Начало нас - Лайла Джеймс

знаешь, что самое худшее? Трех недель было достаточно, чтобы я пристрастилась. Это безумие, да? Я имею в виду, как быстро это может стать зависимостью? Сказать это вслух — это достаточно безумие, я до сих пор иногда не могу осознать это. Так что да, я сожалею, что решила жить в кампусе. Я сожалею, что не послушалась маму. Я сожалею, что была такой наивной и глупой и доверилась не тем людям.

Марьям обмакивает кисть в желтую краску и распределяет ее по холсту. 

— Но знаешь, что хуже, Райли?

Я смотрю на свою палитру красок, пытаясь понять, с чего начать. Я не могу выбрать цвет; Я даже не знаю, что рисовать.

— Я столкнулась с разочарованием своих родителей, — говорит мне Марьям, и мое сердце так сильно бьется о грудную клетку, что я боюсь, что останутся синяки. — Когда я рассказала об этом отцу, он даже не сказал ни слова. Он был таким… тихим. Но я видела, как жизнь угасает в его глазах, его гордость за меня сменяется молчаливым разочарованием. Я никогда раньше не видела свою мать такой злой. Но она не кричала на меня. Она кричала на моего отца. За то, что отпустил меня. Она винила его. На следующий день меня высадили здесь, на объекте. Мне бы хотелось, чтобы они сказали мне, что не злятся на меня. Мне бы хотелось, чтобы они сказали мне, что не ненавидят меня. И мне очень хотелось бы, чтобы отец меня обнял.

— Как ты с этим справляешься? — Я задыхаюсь, ком в горле становится тяжелее, чем я могу вынести. Я не могу дышать. — Чувство ненужности, свое разочарование, вина и страх. Боже, Марьям. Страх оказаться неполноценной. Как ты с этим справляешься?

Она касается края своего хиджаба, но это почти бессознательное действие. 

— Каждый идет своим путем со своей верой. Я верю, что Бог всегда находит нас на самом низком уровне, а затем показывает нам путь, который подходит нам. Мы верим в Кадар, другими словами, в божественную судьбу, или, я думаю, в судьбу, можно сказать. Моя мать говорила, что вера в это убережет нас от чрезмерной гордости или чрезмерного несчастья. Потому что, что бы ни случилось с нами хорошего или плохого, это воля Божья. Иногда у нас может быть все на кончиках пальцев — деньги, слава, богатство и уважение. Все, что мы желаем. Но потом, в мгновение ока, все это исчезло. Вот почему вера в Кадар заставляет нас признавать плохое с настойчивостью и смирением, а не с грустью и разочарованием.

Помню, после рождественской вечеринки меня переполняло столько гнева и ненависти. Я кричала о том, насколько это несправедливо; Я задавала вопросы Богу или тому, что Высшая Сила меня слушала. Я почувствовала себя преданной судьбой и стала враждебной.

— Бог милостив, и мы верим, что Он прощает тех, кто искренне просит прощения. Поэтому, если Он может простить нас, то и мы должны быть способны простить себя.

Хотя я была так зла на свою ситуацию…

Марьям искала утешения в своей вере.

Я была полна ненависти к себе и обиды, а Марьям примирилась сама с собой, примиряясь со своей ситуацией.

— Как? — Я шепчу. — Как нам простить себя?

Доктор Бэйли сказала то же самое. Принять, простить и отпустить обиду на себя. Она сказала, что эти три вещи необходимы в нашем процессе исцеления, чтобы мы могли двигаться дальше.

Но как?

Как мне признать, что во всем этом не было моей вины?

Как мне простить себя за ошибки, которые были вне моего контроля?

И как мне избавиться от всей этой ненависти к себе, которая, кажется, управляет каждым моим вздохом?

— Я не знаю, — шепчет Марьям, ее глаза сосредоточены на холсте. — Но иногда дело не только в прощении. Речь идет о принятии.

Мы обе снова замолкаем, между нами распространяется задумчивая тишина. Марьям продолжает рисовать, а я смотрю на свой пустой холст. Наконец, я макаю кисть в черную краску.

Не знаю, сколько времени прошло, но все, что я пыталась нарисовать, казалось неправильным. Поэтому я продолжала закрашивать его черной краской. Я пробовала цветы, траву, луну, звездное небо…

Вот только все казалось неправильным.

Остальные закончили со своими работами.

Но у меня остался только пустой черный холст.

Марьям касается моего локтя, и я обращаю взгляд на ее мольберт, который она поворачивает ко мне, чтобы я могла видеть ее готовый холст. 

— Я не уверена, но думаю, если мы верим в новые начинания, то, возможно, нам станет легче двигаться дальше, — мягко говорит она мне.

Она нарисовала восход солнца над озером, цвета яркие и изысканные. Теплое и захватывающее. Новое начало.

— Марьям, — выдыхаю я, мой голос дрожит.

Я, наконец, понимаю, что она пыталась сказать. Тепло ее восхода оставляет семена надежды в моем иссохшем сердце. Теперь я точно знаю, что рисовать.

Все берут готовый холст и возвращаются внутрь.

Я остаюсь и, наконец … макаю кисть не в черную краску, а во что-то другое. Когда я заканчиваю, мои плечи болят, но на губах появляется призрак улыбки.

По моему холсту раскинулась бабочка.

Бабочки-монархи символизируют силу и выносливость. Трансформация и эволюция.

Новое начало.

Мое новое начало.

Райли Джонсон не идеальна.

И я отказываюсь быть мертвым воробьем.

Я — бабочка-монарх — свободная и возрожденная.

 

 

 

 

ГЛАВА 9

Грейсон - 16 лет (второй курс)

Я никогда не считал себя сталкером.

Я имею в виду, они прислали мне приглашение. Так почему я стою здесь, возле ресторана, и смотрю на них, как какой-то жалкий сталкер?

Честно говоря, я не знаю.

Прошел год с тех пор, как я в последний раз видел свою сестру.

Что я должен ей сказать? Обниму ли я ее? Узнает ли она меня еще? Побежит ли она ко мне, когда увидит меня? Я все еще убийца драконов … или теперь эту роль взял на себя ее приемный отец?

Я знаю, что мне не следует завидовать взрослому человеку, который, вероятно, любит Наоми так же сильно, как и я, но, черт возьми, я завидую тому, что они видят, как она растет, что они могут быть с ней, в то время как я не могу сделать того же самого.

Микаэль и Рехья сдержали свои обещания и прислали мне фотографии Наоми за последние несколько месяцев. Сегодня я впервые получил приглашение приехать к ней.

В ее день рождения.

Ровно через год.

Но за год многое изменилось.

Она изменилась. Наоми выше ростом, а ее вьющиеся густые волосы длиннее. Ее глаза голубее, что мне казалось невозможным, но на самом деле они более ярко-голубые.

И она сейчас говорит.

Не много, не часто… но она говорит.

У Наоми дефект речи — она заикается. Микаэль и Рехья отправили ее к логопеду, но, тем не менее, сейчас она счастлива в своей жизни. Она умная, красивая маленькая принцесса, у которой