История Первой мировой войны - Максим Оськин

Впрочем, великий князь разделял мнение Генерального штаба о решительном наступлении в глубь Германии на левом (западном) берегу Вислы при одновременном ударе по Восточной Пруссии. Будучи убежден в скором и победоносном исходе войны, лидер русской «военной партии» жаждал наступать на всех направлениях во что бы то ни стало, лишь бы как можно скорее добиться победы. Такой подход, к сожалению, обыкновенно подразумевает, что противная сторона занимает роль статистов, обычных чучел, предназначенных для учебной рубки на полном скаку. Князь и был кавалеристом, с 1885 года заведуя русской кавалерией.

Кроме того, великий князь Николай Николаевич до такой степени сочувствовал нашим союзникам французам, что порой забывал, что он, в сущности, Главковерх русской армии, а значит, должен прежде всего блюсти интересы своей страны. Все эти личностные качества Верховного Главнокомандующего накладывались на сильнейшее давление союзников после проигранного пограничного сражения. Натиск германских армий на Париж казался столь неудержимым, что французы буквально умоляли русские власти о помощи. Этот единственный за всю войну момент, когда французы вели себя соответственно действительному значению Восточного фронта, превосходно отражен в мемуарах посла Франции в России М. Палеолога.

Директивами 29 и 31 июля Верховный Главнокомандующий указал обоим русским фронтам свой план первоначальных операций:

– «Северо-Западный фронт должен перейти 1 августа в наступление 1-й армией в Восточную Пруссию, которое должно развиться к 4 августа в общую операцию 1-й и 2-й армий в обход Мазурских озер с севера и запада…

– [Юго-Западному фронту] перейти в наступление 3-й и 8-й армиями соответственно 6 и 5 августа, не дожидаясь сосредоточения 3-го Кавказского и 24-го корпусов, чтобы в связи с намеченным наступлением 1-й и 2-й армий приковать к себе вторжением в Галицию возможно большие силы австрийцев. И тем самым воспрепятствовать им развить наступательные действия по левому берегу р. Висла и против запаздывающих в своем развертывании 4-й и 5-й армий»[97].

Как видно из этих указаний, Ставка ВГК отлично понимала суть предстоящих операций. Во-первых, армии Северо-Западного фронта должны были проводить общефронтовую операцию (в действительности командующий армиями фронта генерал Я. Г. Жилинский станет проводить две разрозненные армейские операции, что и приведет к тяжелейшему поражению). Во-вторых, четыре армии Юго-Западного фронта также должны были взаимодействовать друг с другом в общем плане, и при этом армии южного фаса (3-я и 8-я армии) переходили в наступление, дабы облегчить развертывание армий северного фаса фронта (4-я и 5-я армии).

Однако в самом начале военных действий, после просьб французской стороны, последовавших после поражения французов в пограничном сражении, великий князь Николай Николаевич, подчиняясь императору Николаю II, союзникам и собственным побуждениям, решил составить третью ударную группировку около Варшавы. Эта группа должна была быть направлена также против Германии, так как основным смыслом французских просьб становилось ослабление германского удара по Франции посредством оттягивания на Восточный фронт немецких войск с Запада. То ли Верховный Главнокомандующий не понимал, что русские силы недостаточны и для полноценного наступления на двух направлениях (в Восточную Пруссию и Галицию), а тут добавилось еще и третье. То ли, как это было характерно для него вообще, надеялся на слепую удачу.

По мысли авторов дополнительного сосредоточения на Средней Висле, 9-я армия, составляемая из трех армейских корпусов, выдернутых из состава уже сосредоточивающихся на государственной границе армий, должна была действовать на левом берегу Вислы. При этом действия новой 9-й армии, оказывавшейся между фронтовыми группировками, должны были вестись в зависимости от обстановки на северном (для Юго-Западного фронта) или южном (для Северо-Западного фронта) стратегических направлениях. Следовательно, войска 9-й армии должны были послужить своеобразным стратегическим резервом, предназначенным для развития наступления на том направлении, где оно удастся.

Однако в связи с тем, что часть пехотных дивизий и без того оставалась в обсервационных армиях, а еще часть не успевала с сосредоточением к началу первых операций, русские силы в первый месяц войны были и без того ограниченны. Создание стратегического резерва в таких условиях только ослабляло фронтовые группировки. И при этом, как на грех, корпуса для 9-й армии были «выдернуты» с наиболее ответственных направлений (из 4-й и 1-й армий). Так, успех 3-й и 8-й армий Юго-Западного фронта в сражении на Двух Липах был предопределен и без одного корпуса. Наступление 2-й армии Северо-Западного фронта также вполне могло обойтись без одного корпуса (2-й корпус был отправлен на осаду Летцена, а так бы остался в составе наступающей армии). Иными словами, Ставке было где взять «лишние» корпуса, но взяты они оказались совсем не там, где было можно.

Ю. Н. Данилов впоследствии так характеризовал значение 9-й армии: «Эта армия должна была оставаться временно в руках Верховного Главнокомандующего, который прозорливо предвидел, что в условиях современной войны, войска, уже введенные в операцию, быстро теряют свою наступательную энергию и легко поддаются изнашиванию. Нужны новые силы для развития операции и доведения ее до конца. Названные корпуса и позволили Верховному Главнокомандованию регулировать ход первых боев»[98]. Но является неоспоримым фактом, что 1-я и 4-я русские армии были ослаблены на два корпуса (Гвардейский и 1-й армейский), по корпусу на каждую армию. В итоге, по справедливому замечанию А. А. Керсновского, «первое повлекло за собой тактически нерешительный исход Гумбинненского сражения, второе едва не привело под Красником к катастрофе всего Юго-Западного фронта».

Следовало бы решительно притянуть на передовой театр войска 6-й и 7-й армий, прикрывающих соответственно псевдовероятную угрозу со стороны Швеции и Румынии, но великий князь Николай Николаевич взял из них лишь часть соединений, предпочитая ослабить уже нацелившиеся против неприятеля фронты в самом преддверии общего решающего наступления. Кроме того, дальневосточные и сибирские корпуса стали отправляться на запад только после того, как окончательно определилась позиция Японии, объявившей 12 августа войну Германии. Представляется, что с выступлением Великобритании на стороне Антанты 22 июля японцы никоим образом не могли уже угрожать Российской империи.

В свою очередь, второочередные дивизии в основной своей массе оставались в тылах фронтов, обеспечивая коммуникации, и были призваны на передовую лишь после первых сражений, исход которых для русской стороны в основном был неудачен. Получилось, что 52 % вооруженных сил Российской империи отправлялось против Австро-Венгрии, 33 % – против Германии и целых 15 % простаивали зря в обсервационных 6-й и 7-й армиях. Эти войска были переброшены на фронт, но с опозданием на несколько недель.

В результате распыления сил и средств, русские нигде не имели необходимого для решительной победы перевеса над противником, несмотря на то, что главные силы немцев отправлялись на запад, а Австрия держала три армии против Сербии. Только в ночь на 24 июля австрийцы стали перебрасывать свои войска (2-я армия генерала Э. фон Бём-Эрмолли) из Сербии в Галицию по семи железнодорожным линиям. Поэтому Австро-Венгрия объявила России войну лишь в этот день, 24 июля. В итоге высаженные на Дунае австро-венгерские 4-й и 7-й армейские корпуса, а также 20-я и 23-я пехотные дивизии опоздали к началу Галицийской битвы, позволив русским одержать верх в Галич-Львовской наступательной операции и удержать оборонительный фронт в Люблин-Холмском сражении.

Помимо прочего, своеобразный план развертывания привел к «перетасовке» корпусов между армиями, затеянной великим князем Николаем Николаевичем, занявшим 20 июля пост Верховного Главнокомандующего. В результате австрийцы едва-едва не разгромили северный фас Юго-Западного фронта, а русская победа в Галицийской битве оказалась неполной; в Восточной же Пруссии наступление 1-й и 2-й армий закончилось тяжелейшим поражением, тем более обидным, что мы имели небольшой численный перевес и превосходили противника в качестве войск. Видно, что предвоенные предположения русских военных деятелей не выдержали испытания с самого начала войны.

План русского безоглядного наступления в Восточную Пруссию был принят под давлением французов, отказавшихся от ведения стратегической обороны на первом этапе кампании, что подразумевало генштабистское окружение генерала В.– К. Мишеля до 1911 года. Понятно, что именно французы подтолкнули русскую сторону к самоубийственному броску вперед, еще не закончив сосредоточения.

Перед войной, когда зависимость Российской империи от Франции в финансовом отношении была налицо и даже усугублялась, русский Генеральный штаб до предела снизил сроки готовности русских армий вторжения. Так, начальник Генерального штаба в 1911-м – начале 1914 года генерал Я. Г. Жилинский на военной игре 1914 года в Киеве вообще перешел в наступление на десятый день с объявления общей мобилизации, что было просто технически невозможно. В итоге войска 1-й русской армии на данной игре вступали в бой с неприятелем на двенадцатый день с начала мобилизации, а войска 2-й армии – на четырнадцатый.