Под каменным небом. В глубинах пещер. Том IV - Николай Иванович Сладков

раздеваются догола, выжимают костюмы и с силой растирают тело, подставляя его огню. Потом подсушивают одежду и надевают поверх запасного белья. У догорающего костра успевает погреться и Лена.

Теперь, когда все сухи, голод утолен «неприкосновенным запасом», а фонари светят в полную силу, ничто не кажется страшным. И трое снова идут вперед!

Подземные дворцы

Боковой ход, как и предполагал Боря, был давно покинутым руслом подземной реки. Минувший ливень почти не сказался в верхних этажах Краснопещерского лабиринта. После переходов вдоль действующей речки легко угадываются сухие теперь сифоны, умолкшие водопады и опорожненные водохранилища. Одни только натечные чашечки хранят иногда, как невыплаканные слезы, чистую влагу подземных пустот. Местами пол сияет, как снег, чаще он гладок и скользок, как лед; встречаются и мягкие образования, размазывающиеся под ногами, как паста.

Но не пол привлекает здесь внимание пещерных туристов, их поражают пышно декорированные стены и великолепно отделанные потолки. Вот где, совсем по Бажову, находятся истинные «чертоги Хозяйки»! Веренице ее покоев позавидовал бы любой королевский дворец.

Как очарованные странники, проходят следопыты подземные залы, один лучше другого. Первый из них получает название «Колонный зал». Его архитектура так величественна и необычна, что Костя приходит в восторг:

— Какой замечательный стиль! Куда там готике..

— Если бы я была архитектором, то обязательно построила так хоть одну из станций киевского метро. Но как назвать этот стиль?

— Я бы назвал его «асимметричным», — заявляет Боря, жадно осматривающий зал глазами художника.— Смотрите, как все здесь различно и в то же время действительно выдержано в каком-то стиле... Из всех народов одни только арабы, а затем караимы применяли так называемые «сталактиты» в качестве архитектурных украшений. Но у них все выглядит чересчур симметрично и... совсем не так! Да, природа — великий мастер, и, главное, она неистощима в своих творениях!

Следующий зал подтвердил справедливость Бориных слов. Его стены и потолок были расписаны в «китайском» стиле, но в такой свободной манере, с такими вариациями, какие не в силах пока придумать ни одно человеческое воображение. Куда ни глянь, видны крылатые драконы, причудливые бабочки и невиданные цветы. Лучшее, что было в «Китайском зале», назвали «Беседкой». На тонких стройных колоннах ее, расположенных почти по кругу, легко покоилась остроконечная «крыша», вроде тех, что венчают китайские пагоды.

Наводнение, продолжающие подстерегать их холод и тьма — все позабыто. Пещера кажется им приветливой, раскрывшей последние свои тайники. Забравшись в «Беседку», Костя с жаром декламирует слова Фауста о природе:

Одни слегка скользят по ней

Холодным взором удивленья.

Но я могу в ее таинственную грудь,

Как в сердце друга, заглянуть!

После подъема по широким мраморным ступеням и прохождения под величественной аркой «Парадного входа» открывается еще один зал, похожий на раскрытую пасть. И так как с потолка свешивается множество сталактитов, похожих на китовый ус, зал получает название «Китовая пасть». Пробираться в каменной чаще оказалось возможным только по дорожке «Эн Бэ».

— Смотрите, а вот и он! — испуганно восклицает Лена, указывая на затененную нишу.

Три мощных луча, направленных разом, освещают в ней сталагмит высотою с человеческий рост и удивительно похожий на те «каменные бабы», которые ставили половцы в причерноморских степях. В углубление наверху его «шапочки» с легким звоном па-дают капли с еще более своеобразного длинного и плоского сталактита, тут же прозванного «Дамоклов меч». Лена просвечивает его лучом, и друзья не могут налюбоваться: он полупрозрачный, искристый, с волшебной игрой полусвета и полутеней.

Если кончик этого «меча» еще не дотянулся до своего сталагмита, то неподалеку были сливающиеся и совсем уже слившиеся пары, образующие колонны. Впервые все стадии их образования были представлены очень наглядно.

Костя торопит Лену:

— Делай побольше снимков! Какие виды получит наш Музей землеведения, какие виды! Да, попутешествовали мы не зря. Жаль, Владимир Васильевич не видит этого!

Следующий зал пересекают вдоль и поперек пласты гипса и других жильных месторождений. Это привело к образованию самых загадочных и хрупких произведений подземной природы: каменных цветов на полу и геликтитов — сверху. Кристаллизационные силы побеждают в них тяготение. В результате, вместо обычной «сосульки», получается нечто вроде ветвистого дерева, иногда обращенного корнями вверх. Чаще всего от основного ствола геликтита отходят все более утончающиеся веточки, заканчивающиеся «бутонами» или «цветами», например в форме колокольчиков. Иногда эти причудливые образования вытягиваются в длинные нити или тонкие, колючие иглы и тогда образуют нежнейший узор, похожий на тот, который рисует мороз на стеклах окон. Некоторые нити гибки настолько, что их можно намотать на палец, другие так хрупки, что при малейшем прикосновении разлетаются, издавая тонкий, жалобный звон.

Лена умоляет:

— Боря, поосторожнее! Разве тебе мало прохода, проложенного «Эн Бэ». Смотри, сколько он раздавил (нет, выковырял зачем-то!) каменных цветов. Мне определенно не нравится этот человек: он не ценит, не понимает красоты.

— Верно, Лена! — откликается Костя, садясь на своего любимого конька. — Красоту нужно беречь. И не только для нашего поколения. Мы обязаны не только искать, но и сохранять открываемые ценности. А эти пещеры, вероятно, — единственные в своем роде... Мне кажется, что на примере одной только Кизил-кобы можно изучать минералогию пещер. А ведь она, как говорил Ферсман, еще не написана.

Зал «Осьминог»

Красоты главного хода достигают небывалого эффекта в новой карстовой полости, открывшейся пресыщенным взорам подземных туристов. Это был «Зал Великанов»! Три мощных луча фонарей, слившись в одном пучке, не смогли пробить всю