Плохая война - Борис Вячеславович Конофальский

главное, перемену в лице молодого графа – тот был явно обескуражен поступком рыцаря и сразу начал говорить:

– С чего это, Клаузевиц, вы решились стать чемпионом Эшбахта? Он просил вас о том?

– Нет, не просил, то мое решение, – отвечал молодой рыцарь с заметным поклоном графу.

– Надеетесь, что Эшбахт отблагодарит вас землями и мужиками? – Умудренный сединами фон Эдель откровенно не понимал поведения молодого рыцаря.

– Нет, не надеюсь, господин фон Эдель.

– Так отчего же вы готовы биться за Эшбахта? – все еще не понимал фон Эдель.

В словах фон Эделя так и слышалось недоумение: «Вы же наш, Клаузевиц! Наш! Как и Шауберг, будь он неладен. А этот… Он здесь чужой! Хоть и успел породниться с самой именитой фамилией. Он не нашего круга. Он пришлый! Так почему, Клаузевиц? Почему?»

– Господин Эшбахт – лучший командир, под знаменем которого я служил, при мне никто так не бил горцев, как он. И я не позволю в самый разгар войны с горными псами ранить или убить его.

Сказал все это молодой рыцарь так твердо, что ни у кого не осталось сомнений в его решительности. У молодого задиры фон Вельдмана весь запал как-то и прошел, кажется, ему уже неинтересно стало, какое оружие выберет Волков, если он, Вельдман, вызовет его на поединок. А вот фон Зейдлиц все еще не успокаивался, его лицо стало высокомерным, подбородок он держал вверх, и говорил он свои слова, руководствуясь выражением «будь что будет».

– Значит, вы, Клаузевиц, примете мой вызов?

– Выходит, что так, – отвечал молодой рыцарь.

– Господа, господа, – говорил граф, все больше волнуясь, – не для того мы сюда ехали, разве в этом есть необходимость? Мы же приехали, чтобы разобраться, а не драться. Зачем же, зачем лучшие бойцы нашей земли будут драться меж собой, в чем причина?

Но молодой граф не разделял миролюбия отца.

– Господин Эшбахт вел себя бесчестно, Зейдлиц имеет право требовать сатисфакции. И если фон Клаузевиц, к нашему глубочайшему сожалению, готов принять вызов вместо своего сеньора, то пусть так и будет.

Глава 15

Ну теперь-то у Волкова и последние сомнения исчезли, что все это дело затеял Теодор Иоганн. Кавалер просто не знал, зачем молодому графу это нужно, неужто он хотел выслужиться перед курфюрстом? Неужели для того, чтобы показать себя перед герцогом, он даст согласие на поединок, который может закончиться и смертью этих смелых людей?

– Когда и где господам будет угодно встретиться? – спокойно продолжал молодой граф.

«Конечно, даст, этот ни перед чем не остановится».

– Что ж тянуть, раз можно кончить дело немедля, – предложил Георг фон Клаузевиц, снимая плащ и отдавая его Увальню. – Если господин Зейдлиц будет не против.

– Я не буду против, сейчас так сейчас, – ответил фон Зейдлиц решительно и тоже снял шубу.

– Ну что ж, господа, – громко огласил Теодор Иоганн, – господин фон Зейдлиц требует сатисфакции от господина фон Эшбахта, но этот вызов принимает чемпион фон Эшбахта кавалер фон Клаузевиц. Драться решено на мечах и кинжалах и без доспеха. Господа решили драться здесь и сейчас.

Да, молодой граф вел дело к поединку. Для своей цели он готов был пролить чужую кровь.

Вот только Волков все-таки был не таков. Как ни хотел не доводить до этого, как ни берег свой оставшийся козырь до последнего, но тут он уже не выдержал. Не мог он допустить, чтобы его рыцарь рисковал ради него – и не в бою, а на этом глупом поединке. Он знал, что ему это еще откликнется, откликнется неприятностями большими, чем сегодняшние, и тем не менее он сказал:

– Остановитесь, господа.

– Что еще? – нетерпеливо крикнул фон Зейдлиц

– В поединке нет надобности. – Он полез в кошель и достал оттуда склянку. Поднял ее над головой, чтобы все видели. – Вот яд, которым господин Шауберг собирался меня отравить.

– Это отвратительная ложь! – заорал фон Зейдлиц, багровея лицом. – Вы лжец, Эшбахт!

– Нет, не ложь. У меня есть письма Шауберга к Элеоноре Августе фон Мален, в которых он пишет, что купил яд для меня у старой повитухи за пять талеров.

– Мы даже не будем читать ваши письма, – шипел молодой граф.

– Это навет! – ярился фон Зейдлиц.

– Верно, верно, – тут же поддерживал его Теодор Иоганн, – это клевета на все добрые дома нашего графства.

– Сын мой, – заговорил старый граф, приходя, так же как и все, в волнение, – это очень серьезное обвинение. Очень серьезное.

– Что ж, – холодно произнес кавалер, он, кажется, сейчас был один, кто оставался спокоен, – я буду писать епископу Малена или лучше даже архиепископу Ланна, чтобы он прислал сюда святых отцов, опытных святых отцов из Священного трибунала, чтобы они провели расследование и установили доподлинно, был ли Шауберг отравителем.

– Плевать мне на ваших попов! – закричал Зейдлиц. – И я…

Старый граф прервал его движением руки и заговорил, обращаясь к Волкову:

– Сын мой, обвинение сие весьма тяжко, и даже святые отцы из трибунала захотят услышать свидетелей. Есть ли у вас свидетели? Письма письмами, но без свидетелей дело не пойдет.

Волков обернулся назад.

– Максимилиан, пригласите госпожу Ланге.

Юноша кивнул и чуть не бегом кинулся к шатру кавалера.

Все господа, и со стороны графа, и со стороны Волкова, без единого слова и даже без единого звука стояли и смотрели, как от шатра, чуть подбирая юбки, чтобы не пачкать их в мокрой глине, спускается высокая и стройная Бригитт. Она была удивительно хороша в своем лучшем зеленом платье, небольшой шубке и с идеальной прической, несмотря на ветер. Она раскраснелась от волнения, ведь десятки мужчин смотрели на нее, но это ничуть ее не портило. За ней шел Максимилиан, такой же взволнованный и краснощекий, как и госпожа Ланге.

– Ах, это вы, дитя мое! – старый граф стал щурить глаза, когда она приблизилась. – Подойдите ко мне, подойдите.

Госпожа Ланге подошла и, больше не боясь грязи, встала перед графом на колени и поцеловала его перчатку.

– Ах, Бригитт, вы ли это, воспитанница моя?

– Да, господин граф, это я, – улыбалась госпожа Ланге.

– Ах, как вы стали хороши, вот бы ваша матушка порадовалась, увидав вас.

А вот молодой граф так, кажется, вовсе не был рад видеть тут Бригитт.

– К чему она здесь? – спросил Теодор Иоганн, грозно глядя на красавицу.

Волков ему не ответил, он опять поднял склянку с ядом, чтобы все видели, и спросил:

– Госпожа Ланге, знаете ли вы, что это?

– Узнаю ту склянку, что передал мне господин Шауберг, говоря, что в ней яд.

– Опять ложь! – закричал фон Зейдлиц. – Где он вам ее