Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - De Ojos Verdes

Рассекаем просторы федеральной трассы в терапевтической тишине.

Думаю о том, что произошло. Знакомство с отцом в восемнадцать — это событие. Знакомство с отцом-наркоманом — событие на всю жизнь.

Чеканутая с виду крепкий орешек, зачетно застыла камнем. Но я знаю, что чуть позже откат её доломает. Сейчас рано, в ней идет перестройка, этот процесс долгий.

У каждой семьи свои скелеты в шкафу, не мне о них рассуждать, но, кажется, Шахназаряны этим поступком способствовали расколу в доме. Лус будет требовать ответы, ведь эта ночная вылазка — тайный способ проверить инфу, которую она без сомнений получила буквально перед поездкой. Наверняка случайно. Вряд ли бы кто-то с ходу сообщил о таком спустя столько лет. Ей нужно было нечто, на что сможет опираться в разговоре. И увидеть воочию человека, всю жизнь считавшегося мертвым, это точно беспроигрышный аргумент.

История пахнет пиздец как плохо.

Я со своими скелетами уже давно сплю в обнимку, приучен к этому мазохизму с детства, а вот Лусинэ придется туго. Она девочка эмоциональная. И с характером. Для неё, как и для любого, впрочем, — это удар под дых. Запрещенный прием, блядь, отправляющий в нокаут.

И мне её очень жаль. Как бы ни было, ни один ребенок не заслуживает подобной ебучей участи.

Добираемся к коттеджному сектору аккурат к пробивающемуся рассвету. Горизонт начинает слабо светлеть.

Торможу напротив нужных ворот и глушу мотор. Какое-то время сидим в привычной уже тишине под утренний щебет птиц и редкий лай собак.

Широкая темная полоса на небе постепенно тает.

И внезапно Лус решительно выходит. Я — за ней. Подхожу и останавливаюсь в метре. Встречаемся глазами, и я четко знаю, что она скажет.

— У нас ничего не получится. Прости.

В её голосе так много отчаяния и мучительной растерянности, что нутро затапливает новым приходом жалости. Или сочувствия. Хер его, что это за чувство, без понятия.

Но оно побуждает притянуть девчонку за руку и прижать к себе. Ощущая, как тут же цепляется ко мне. Крепко-крепко. В грудь сопит дробно. И дрожит бесперебойно.

— Прости, Барс. Я не смогу. Правда.

Это шепчет чуть позже, отстраняясь. Смело заглядывает в глаза, готовая принять мою злость и обвинения. А их нет. Сука, да у неё жизнь трещит, рвется. Какие договоренности, какие планы? Всё к ебеням.

Сам рассматриваю доверчиво распахнутые желтые глаза-монеты, прощаясь.

Признаю′, что наше общение зажигало. Лето было интересным, пусть и сложным. Наяривал проблемы с ней только так. Мы более-менее узнали друг друга, когда Лус была в роли Вики, наш словесный спарринг был уколом удовольствия. Азарт брал, как хотелось её прижучить. А потом уже допер, что сотрудничать правильнее. Даже после всех выкинутых фокусов. Дружба нам обоим была выгодна. Но теперь… увы.

Ясно, почему дед Сурен не собирался выпускать внучку из-под своего крыла. Боялся за неё основательно. Настолько, что дошло до абсурда. Хотел выдать замуж и продолжать два года держать при себе, пока я якобы не вернусь в город. Это было его условием, странным, но исполнимым. Мой дедушка дал ему гарантию, не подозревая, что никто возвращаться не собирается.

У нас вышло почти индийское кино.

Барсег-старший тронулся на желании скорее меня окольцевать. Считает это панацеей. Искренне считает. Нашел девушку из хорошей семьи и максимально непохожую на мою мать. Страх повторения сценария. Я понимаю. Вот правда. Столько дерьма пережить с собственным сыном, потом остаться с внуком на руках и с каждым годом бояться, что тот вырастет таким же, как его отец, бездарно закончивший жизнь в аварии вхлам пьяным. В двадцать пять.

Наши семьи имели свои мотивы, которые удачно наслоились в ходе переговоров. Я согласился на этот шаг, чтобы выиграть время. Лус — и вовсе не имела выбора. Завертелось месиво, взаимное стремление кинуть вторую сторону. И всё закончилось тем, что взаимодействовать выгоднее. Но не выгорело.

Старики преследовали благие цели, мы — просто преследовали личные цели, исходя из своих амбиций.

И вот… гонка за целями накрылась, игроков спихнули с дистанции ебаные непреодолимые обстоятельства.

Напоследок невесомо целую бывшую невесту в лоб, разрывая наш снулый зрительный контакт:

— Ты справишься, чекануш.

И сматываюсь собирать манатки.

После того… как сообщу деду, что не оправдал его ожиданий…

27. Барс

Два с половиной месяца спустя…

Мадлером[1] толку′ дольки цитрусовых вместе с мятой. К полученной кашице добавляю жидкие ингредиенты, отчасти пользуясь джиггером[2]. Активно трясу шейкер, ловко подбрасывая и демонстрируя парочку маневров, за которыми наблюдают посетители у барной стойки. За полтора месяца работы научился мелким трюкам, развлекаю народ умениями, пока коктейль внутри цилиндра доходит до нужной кондиции. После чего быстро разливаю по харрикейн-бокалам со льдом, и завершающий штрих — украшение веселыми трубочками.

Подталкиваю выпивку улыбающимся девушкам, механически лыбясь в ответ. Привычно поддерживаю ненавязчивое дамское внимание.

И тут же забываю о подружках, завлекающе посасывающих свои напитки. Вечер пятницы всегда напряженный, ни минутки на отдых. Я именно этого и хотел, когда устраивался сюда. Движения в руках, четкости в мыслях, сосредоточенности в действиях.

Заказов много, голову почти не поднимаю, все лица сливаются. Музыка гремит, танцпол динамично штырит, слух ловит только названия из меню, что бросают клиенты, пытаясь перекричать песни.

— Опа! Тавердиев… Тадиревдиев… Тари…

— Таривердиев! — наконец-то помогают чуваку произнести правильный вариант.

Стреляю глазами в подошедшую компашку. Не самая приятная биомасса, учились на пару курсов ниже меня. Золотые детки, кучкуются по интересам, выглядят дорого, ведут себя дешево. Всё как обычно.

— Народ столько месяцев мусолил, как ты оформил профессора в нокаут, — глумится первый, у которого язык заплетается. Они явно уже подшофе, но этот самый поддатый.

— Больше не обсуждают? — бросаю равнодушно, когда на секунду в зале становится тише между сменой композиций.

Продолжаю разливать алкоголь в порядке очереди.

— Не-а, событие выжило свой срок годности, — ржут над понятной только им шуткой. — Жаль, что тебя выперли…

— Звезда потока теперь сияет ночью!

И снова идиотский пьяный смех.

Принимаю их заказ. Парни еще пару-тройку раз пытаются вызвать меня на диалог, но я игнорирую. Внешне исполняю полное спокойствие, а внутри давлю разворачивающийся тайфун. Кружит смесь зависти, отвращения и дикой апатии.

Смотрю на этих куражистых мудаков: по килограмму золота на шее и запястье, тачки из салонов, карточки наверняка с невъебенным лимитом. И, блядь, не понимаю, почему? Почему эти отбросы на вершине жизни с рождения? Что со мной не так? Что у меня за карма такая — расплачиваться за грехи родителей? Дед ведь всегда располагал достаточными финансами, но выдавал их с унизительным подозрением. Был бы скрягой — базару ноль, но эта фича действовала только в отношении меня. Чтоб не повторял судьбу его избалованного отпрыска.

А теперь и вовсе я сам по себе. Больше никаких лавэ.

Третий месяц, как не общаюсь с дедушкой.

Вот как в конце сентября заявился утром домой после поездки с Лус, сказав, что ничего не получится исправить, и я уезжаю, так и не разговариваем.

Напоследок Барсег-старший окатил меня разочарованным взглядом и выдал:

— Ты хуже, чем я думал.

— Даже хуже, чем он? — не остался в долгу, понимающе хмыкая.

Бабушку жалко было. Плакала и плакала, бедная.

— Я буду тебе звонить. Каждый день. Обещаю.

Обнял ее крепко и свалил в закат. Слово держу, звонки регулярные.

Бывает. Разногласия поколений. Моя гордость и амбиции, дедовское упрямство и уверенность в собственной правоте. Я устал, пиздец как устал. Всё свое существование отрабатывать чужие косяки.