Острова в океане - Эрнест Хемингуэй

– Увидимся на той неделе, Ральф. Не теряйте из-за меня времени. Большое вам спасибо, дружище.

– Постараюсь на той неделе привезти все точно по списку. Том, вам, может быть, деньги нужны?

– Нет, у меня еще есть с прошлого раза.

– А то, если нужно, у меня наличности много. Ну, ладно. Чья теперь очередь. Твоя, Люшиэс? Говори, на что желаешь потратиться в этот раз.

Томас Хадсон прошел через всю пристань, где негры веселились, глядя, что вытворяет ветер с легкими ситцевыми платьями женщин и девушек, и зашагал по коралловой дороге к «Понсе-де-Леон».

– А, Том, – встретил его мистер Бобби. – Входите, присаживайтесь. Где это вы пропадали? Мы только что кончили уборку, и заведение уже открыто. Давайте, давайте – когда еще так пьется, как с утра.

– Не рано ли?

– Вздор. Есть хорошее импортное пиво. И эль «Песья голова» тоже есть. – Он сунул руку в ящик со льдом, достал бутылку пльзенского, откупорил и подал Томасу Хадсону. – Стакан вам, надеюсь, не требуется? Заправьтесь этим для начала, а потом уж решайте, будете пить что-нибудь настоящее или нет.

– У меня рабочий день пропадет.

– Ну и черт с ним. Вы и так слишком много работаете. Надо подумать о себе, Том. Жизнь вам отпущена одна-единственная. Нельзя же только и делать что рисовать.

– Вчера мы выходили в море, и я совсем не работал.

Томас Хадсон смотрел на большой холст с тремя смерчами, висевший на стене в глубине бара. Хорошо написано, подумал Томас Хадсон. В меру всей его сегодняшней силы написано, подумал он.

– Мне ее пришлось перевесить повыше, – сказал Бобби. – Вчера тут один клиент до того разошелся, что попробовал влезть в лодку. Я ему сказал, что, если он прорвет ногой полотно, это ему обойдется в десять тысяч долларов. И констебль меня поддержал. Констебль хочет вас просить, чтобы вы и ему написали картину, он ее повесит у себя дома. У него есть одна идея.

– Что же это за идея?

– Он не хотел говорить. Сказал только, что есть очень любопытная идея и он хочет обсудить ее с вами.

Томас Хадсон подошел ближе и всмотрелся в картину. Кое-где поверхность была чем-то повреждена.

– Добротная вещь, прах ее возьми, – с гордостью сказал Бобби. – На днях тут один клиент вздумал запустить кружкой пива в крайний смерч – сбить его захотел. Так даже вмятинки не осталось. И места этого не найдешь. Пиво стекло себе, как водичка, и все. Да, Том, сработали вы ее на совесть, эту картину.

– Но все же так ее ненадолго хватит.

– Пока что ей, прах ее возьми, все нипочем, – сказал Бобби. – Но я и сам думаю перевесить ее еще повыше. Этот вчерашний меня немного напугал.

Он протянул Томасу Хадсону еще бутылку пльзенского со льда.

– Том, я вам хочу сказать, до чего я огорчен, что так получилось с рыбой. Я ведь Эдди с мальчишеских лет знаю и знаю, что он никогда не врет. Ну по крайней мере в серьезных делах не врет. По крайней мере, если попросишь его говорить правду.

– Да, скверно получилось. Мне даже не хочется никому рассказывать об этом.

– И не надо, – сказал Бобби. – Я просто хотел, чтобы вы знали, до чего я огорчен. Ну, допивайте пиво, и я вам приготовлю чего-нибудь посущественней. Это не дело – начинать день в унынии. Чего вы предпочитаете, чтобы взбодриться?

– Я и так бодр, – сказал Томас Хадсон. – Я сегодня собираюсь работать, а выпивка всегда отнимает у меня нужную легкость.

– Ладно, раз уж мне вас не уговорить, подожду, может, набежит кто-нибудь посговорчивей. Гляньте-ка на эту яхту, Том. Ох, и потрепало ее, наверно, в проливе: очень уж осадка мелкая.

Томас Хадсон глянул в распахнутую дверь и увидел входившее в гавань красивое белое судно типа плавучего дома. Эти суда обычно фрахтуют в Майами или другом ближнем порту для поездок вдоль флоридских островов, а в такой день, как вчера, безветренный и тихий, оно благополучно могло пересечь и Гольфстрим. Но сегодня ему, с его мелкой осадкой и громоздкими палубными надстройками, должно быть, пришлось нелегко. Удивительно было, как оно вообще сумело пройти над большой банкой в такую волну.

Яхта дошла до середины гавани и стала на якорь. Томас Хадсон и Бобби смотрели на нее с порога. Она была вся белая и блестящая, и на палубе толпились люди, тоже все в белом.

– Клиенты, – сказал Бобби. – Надеюсь, приличная публика. К нам ни одна такая большая яхта не заходила с тех пор, как окончился лов тунца.

– Откуда она?

– Я ее первый раз вижу. Хороша, ничего не скажешь. Но только не для пролива строена.

– Вероятно, она вышла около полуночи, еще в штиль, а ветер застиг ее где-нибудь на полдороге.

– Скорей всего, так, – сказал Бобби. – Досталось ей, верно, – и покачало и побросало. Ветер прямо-таки шквальный. Ну, скоро мы узнаем, кого она нам привезла. Том, голубчик, дайте я вам приготовлю чего-нибудь. Просто не могу видеть, как вы сидите и не пьете.

– Ладно. Стакан джину с тоником, – сказал Томас Хадсон.

– Тоника не осталось. Джо вчера последний ящик забрал к вам домой.

– Ну, тогда виски с лимоном.

– Ирландского виски с лимоном и без сахара, – сказал Бобби. – Готовлю три. Вон Роджер идет.

Томас Хадсон оглянулся и увидел его.

Роджер вошел в бар. Он был босиком, в линялых бумажных штанах и полосатой тельняшке, севшей от частой стирки. Когда он облокотился о стойку, мышцы на спине выпукло обозначились под натянувшейся тканью. В темноватом помещении бара кожа его казалась совсем коричневой, а волосы были пегие от солнца и морской соли.

– Ребята все еще спят, – сказал он Томасу Хадсону. – Кто-то избил Эдди. Ты видел?

– Он вчера до поздней ночи дрался то с одним, то с другим, то с третьим, – сказал ему Бобби. – Но в общем так, ничего серьезного.

– Не люблю, когда с Эдди что-нибудь случается, – сказал Роджер.

– Да ничего страшного не случилось, Роджер, – заверил его Бобби. – Ну, пил, ну, лез в драку, если кто не верил его рассказам. Повредить ему ничего не повредили.

– Я все никак не могу успокоиться из-за Дэвида, – сказал Роджер Томасу Хадсону. – Не должны мы были до этого допускать.

– По-моему, он уже оправился, – сказал Томас Хадсон. – Во всяком случае, спит с вечера крепким сном. А если кто и виноват, так не ты, а я. Мое дело было вовремя прекратить это.

– Нет. Ты положился на меня.

– Я отец, я и виноват, – сказал Томас Хадсон. – Я не имел права перекладывать на тебя свою ответственность. Есть вещи, которые передоверять нельзя.

– Но я эту ответственность принял, – сказал Роджер. – Я не думал, что он пострадает. И Эдди так не думал.

– Знаю, – сказал Томас Хадсон. – Я и сам не думал. Мне казалось, что тут важно другое.

– И мне так казалось, – сказал Роджер. – А теперь я себя чувствую эгоистом и скотиной.

– Я отец, – сказал Томас Хадсон. – Вся вина на мне.

– Свинство, конечно, получилось с этой рыбой, – сказал Бобби, пододвинув к ним два стакана, а третий оставив себе. – Ну, давайте выпьем за то, чтобы в следующий раз попалось еще побольше.

– Нет, – сказал Роджер. – Еще побольше я даже видеть не хочу.

– Что с вами такое, Роджер? – спросил Бобби.

– Ничего.

– А я решил написать эту рыбу. Дэвиду на память, – сказал Томас Хадсон.

– Вот это здорово. Думаете, выйдет?

– Постараюсь, чтобы вышло. Она у меня перед глазами, и мне кажется, я сумею с ней справиться.

– Конечно, сумеете. Вы все сумеете. А любопытно, что за публика там на яхте.

– Слушай, Роджер, это ты, значит, прогуливал свою совесть по всему острову?

– И босиком, – сказал Роджер.

– А я вот свою принес сюда, с заходом на пристань к капитану Ральфу.

– Мне свою не удалось разгулять, а размачивать я и пытаться не буду, – сказал Роджер. – Хотя эта штука очень вкусная, Бобби.

– То-то, – сказал Бобби. – Сейчас приготовлю вам еще порцию. Лучшее средство против угрызений совести.

– Я не смел рисковать, когда это касалось ребенка, – сказал Роджер, – да еще чужого ребенка.

– Вопрос в том, ради чего ты рисковал.

– Это не меняет дела. С детьми рисковать нельзя.

– Верно. Я, однако, знаю, ради чего я рисковал. Не ради рыбы, как ты понимаешь.

– Понимаю, – сказал Роджер. – Но именно с ним не нужно было этого делать. С ним даже допускать ничего подобного нельзя было.

– Проспится, и все будет в порядке. Увидишь. Он очень душевно стойкий мальчик.

– Он мой герой, – сказал Роджер.

– Это, во всяком случае, лучше, чем когда ты сам был своим героем.

– Еще бы не лучше, – сказал Роджер. – Он ведь и твой герой тоже.

– Не спорю, – сказал Томас Хадсон. – Его на нас обоих хватит.

– Роджер, – сказал, мистер Бобби. – Вы с Томом ни в каком не в родстве?

– А что?

– Да так, мне подумалось. Очень у вас много общего.

– Благодарю, – сказал Томас Хадсон. – А ты за себя сам поблагодаришь, Роджер?

– Благодарю от всей души, Бобби, – сказал Роджер. – Неужели, по-вашему, я похож на эту помесь художника с человеком?

– Вы похожи, как четвероюродные братья, а ребята похожи на вас обоих.