Кофемолка - Михаил Идов

Я тоже однажды потерял свое обручальное кольцо. В нашу брачную ночь. Нина об этом не знала. Мы забронировали последнюю фазу нашего европейского свадебного путешествия в швейцарском городке Монтрё по самой претенциозной причине из всех возможных: я хотел начать нашу совместную жизнь в тени Владимира и Веры Набоковых. Набоковский союз всегда казался мне идеальным — слияние и взаимопоглощение двух равных умов, герметично запечатанных от мирского мусора. Их адресаты, даже близкие, часто не могли с уверенностью сказать, кто стоял за тем или иным письмом: они смыкались в единый почерк, единый голос. Разумеется, не мешало и то, что Вера посвятила всю жизнь продвижению Володи, но не наоборот. [59]

Мы выехали из Вены в пять и планировали добраться до Монтрё к полуночи, но не рассчитали и еле дотянули до Цюриха. Измотанные до предела, мы бросили якорь в выбранном наугад отеле под названием «Baur au Lac», которое нам в нашем медовомесячном слабоумии почудилось невероятно смешным; помнится, мы с Ниной минут десять прыгали по кровати, повторяя «Баралак!» на все лады и с разными акцентами, и хихикали как сумасшедшие. Наш номер выходил окном на озеро и был пышно обставлен в стиле Регентства. Среди других старомодных штрихов в нем имелась прикроватная стойка для костюма, что-то вроде распятия в метр высотой с подогреваемым прессом для брюк и выложенной фетром чашечкой для часов и запонок. Ни тех ни других у меня не было, но я с упертостью крохобора твердо решил воспользоваться всеми услугами отеля. Я снял обручальное кольцо — все еще довольно непривычный объект — и положил его в чашечку.

Облаченная в пиджак, стойка выглядела как присевший в углу злодей. В ту ночь я все время ловил этот силуэт краем глаза во время странного, медленного, болтливого секса с Ниной. Любой паре, годами жившей вместе до свадьбы, не вполне понятно, должно ли и как именно должно изменение юридического статуса выражаться в постели: верите ли, все еще существует атавистический порыв сделать что-то новое. Мы разрешили данную проблему, обсудив ее — в этих же выражениях — во время секса.

Понятное дело, мы выписались из отеля, а кольцо осталось в чашечке. Факт этот я осознал примерно в десяти милях от Монтрё и, как большинство мужчин, сразу же пришел в ужас не от самой потери, а от того, как Нина может на нее среагировать. Я решил ничего ей не говорить, пока у меня не появится возможность позвонить в «Baur au Lac» («Баралак!») и убедиться, что кольцо у них. Как только мы зарегистрировались в «Монтрё-палас», я уговорил Нину сходить разведать, что предлагает приютившийся в бельэтаже спа, и бросился к телефону. Невыносимо вежливый мужской голос ответил по-английски.

— Здравствуйте, — сказал я. — Я останавливался у вас прошлой ночью, номер сто двадцать два. Кажется, я забыл обручальное кольцо у кровати.

— Какая досада, — ответил голос. — Не могли бы вы описать кольцо?

— Тонкое, — сказал я. — Платиновое. Не блестящее. Скорее матовое.

— Замечательное, судя по всему, кольцо.

Пока я пытался вычислить градус сарказма в голосе клерка, моему вниманию представили небольшую радиопьесу. Клерк подозвал кого-то еще, скорее всего горничную, и пересказал мое положение на пулеметном французском; как обычно, я уловил «америкэн». Затем послышалось удаляющееся шарканье мягких подошв о ковер, оно же в обратном направлении, виноватое бормотание, звенящее «Сет импосибль!» клерка, более быстрое и более напористое шарканье и, наконец, триумфальный вскрик.

— Ваше кольцо у нас, сэр, — сообщил заметно запыхавшийся клерк. — И оно так же прекрасно, как я его себе представлял.

Вернулась жена, нагруженная брошюрами про йогуртовые маски и аюрведический массаж, и я чуть было не раскололся, когда в голову мне пришел еще один план. Я придумал какое-то ЧП, в котором участвовали Вик Фиоретти и срочная выплата тюремного залога, убедил Нину сходить на самую длинную процедуру в спа — «реминерализирующая грязевая ванна, два освежающих пилинга и сеанс рейки», — поехал в Цюрих, забрал кольцо, пофлиртовал с горничной и вернулся обратно. В номер я вбежал за пять минут до раскрасневшейся и благоухающей Нины. С годами эти два часа неистового одинокого слалома по швейцарским шоссе втайне стали моим любимым воспоминанием нашего медового месяца. Не думаю, что когда-либо ощущал себя более влюбленным, чем тогда, вопя на светофоры на набережной Генерала Гизана.

И вот: Нина, в разгромленной недокухне «Кольшицкого», на кончике каждого пальца по холмику хлорки.

— Найдем, — сказал я. — Если оно здесь, то найдется. А если нет — тоже не трагедия. Это просто кольцо. Означающее. Означаемое по-прежнему с нами.

— Заткнись, — ответила Нина. — Когда ты потерял свое, небось волновался.

— Когда это я терял свое?

— Когда ездил за ним в Цюрих и обратно.

Я, должно быть, выглядел настолько потрясенным, что Нина даже чуть усмехнулась.

— Дорогой, спа-центр находился прямо над гаражом. Я видела, как ты оттуда рванул. И позже вернулся. Пойман с поличным.

— Виноват. Хорошо. Давай поищем. — Я встал на колени и стал щуриться на кафель. Каждое темное пятно, каждое светлое пятно, каждое пустое место было им. Кольцо — такая страшно элементарная вещь.

— Куда оно закатилось? Если бы…

— Только не говори: «Если бы я был обручальным кольцом, где бы я был?»

— Ты знаешь, — выдавил я после паузы. — А это ведь для меня приятное воспоминание, та поездка в Цюрих.

— Потому что у нее счастливый конец. Подожди. У нее счастливый конец, правда ведь? Ты не купил новое кольцо?

— Ага, я уже на седьмом. Это, например, сделано из крашеной медной проволоки. Ну разумеется, нет! Господи.

— Все равно. Ты мне наврал. В наш медовый месяц.

— Оно туда не могло попасть? — Я указал на щель между полом и дверью туалета.

— Оно могло попасть куда угодно. Оно покатилось.

Иногда мне казалось, что было бы гораздо лучше, если бы Нина перестала сдерживаться. Ей бы полегчало, ей-богу. Она стала такая крохотная последнее время, худая, ломкая — и так тихо кипела проглоченными словами, заморганными слезами, просроченными обидами.

Я обнял ее. Я обнял ее еще крепче, и она наконец разрыдалась.

— Ненавижу. Марк, я ненавижу это место. Здесь все не так. Все — вся его геометрия, все неправильно. Я знала, что это… Марк, это ужасно — я не могу здесь больше находиться. Это чертово кафе забрало мое кольцо и — боже, боже. Как все плохо.

— Ну что ты… подумаешь, кольцо.

— Все. Его унесло. Кафе его выпило.

— В смысле? Думаешь, ты могла уронить его в раковину?

— Я не знаю. Я готовила… готовила этот чертов свекольный салат и надела резиновые перчатки. Потом их сняла. Тогда и… почувствовала, как оно соскользнуло вместе с перчаткой и просто… Я даже слышала, как оно ударилось о кафель и покатилось. Недалеко. Это чертово…

— Оно здесь. Мы его найдем.

— Нет, не найдем. Не найдем, не найдем, не найдем.

«Джезва Дерганого Джо» вероломно открылась в День Труда. [60] В то утро, когда его чудовищные кофеварки выхаркнули свои первые унции пережаренного эспрессо, город был пуст; по Фуллертон-стрит разве что перекати-поле не носились под закадровую губную гармошку. Рада в «Кольшицком» жевала имбирные ириски и занималась йогой прямо за стойкой до четырех часов, когда я посчитал деньги в кассе (43 доллара 75 центов) и велел ей закрываться. На следующий день Нижний Ист-Сайд проснулся с гудящей от празднования труда головой — и «Джо» был тут как тут, подмигивая своей пошлой неоновой вывеской и как бы говоря: «А чё? Я тут годами кофе варю».

Люди — овцы! лемминги! — на это мошенничество купились. К полудню среды очередь к «Джо» торчала из дверей. Мы в этот день заработали 67 долларов. Стоя над бесплодной кассой с коротким толстым ключом в руке — ключом к ежевечернему горю, — я опять вспомнил полный провал нашего ступ-сэйла. Неужели мы снова переоценили утонченность наших посетителей? Неужели они приняли наше уважение к их хорошему вкусу за его противоположность — за снобизм?

Дальше унижения пошли одно за другим. В четверг я заметил, как один из наших самых верных постоянных посетителей, Для-Тебя-Архитектор-Для-Меня-Террорист (Нина однажды видела его изучающим чертеж здания), украдкой заскочил в «Джо», закрыв лицо журналом. В пятницу студенточка, с трудом упакованная в белые бриджи, попросила фундучный мокка с малиновым сиропом. Когда Рада ответила: «Мы не продаем ароматизированный кофе», ароматизировав слово «ароматизированный» именно такой дозой высокомерия, как я ее учил, посетительница громко заявила: «А в кафе напротив небось есть фундучный кофе». «Не сомневаюсь», — сказала Рада. Я никогда еще так ею не гордился.