Заговор небес - Анна Литвинова

Катюша тогда тренировалась дома всеми зимними вечерами, прыгая по нервам соседей с нижнего этажа. Крепила резинку на двух стульях, поднимала ее все выше и выше… И вот однажды, такой же ранней и несмелой весной, ее неохотно приняли в игру. Девочка, с которой Кате предстояло прыгать в паре, мрачно сказала: «Давай, конечно, попробуем… Только все равно с тобой проиграешь…»

И Катя вступила в игру. Резиночку поднимали все выше – сначала на уровне колен, потом по бедрам, потом на талии и, наконец, подняли почти до плеч. И Катя – прыгала. Под завистливыми взглядами девчонок и восторженными – мальчишек-зевак. Она научилась! Она смогла!

С тех давних пор весна ассоциировалась у нее с победой. Именно весной ей удавались наиболее сложные дела – под неярким мартовским солнцем она всегда получала пятерки на контрольных, готовила самые вкусные торты и завоевывала наиболее привлекательных мужчин.

Начиналась новая весна – весна 1991 года. Приближались новые успехи. Новые победы. Новые приключения.

…Восьмого марта Катюшин телефон разрывался с самого утра. Она охотно принимала поздравления с праздником, и ей даже не хотелось выходить из дома – чтобы не пропустить звонки от реальных и потенциальных поклонников. Однако на два часа было запланировано свидание в Кусковском парке с длинноволосым Ильей из МИФИ. В пять «у Пушкина» ее ждал очередной американец – русист Джонни из аспирантуры филфака. А к восьми она обещала страшненькому (но уже чертовски богатенькому!) однокласснику Ваньке Шеляринскому составить компанию в ресторане «Прага».

Катя отчаянно боролась с ногтями, пытаясь навести какой-никакой маникюр. Волосы, накрученные на термобигуди, стояли агрессивными рожками. Телефон зазвонил в очередной раз – ее поздравлял сам Фомич.

– Иван Фомич! Какая честь! – кокетливо протянула Катя.

– Поздравляю тебя, Катюша, с праздником. Счастья, здоровья, спортивных успехов. С меня подарок…

– Самолет? – сострила Катюша.

– Лучше. В этом году мы решили начать прыжки раньше. Через неделю – добро пожаловать.

– Ура!

Она чертовски соскучилась по прыжкам. Полгода не прыгала! (Этой зимой аэродром не работал – не достали керосина.)

Но Катя быстро овладела собой и коварно сказала:

– Спасибо за информацию. А где же подарок?

– В мае будут соревнования среди команд-четверок. Победители поедут в Париж. Уже и спонсора нашли. Фирма «Хартия». Компьютерами торгует. Оплатит и дорогу, и гостиницу, и командировочные.

– Шутите все, Иван Фомич!

– Вовсе нет. Я же обещал тебе подарок.

Катя положила трубку и затанцевала по квартире. Опять ей везет – как и всегда весной. Фомич-то неспроста позвонил! Фомич верит, что в Париж поедут именно они! Именно их женская четверка! И подумать только – спонсор уже есть!

Бог ты мой, увидеть Эйфелеву башню в туманной дымке, прогуляться по Риволи, выпить кофе в уютном ресторанчике под комплименты услужливых официантов! Увидеть Париж – потом можно и умереть!

В дверь позвонили. Катя посмотрела в глазок и, как была в халатике и бигуди, отворила. На пороге стояла соседка.

– С праздником, теть Зин!

– И тебя, Катюша… Слушай, тут под дверью конверт лежит. Написано: Екатерине Калашниковой. Не иначе, как от тайного поклонника…

Катя недоуменно взяла конверт:

– Как будто телефона нет. Зачем подъезд-то захламлять?

– Телефон убивает романтику, – авторитетно заявила тетя Зина.

Катюша пожала плечами и разорвала серый самопальный конверт. Оттуда выпала короткая записка:

Ты умрешь.

В честь досрочного открытия сезона в Желтой казарме закатили грандиозную вечеринку. Настю Полевую уговорили привезти ее последнее приобретение – огромный магнитофон «Шарп». Только это чудо техники могло орать настолько громко, что музыка разносилась по всему укладочному залу. Маша Маркелова взяла на себя обязанности организаторши и устроила на входе настоящий кордон. Каждый вновь прибывший допускался в казарму только по предъявлении «средств к существованию». С мальчиков спрашивали выпивку, с девушек – закуску. Оправдания – «не достал, талонов не было» – не принимались. Халявщикам Мария строго говорила:

– Вон, до деревни два километра. Там самогон без всяких талонов продают. И помидоры маринованные. В банках.

Вечеринка обещала быть многолюдной и представительной. Даже инструктора обещали заглянуть на огонек, а Фомич членораздельно сказал:

– Я приду ровно в восемь.

Это означало, что до восьми напиваться никому не рекомендовалось.

Маша носилась по казарме, командовала, в какую комнату сносить продукты и как сдвигать столы. Ее сыночек Борька крутился возле штабелей колбас, конфет и булок, утаскивая себе то один, то другой лакомый кусочек. Парни обхаживали Марию и просились в помощники – резать хлеб.

Но Маша строго говорила:

– Гуляйте, гуляйте. Найдем, кто будет резать.

Сервировкой стола ведали Катя и Валентина. Вся полученная на входе еда сносилась в Машину комнату и сваливалась на стол. Валя аккуратно нарезала продукты. Катя художественно их раскладывала по свистнутым из столовки тарелкам. Тарелки ставили пока на кровать – в укладочный зал продукты принесут ровно в восемь, чтобы Фомич застал аккуратно сервированный стол, а не продуктовый бардак.

Настя, которая отличалась полной хозяйственной неумелостью, к продуктам не допускалась. Она пыталась подсчитать, сколько будет гостей и хватит ли на всех стульев. Ее звонкий командирский голос доносился то из укладочного зала, то из соседних комнат. Наконец Настя ворвалась в «сервировочную».

– Девчонки, дайте что-нибудь стащить.

– Ага, служебным положением пользуешься! – Катя протянула ей соленый огурец. – Что там твои стулья?

– А, все равно на всех не хватит.

– Это верно, – согласилась Валя. – Народу набьется столько, что мало не покажется. Машка, правда, обещала перворазников не пускать.

– Э нет! Там один такой красавчик приехал! – запротестовала Катя.

– Где красавчик? – поинтересовалась Маша, забежавшая проверить, как идет сервировка.

– Да Катька все к перворазникам клеится, – охотно заложила подругу Валентина. – Очередного красавчика приметила.

– Нужны они тебе, красавчики! – засмеялась Маша. – Вон, в Париж поедем, там Жана-Поля себе найдешь.

Машу больше всех из четверки вдохновил «подарок» Фомича. Она спала и видела, как их команда едет в Париж, и даже принялась штудировать русско-французский разговорник.

– Кстати, завтра прыгать-то будешь? – невинно спросила Настя.

– А то! Почему нет?

– Ну смотри, тогда не напивайся сегодня.

– Ладно тебе, Насть, когда я напивалась?

Катя и Валя переглянулись. На их взгляд, Маша напивалась каждый вечер – просто всегда могла к утру взять себя в руки и вовремя явиться на тренировку или на прыжки. Девушки боялись, что когда-нибудь информация о масштабах Машиного пьянства дойдет до Фомича и тот запретит женской четверке прыгать. Или просто заставит искать Марии замену – а где ее найдешь, если соревнования на носу?

Однако Маша упорно не желала признавать, что в ее жизни идет что-то не так. Она полагала сама – и уверяла всех остальных, – что пьет или мало, или по праздникам. (Однако «малым» считался стакан водки, а праздники шли через день.)

– Эй, плесните мне, упарилась, – Мария протянула Кате стакан.

Та неохотно плеснула на полпальца деревенского самогона. Маша выпила единым глотком, смачно, по-мужицки отерла губы. Прикрикнула на Борьку, который завороженно смотрел на маму:

– Ты чего здесь крутишься? Пойди погуляй.

Мальчик не ответил, только отступил в угол. Маша махнула рукой:

– Чудной он у меня. Как будто говорить не умеет… Кстати, девчонки: вам писем никаких не приходило?

– В смысле? – не поняла Настя.

– Ну в смысле – странных писем. А то мне тут в ящик кинули записку: «Ты подохнешь». Или что-то в этом роде.

– Да ты что? Покажи!

– Ну вот еще. Я ее выкинула сразу.

– Так, может, тебе привиделось? – не без ехидства спросила Настя.

– Что ты меня за дуру держишь? – рассердилась Мария. – На машинке напечатано. «Ты подохнешь». Или «Ты скопытишься». Не помню точно. Восьмого марта пришло. Представь, подарочек, а? Я разозлилась до жути. На зажигалке его спалила, прямо у почтового ящика.

– Ну не знаю… Мне такой ерунды не шлют, – сказала Настя. В ее глазах читалось: чтой-то ты загибаешь, подруга.

– Мне тоже, – поспешно ответила Валя.

«Значит, только мне и Машке прислали», – подумала Катя. Она вздохнула и выговорила:

– Отстаньте вы от нее. Почудилось-почудилось!.. Мне, между прочим, тоже прислали.

Она вытащила из кармана и продемонстрировала девушкам подброшенную под дверь записку.

– Вот это да! – изумилась Валя. – И кто же это, интересно знать?

– Кто-кто – Никитка-дебил, кому еще такой фигней страдать. Его давно гнать с аэродрома пора, – зло ответила Катя.