Иван Грозный и Девлет-Гирей - Виталий Пенской

Иван, вернувшийся в столицу 6 октября, собрался было выступить своими людьми к Коломне «для своего дела и земского против крымского царя», однако тут к нему пришло известие об отступлении неприятеля, и он отменил свой поход. В Рязань к А.Д. Басманову и его сыну был послан князь П.И. Хворостинин «с речью и з золотыми за службу», на берег были отправлены дополнительные силы, а «за реку», к Рязани, на всякий случай были отряжены воеводы И.П. Яковлев и князья А.П. Хованский и A.M. Ромодановский{226}. Но все эти меры оказались не нужны — больше татары в этом году не приходили.

Во всей этой истории прихода «царя» под Рязань есть одно интересное обстоятельство, на которое обратил внимание отечественный историк А.В. Виноградов. Оказывается, во время осады Рязани Девлет-Гирей вступил в переговоры с Басмановым и передал ему грамоту для Ивана IV. В этом послании хан обвинял «московского» в том, что близившиеся к концу переговоры о «замирении» были сорваны по вине самого Ивана, который отказался платить «Магмет-Кирееву дань» и не отпустил без всяких условий задержанное в Москве крымское посольство. Вскоре после этого к царевичу Ивану Ивановичу прибыл гонец от калги Мухаммед-Гирея с посланием, содержание которого было сходным с письмом Девлет-Гирея{227}. Во всей этой истории обращает на себя внимание тот факт, что и хан, и его наследник умолчали о требовании передать Крыму казанский и астраханский «юрты». Что это? Хитроумная интрига со стороны хана, отнюдь не заинтересованного в том, чтобы окончательно поставить крест на переговорном процессе с Москвой и отправившегося в поход только потому, что этого хотела настроенная резко против соглашения с «московским» «казанская» «партия»? Не пытался ли тем самым хан оставить для себя лазейку для продолжения «крымского аукциона», позволявшего ему без особых на то усилий играть на стремлениях Москвы и Вильно заручиться его, ханской поддержкой, и разменивать обещания примкнуть к одному из соперников за его благосклонность на щедрые «поминки»? Как будто в пользу такого варианта свидетельствует освобождение русского посольства в Крыму из-под фактического ареста после возвращения хана в Крым. И хотя сам хан в личный контакт с А. Нагим не вступал, он не препятствовал переговорам с ним Джан-Мухаммеда и сбору русскими дипломатами информации о дипломатических контактах Сигизмунда с турецким султаном и султана с Девлет-Гиреем. Наконец, возобновились и пересылки между Москвой и Бахчисараем. В конце июня 1565 г. в Москву прибыл из Крыма посланный годом раньше туда гонец А. Мясной с грамотами от А. Нагого и ханский гонец Акинчей с тремя короткими посланиями Девлет-Гирея, адресованными Ивану Грозному.

Хотя эти грамоты не содержали ничего обнадеживающего (в частности, в одной из них хан озвучил требование передать ему Казань и Астрахань), Иван не стал медлить с ответом и меньше чем через месяц после приема крымского гонца отправил его в обратный путь вместе со своим гонцом С. Бертеневым. И, поскольку требования хана были отвергнуты, а «великие поминки» были обещаны «крымскому» и его «земле» только после размена послами, то наученный горьким опытом предыдущего года царь заблаговременно подготовился к возможному нашествию. Как писал летописец, комментируя действия Ивана, «для крымского неправды, что с царем и великим князем гонцы будто ссылается, а на государевы украйны приходил, и для бережения государь воеводам по берегу и по украйным городом стояти велел». В марте был составлен «розряд от Поля и по берегу», гарнизоны украинных городов были усилены, а на берегу, в Коломне, Кашире, Серпухове и Калуге развернулись 5 полков рати под началом большого воеводы И.Д. Вельского (10 воевод, 37 голов, т.е. примерно 8—9 тыс. детей боярских с послужильцами). 1 мая новосильский воевода Ю.Ф. Барятинский получил царский указ «итти на Поле к Сосне и за Сосну». В случае появления татар предусматривался «сход» воевод украинных городов с воеводами береговой рати, а несколько позднее роспись была несколько изменена. В Москве решили, что в случае прихода самого крымского «царя» войско должно было разделиться. Большая часть рати оставалась на берегу прикрывать сердце Русского государства от неожиданного прорыва «злых татаровей». Три же полка под началом воеводы князя И.Ф. Мстиславского (4 воеводы) должны были «по вестям итить з берегу» навстречу неприятелю и, нападая на отделившиеся от основной массы татарского воинства отряды, сдерживать врага, добывать «языков» и отслеживать перемещения противника. С подготовкой к отражению очень даже возможного нападения врага связан один интересный эпизод. 19 мая с Поля «прибежал» станичник с вестью, что на реке Мерла (к западу от нынешнего Харькова), на Муравском шляху, замечена была татарская сакма, а «обапол по мурамскому же шляху шли люди многие, а позади сакмы слышет зук велик». Получив эту новость, в Москве срочно отправили на усиление береговой рати в Калугу воеводу И. Меньшого Шереметева «на подводех». Понятно, что конницу на подводах посылать не будут, значит, вместе с воеводой столицу покинуло несколько статей стрельцов, которых для повышения их мобильности посадили на собранные с московских посадских людей подводы{228}.

Одним словом, в 1565 г., несмотря на то, что боевые действия на литовском фронте продолжались, Ивану Грозному удалось собрать на южной границе довольно приличные силы, и она была, не в пример прошлому году, надежно прикрыта. Эти приготовления не были напрасны. Конечно, сегодня трудно восстановить перипетии той глухой борьбы вокруг ханского трона между сторонниками и противниками союза с «московским», между «московской» и «казанской» «партиями». Однако, размышляя post factum над событиями тех лет, создается впечатление, что сам Девлет-Гирей, отнюдь не пылая излишней воинственностью, помнил о том, как он пришел к власти. Потому-то он, лавируя между разными группировками татарской знати, склонялся на сторону той из них, что была наиболее влиятельна в данный конкретный момент. А весной—летом 1565 г. «казанская» «партия», «партия войны», явно доминировала на крымском политическом небосклоне. И, продолжая переписываться с Иваном об условиях замирения, хан был вынужден идти у нее на поводу. Видимо, так можно объяснить тот факт, что после относительно компромиссной грамоты, что была передана от хана через Басманова, Иван получил новую, с более жесткими требованиями (о которой говорилось выше). И именно давлением со стороны «казанской» «партии» можно, на наш взгляд, объяснить решение хана, не дождавшись ответа из Москвы, «всесть в седло» и снова отправиться в набег. Во всяком случае, так можно трактовать сообщение А. Нагого Ивану IV, в котором он, рассказывая о событиях бурных лета и осени 1565 г., писал, что, встретив по пути на «государеву украйну» московского гонца С. Бертенева и ознакомившись с грамотами Ивана, Девлет-Гирей решил было повернуть назад. Однако, узнав об этом, «на царя и на царевича пришли землей со всем войском, что им воротиться немочно, потому что многие люди пошли на войну, а лошадей покупали заимья»{229}. Причина для продолжения похода, конечно, более чем весомая! Видимо, поход 1564 г. и в самом деле оказался для татар удачным, и в следующий ход на Москву собралось множество охотников за живой добычей. Ради такого случая влезшие в долги, они не собиравшихся отказываться от надежды разжиться «животами» и полоном только потому, что к хану приехал какой-то там гонец от правителя «неверных». А рисковать своей короной, да и жизнью в придачу ради того, чтобы продолжить переговоры с неуступчивым русским царем Девлет-Гирей не желал.

Итак, поход продолжился. Но зря «татаровя» надеялись и в этом году неплохо поживиться на Руси и поправить свои дела, рассчитавшись по кредитам русскими пленниками, мужиками, бабами да детишками. Пока Орда медленно продвигалась на север по Муравскому шляху, в Москве тем временем с началом осени и нового, 7074 г., переменили некоторых воевод в украинных городах и продолжали держать войско на берегу в готовности — «сентября в 19 день царь и великий князь приговорил з бояры: как царь крымской или большие крымские люди а ево государевы украины пойдут, бояром и воеводам князю Ивану Дмитреевичю Вельскому, да князю Ивану Федоровичи) Мстисловскому, да князю Петру Михайловичю Щенятеву, да князю Василью Семеновичю Серебряному итти на Коломну и государевым делом промышлять, смотря по тамошнему делу». Прошло полторы недели, и путивльский наместник князь Г. Мещерский прислал на Москву государю весть, что «прибежал к нему в Путивль от станишного головы от Романа Семичова сын боярской ноугородец Гришка Яцкой, а сказывал, что наехал Роман вверх Торца и на Каменном броду сентября в 21 день, стоят де многие люди и огни горят многие и стрельбу слышали». И дальше князь сообщал, что станичники ему сообщали, что де чают они, «пришли люди в Русь на Изюм Курган да на Савин перевоз, а Донец возилися два дни»{230}.