Ланцет и Мейстер. Дело № 1: Ведьмин кот - Дана Арнаутова

держала в доме ничего, способного ее выдать, либо прятала очень хорошо. Ну не набор же медицинских инструментов она скрывала?!

Набор, кстати, тоже нашелся, и серебряные щипчики, ножички и ланцеты поблескивали из распахнутого нутра кожаного сундучка. Ну да, вытащить больной зуб или вскрыть нарыв Мария тоже умела, не ехать же крестьянину в самую жаркую страду в город из-за такой мелочи? Да и возьмут там дороже, причем деньгами, а в книге Марии в графе «приход» зачастую значилось получение дюжины яиц или фунта масла…

Обыск близился к концу, уже заглянули Пауль с Михаэлем и отрапортовали, что во дворе ничего не нашли, кроме охапки трав и кореньев. Видо был уверен, что и там ничего недопустимого нет.

— Она готовилась уйти, — пробормотал он себе под нос. — Чистила следы, чтобы тот, кто придет разыскивать травницу, не нашел ничего подозрительного.

С костями ведьма дала промашку, но явись Видо на день-два позже, наверняка застал бы чистую зольную яму… Личина Марии доживала последние дни, если не часы, а уходить она готовилась в маске дочери кузнеца. Попросилась бы на возок проезжающего купца, хорошенькую девицу возчики возьмут с радостью, хоть поболтать в дороге… И в городе ей затеряться проще простого, там столько прислуги и крестьянок на рынке, что никто к ним не присматривается… А вот зачем ей все это было нужно? И почему кот — ее фамильяр по контракту! — пытался освободить приготовленного в жертву ведьмака?!

А он пытался, царапины на освобожденном запястье Ясенецкого Видо помнил отлично. Темнит герр аспирант, нужно расспросить его предметнее, а то подробности спасения как-то затмились фактом самого явления сюда! Но… фамильяр не может открыто выступать против ведьмы, у них контракт, по которому обе стороны должны… должны…

Словно во сне Видо, так и стоявший у кухонного стола, уперся взглядом в чистенькую ухоженную печь, мимо которой и он сам, и рейтары прошли раз тридцать! Подошел, открыл заслонку, даже не испачкав сажей защитные перчатки, надетые для обыска. Рукой осторожно поворошил золу… Есть! Ведьма торопилась, у нее земля под ногами горела, если она решилась на такое чудовищно сложное и опасное деяние! Она разорвала контракт!

Видо с невероятной осторожностью вытащил крошечный обрывок тонкого пергамента, хотя знал, что повредить ему не сможет. Эта дрянь в обычном огне не горит, в воде — даже святой! — не размокнет и не испортится… О, если бы все было так просто! Разорвать контракт с Той Стороной невозможно в принципе, но между ведьмой и конкретным фамильяром — есть шанс, если у ведьмы хватает знаний и сил на сложнейший ритуал!

Вот почему кот выступил не на ее стороне! Ведьма его прогнала! Наверняка он решил, что пришло время подниматься на ранг, и для этого привел из другого мира подходящего кандидата, чтобы, как полагается, скормить ему сердце предшественницы — так инициация пройдет легче всего. Прошла бы…, но хитрая старая людоедка почуяла неладное, накопила сил, нашла убежище и спалила контракт, когда герр Ясенецкий уже плелся по лесу! Встретила московитского дурня, напоила отравленным молочком… И опоздай Видо с отрядом на пару часов, людоедка сама сожрала бы сердце будущего ведьмака, заполучив его силу! А потом…

Что было бы потом, Видо не додумал, потому что капрал привлек его внимание:

— Герр патермейстер, там это… Йохан дурит!

Видо выскочил из дома, так и сжимая в пальцах клочок пергамента. Что еще случилось? Вляпался в какой-то поганый подарочек?!

И оторопел.

Посреди заднего двора стоял Йохан, держа на руках маленького белого козленка, а к бедру рейтара жалась такая же белая коза.

— Нельзя их в деревню! — с жаром доказывал Йохан обступившим его товарищам. — Никто не возьмет скотину, к которой ведьма прикоснулась! А поди теперь докажи, что эта падаль козу не обихаживала! Их ведь даже на мясо не зарежут, побоятся! Вилами запыряют да сожгут… А вы посмотрите, какая коза хорошая! Смирная, раздоенная, вымя как моя голова! И козочка при ней уж такая ладненькая, чисто дитё! Герр патермейстер, ну хоть вы скажите, что нельзя так с божьими тварями поступать! Они ж никому ничего плохого не делали!

— Йохан… — начал Видо, стараясь говорить мягко, и осекся.

А что он, собственно, может сказать? Да, коза ни в чем не виновата, но делать-то с ней что?! Здесь оставить — волки сожрут или зимой сдохнет от голода и холода. В деревню отвести или просто прислать сюда старосту, чтоб забрал? Так будет именно то, что говорит Йохан! Тьфу на этого болвана! Вот сразу видно, что из крестьян, и служба его еще не обломала!

«Видо, Видо, — услышал он как наяву сокрушенный голос генерал-мейстера Фалька. — Нельзя же быть таким мягкосердечным. Чужие заботы касаются тебя ровно в той степени, в какой они касаются твоей должности. Твоя задача — служить Господу и спасать людей. Людей, а не коз…».

Что ж, Видо всегда со смирением признавал, что недостоин одобрения своего наставника. Но что делать, он и правда не представлял, зато Йохан, с надеждой на него воззрившийся, что-то уловил и выпалил:

— Герр патермейстер, а дозвольте, я их с собой возьму? Будет у фрау Марты молоко, не придется на рынок ходить!

— Исключено! — возмутился Видо. — Коза в капитуле?! Йохан, вы ума лишились?!

— А чем коза хуже лошади? — возмутился в ответ Йохан не менее искренно. — Что она, объест их, что ли? Или конюшню загадит? Да я ей сам загородку сделаю, вы не думайте! И ходить за ней буду, как за своей! Чистить там, кормить… я и доить умею, не сомневайтесь!

— В капитуле нельзя держать коз, — твердо сказал Видо.

— Ме-е-е-е… — сказала коза, глядя на него жутковатыми желтыми глазами с неправильным, не звериным зрачком.

— Ме-е-е-е-е… — тоненько протянул козленок в руках Йохана.

Рейтары вокруг притихли, и Видо от души пожалел, что никто из них не соблазнился дармовым мясом и не прибил эту несчастную козу с ее отпрыском раньше, чем их судьбой озаботился добросердечный Йохан. Он, Видо, обошелся бы за это всего лишь порицанием вместо положенного наказания!

«Святый Господи! — воззвал он. — Чем я должен заниматься и чем занимаюсь?! Судьбой козы!»

— Герр патермейстер! — Губы Йохана прыгали так, словно он вот-вот расплачется, и Видо снова накрыло это мерзкое чувство стыда за чужую слабость и неловкость. — Хоть на время! Если совсем уж нельзя, так я их