Врата Лимбрета - Робин Хобб

- быть почти костром. Мы никогда не сможем достичь этого, Кери. Чем больше я расту, тем больше понимаю, что это правда. И все же того, чем мы станем, нам будет достаточно; на самом деле, это будет все, что мы способны удержать. Они так много оставили нам, когда оставили знание о том, как измениться. Они знали, что умирают, Кери, исчезают навсегда. Заклинательницы Ветра оставили нам наследие, которое является одновременно и даром, и обязанностью. Мы отступили от их стандартов, и наши физические недостатки - наименьшая из них. Ты узнаешь то, о чем я не могу рассказать тебе словами. Они оставили для нас послания, написанные на самих ветрах. У каждого ветра есть имя, данное ими, к которому он стремится быстрее всего. Это будет похоже на то, как если бы я всю свою жизнь называла тебя Заклинательницей Ветров и только сегодня узнала, что ты Кери. Они знали каждое дуновение ветерка как личность. - Рибеке вздохнула, ее собственное дыхание было легким порывом ветра. - Мы так много потеряли на этом пути. Мы отбросили знания в сторону, потому что нас больше заботило, какой процент урожая мы могли бы запросить в данном регионе, и были слишком заняты спорами о том, угрожать или наказывать, когда фермеры взбунтуются. Мы научились считать наши монеты и забыли, как читать ветер.

- Вернем ли мы когда-нибудь то, что потеряли? - тихо спросила Кери.

Рибеке устало улыбнулась.

- Возможно. Если Йолет и Шила позволят нам продержаться так долго. Возможно.

Глава 7

Глаза Ки открылись сами собой. Она лежала, вглядываясь в темноту, и наконец поняла, что не спит. Она повернула голову набок и посмотрела на свою спутницу. Холлика мирно спала на боку, слегка свернувшись калачиком. Очертания ее лица были затенены ночью и смягчены легким налетом пушистого меха. Ки с некоторым любопытством разглядывала ее лицо. Тусклый, но вездесущий свет этой земли разделял ее лицо на две половины, одну посеребренную и открытую, другую скрытую тенями. Видимый глаз был большим, как у лошади. Горизонтальный ряд коротких ресниц по центру глаза отмечал место соединения двух закрывающих его век. Ее нос начинался не между глазами, а немного ниже их внутренних уголков. Он был шире человеческого носа, с более четко очерченными и практичными ноздрями. Даже когда она спала, они мягко раздувались при каждом вдохе, принося ей обонятельные вести ночного воздуха. Ее короткая верхняя губа была раздвоена и закруглена, как у кошки. Рот под ней был чрезвычайно широким, уголки его доходили почти до челюстных суставов. Для разговора использовалась только передняя его часть. Ки прикинула, что если бы та открыла рот как можно шире, то могла бы легко проглотить голову кролика. Ки беспокойно поежилась, вспомнив слухи о том, что именно так брурджанцы разделывали свое мясо.

Маленькие ручки были мирно сложены под внушительной челюстью. При всем росте Холлики ее руки были не больше, чем у Ки. Ее пальцы были толще, с легким пушком на тыльной стороне и толстыми черными ногтями, слегка загнутыми на кончиках. Из-за пухлости ее пальцев и их миниатюрности по сравнению с остальным телом ее руки казались мягкими и беспомощными. Ки готова был поспорить, что это иллюзия.

Она снова посмотрела на спящее лицо, но веки Холлики приоткрылись в центре, образовав горизонтальную щель. Она сосредоточилась на Ки и полностью открыла веки. Затем она медленно села, потягиваясь и поводя мускулистыми плечами. Когда она широко зевнула, Ки в беспомощном восхищении уставился на двойной ряд заостренных зубов в этой впечатляющей пасти. Холлика вскочила на ноги одним легким движением.

- Пора уходить, - тихо сказала она. - Я чувствую, что снова пришло время двигаться дальше. А ты?

Ки кивнула. Она действительно чувствовала это: побуждение подняться и еще раз поискать те далекие проблески, которые так заманчиво манили. В конце этой дороги ее ждал покой; сама мысль о нем заставляла Ки жаждать его. Поднявшись, она бросила свое одеяло в заднюю часть фургона. Холлика тоже бросила свое, но когда Ки повернулась, чтобы поднять упряжь серых, Холлика удержала ее за руку.

- Как ты можешь практиковать рабство животных в этом месте? - обвиняющим тоном спросила она.

Ки слегка отшатнулась от ее прикосновения, но Холлика осталась такой, какой была. Она не была угрожающей или сердитой, решила Ки; только упрекающей.

- Всю свою жизнь я управляла фургоном. Это то, кто я есть, ромнийская возчица.

Холлика покачала головой.

- Это так же глупо, как если бы я сказала, что всегда была воином и наездницей на лошадях. Это верно только в отношении моей жизни по ту сторону Врат. Эти земли открыли мне глаза. Странно думать, что в темноте я наконец-то прозрела. Я не должна больше ни воевать, ни нанимать животных для выполнения своих задач. И я не должна есть мясо.

- Итак, ты оставила свою сбрую на дороге, а своего коня отпустила бродить, где ему вздумается.

Холлика кивнула. Впервые Ки заметила, как ее покрытая мягким мехом шкура обвисла на руках и теле. Она никогда не слышала, чтобы брурджиане ели что-либо, кроме мяса или хлебных лепешек, пропитанных кровью. Не похоже, чтобы она хорошо адаптировалась к своей новой диете. Она выглядела жалкой, или настолько близкой к жалкой, насколько вообще может выглядеть брурджанка.

- Почему ты еще и одежду оставила?

- Должна ли я носить кожу, шкуру другого существа, содранную с его истекающего кровью тела? Кроме того, маскировка моего тела была ложной скромностью. Я больше не буду скрывать, кто я есть. По другую сторону Врат мое тело было мне незнакомо, потому что оно не брурджанское и не человеческое, а моя одежда была отрицанием того и другого. Но с помощью Лимбрета я приняла себя, и ты тоже должна принять. Избавься от личин, которые ты носишь, отбрось их, как ты отбрасываешь упряжь, которая поработила этих бедных животных. Разве ты не чувствуешь правды в том, что я говорю?

Ки не могла встретиться взглядом с Холликой; она медленно покачала головой, чувствуя смутный стыд за то, что не хотела подчиняться. Она начала чувствовать, как праведность слов Холлики поднимается вокруг нее словно прохладная вода, разливается по ее телу и разуму. Она была неправа, подчиняя животных своей воле. Она должна остановиться. И еще пришло время сбросить всю одежду и оружие, отбросить внешнюю оболочку, которую она накопила в запятнанном мире за Вратами. Теперь она возвращалась домой, к покою