визит на автозаправку доказал только то, что Кимберли, видимо, никогда и нигде не могла