Божественная комедия - Данте Алигьери

Песнь двадцать седьмая

Круг восьмой — Восьмой ров (окончание) 1

Уже горел прямым и ровным светомУмолкший пламень, уходя во тьму,Отпущенный приветливым поэтом, —

4

Когда другой, возникший вслед ему,[377]Невнятным гулом, рвущимся из жала,Привлек наш взор к верховью своему.

7

Как сицилийский бык, взревев сначалаОт возгласов того, — и поделом, —Чье мастерство его образовало,

10

Ревел от голоса казнимых в немИ, хоть он был всего лишь медь литая,Страдающим казался существом,[378]

13

Так, в пламени пути не обретая,В его наречье, в нераздельный рык,Слова преображались, вылетая.

16

Когда же звук их наконец проникСквозь острие, придав ему дрожанье,Которое им сообщал язык,

19

К нам донеслось: «К тебе мое воззванье,О ты, что, по-ломбардски говоря,[379]Сказал: «Иди, я утолил желанье!»

22

Мольбу, быть может, позднюю творя,Молю, помедли здесь, где мы страдаем:Смотри, я медлю пред тобой, горя!

25

Когда, простясь с латинским милым краем,Ты только что достиг слепого дна,Где я за грех содеянный терзаем,

28

Скажи: в Романье[380] — мир или война?От стен Урбино[381] и до горной сени,Вскормившей Тибр, лежит моя страна».

31

Я вслушивался, полон размышлений,Когда вожатый, тронув локоть мне,Промолвил так: «Ответь латинской тени».

34

Уже ответ мой был готов вполне,И я сказал, мгновенно речь построя:«О дух, сокрытый в этой глубине,

37

Твоя Романья[382] даже в дни покояБез войн в сердцах тиранов не жила;Но явного сейчас не видно боя.

40

Равенна — все такая, как была:Орел Поленты в ней обосновался,До самой Червьи распластав крыла.[383]

43

Оплот, который долго защищалсяИ где французов алый холм полег,[384]В зеленых лапах ныне оказался.[385]

46

Барбос Верруккьо[386] и его щенок,С Монтаньей[387] обошедшиеся скверно,Сверлят зубами тот же все кусок.

49

В твердынях над Ламоне и СантерноВладычит львенок белого герба,Друзей меняя дважды в год примерно;[388]

52

А та, где льется Савьо, той судьбаМежду горой и долом находиться,Живя меж волей и ярмом раба.[389]

55

Но кто же ты, прошу тебя открыться;Ведь я тебе охотно отвечал, —Пусть в мире память о тебе продлится!»

58

Сперва огонь немного помычалПо-своему, потом, качнув не сразуКолючую вершину, прозвучал:

61

«Когда б я знал, что моему рассказуВнимает тот, кто вновь увидит свет,То мой огонь не дрогнул бы ни разу.

64

Но так как в мир от нас возврата нетИ я такого не слыхал примера,Я, не страшась позора, дам ответ.

67

Я меч сменил на пояс кордильера[390]И верил, что приемлю благодать;И так моя исполнилась бы вера,

70

Когда бы в грех не ввел меня опятьВерховный пастырь[391] (злой ему судьбины!);Как это было, — я хочу сказать.

73

Пока я нес, в минувшие годины,Дар материнский мяса и костей,Обычай мой был лисий, а не львиный.

76

Я знал все виды потайных путейИ ведал ухищренья всякой масти;Край света слышал звук моих затей.

79

Когда я понял, что достиг той частиМоей стези, где мудрый человек,Убрав свой парус, сматывает снасти,

82

Все, что меня пленяло, я отсек;И, сокрушенно исповедь содеяв, —О горе мне! — я спасся бы навек.

85

Первоначальник новых фарисеев,[392]Воюя в тех местах, где Латеран,[393]Не против сарацин иль иудеев,

88

Затем что в битву шел на христиан,Не виноватых в том, что Акра взята,Не торговавших в землях басурман,[394]

91

Свой величавый сан и все, что свято,Презрел в себе, во мне — смиренный чинИ вервь[395], тела сушившую когда-то,

94

И, словно прокаженный Константин,Сильвестра из Сираттских недр призвавший,[396]Призвал меня, решив, что я один

97

Уйму надменный жар, его снедавший;Я слушал и не знал, что возразить:Как во хмелю казался вопрошавший.

100

«Не бойся, — продолжал он говорить, —Ты согрешенью будешь непричастен,Подав совет, как Пенестрино[397] срыть.

103

Рай запирать и отпирать я властен;Я два ключа недаром получил,К которым мой предместник[398] был бесстрастен».

106

Меня столь важный довод оттеснилТуда, где я молчать не смел бы доле,И я: «Отец, когда с меня ты смыл

109

Мой грех, творимый по твоей же воле, —Да будет твой посул длиннее дел,И возликуешь на святом престоле».

112

В мой смертный час Франциск[399] за мной слетел,Но некий черный херувим[400] вступился,Сказав: «Не тронь; я им давно владел.

115

Пора, чтоб он к моим рабам спустился;С тех пор как он коварный дал урок,[401]Ему я крепко в волосы вцепился;

118

Не каясь, он прощенным быть не мог,А каяться, грешить желая все же,Нельзя: в таком сужденье есть порок».

121

Как содрогнулся я, великий боже,Когда меня он ухватил, спросив:«А ты не думал, что я логик тоже?»

124

Он снес меня к Миносу; тот, обвивХвост восемь раз вокруг спины могучей,Его от злобы даже укусив,

127

Сказал: «Ввергается в огонь крадучий!»И вот я гибну, где ты зрел меня,И скорбно движусь в этой ризе жгучей!»

130

Свою докончив повесть, столб огняПокинул нас, терзанием объятый,Колючий рог свивая и клоня.

133

И дальше, гребнем, я и мой вожатыйПрошли туда, где нависает сводНад рвом, в котором требуют расплаты

136

От тех, кто, разделяя, копит гнет.[402]

Песнь двадцать восьмая

Круг восьмой — Девятый ров — Зачинщики раздора 1

Кто мог бы, даже вольными словами,[403]Поведать, сколько б он ни повторял,Всю кровь и раны, виденные нами?

4

Любой язык наверно бы сплошал:Объем рассудка нашего и речи,Чтобы вместить так много, слишком мал.

7

Когда бы вновь сошлись, в крови увечий,Все, кто в Пулийской роковой стране,[404]Страдая, изнемог на поле сечи

10

От рук троян[405] и в длительной войне,Перстнями заплатившей дань гордыне,Как пишет Ливий, истинный вполне;[406]

13

И те, кто тщился дать отпор дружине,Которую привел Руберт Гвискар,[407]И те, чьи кости отрывают ныне

16

Близ Чеперано, где нанес ударОбман пулийцев,[408] и кого лукавыйУ Тальякоццо[409] одолел Алар;

19

И кто култыгу, кто разруб кровавыйКазать бы стал, — их превзойдет в сто кратДевятый ров чудовищной расправой.

22

Не так дыряв, утратив дно, ушат,Как здесь нутро у одного зиялоОт самых губ дотуда, где смердят:

25

Копна кишок между колен свисала,Виднелось сердце с мерзостной мошной,Где съеденное переходит в кало.

28

Несчастный, взглядом встретившись со мной,Разверз руками грудь, от крови влажен,И молвил так: «Смотри на образ мой!

31

Смотри, как Магомет[410] обезображен!Передо мной, стеня, идет Али,Ему весь череп надвое рассажен.[411]

34

И все, кто здесь, и рядом, и вдали, —Виновны были в распрях и раздорахСреди живых, и вот их рассекли.

37

Там сзади дьявол, с яростью во взорах,Калечит нас и не дает пройти,Кладя под лезвие все тот же ворох

40

На повороте скорбного пути;Затем что раны, прежде чем мы сноваК нему дойдем, успеют зарасти.

43

А ты, что с гребня смотришь так сурово,Ты кто? Иль медлишь и страшишься дна,Где мука для повинного готова?»

46

Вождь молвил: «Он не мертв, и не винаВедет его подземною тропою;Но чтоб он мог изведать все сполна,

49

Мне, мертвому, назначено судьбоюВести его сквозь Ад из круга в круг;И это — так, как я — перед тобою».

52

Их больше ста остановилось вдруг,Услышав это, и с недвижным взглядомДивилось мне, своих не помня мук.

55

«Скажи Дольчино[412], если вслед за АдомУвидишь солнце: пусть снабдится он,Когда не жаждет быть со мною рядом,

58

Припасами, чтоб снеговой заслонНе подоспел новарцам на подмогу;Тогда нескоро будет побежден».

61

Так молвил Магомет, когда он ногуУже приподнял, чтоб идти; потомЕе простер и двинулся в дорогу.

64

Другой, с насквозь пронзенным кадыком,Без носа, отсеченного по брови,И одноухий, на пути своем

67

Остановясь при небывалом слове,Всех прежде растворил гортань, извнеБагровую от выступавшей крови,

70

И молвил: «Ты, безвинный, если мнеНе лжет подобьем внешняя личина,Тебя я знал в латинской стороне;

73

И ты припомни Пьер да Медичина,[413]Там, где от стен Верчелли вьет межиДо Маркабо отрадная равнина,[414]

76

И так мессеру Гвидо расскажиИ Анджолелло, лучшим людям Фано,Что, если здесь в провиденье нет лжи,

79

Их с корабля наемники обманаСтолкнут вблизи Каттолики в бурун,По вероломству злобного тирана.

82

От Кипра до Майорки, сколько лунНи буйствуют пираты или греки,Черней злодейства не видал Нептун.

85

Обоих кривоглазый изверг некий,Владетель мест, которых мой соседХотел бы лучше не видать вовеки,[415]

88

К себе заманит как бы для бесед;Но у Фокары им уже ненужныОкажутся молитва и обет».[416]

91

И я на это: «Чтобы в мир наружныйВесть о тебе я подал тем, кто жив,Скажи: чьи это очи так недужны?»

94

Тогда, на челюсть руку положивТоварищу, он рот ему раздвинул,Вскричав: «Вот он; теперь он молчалив.

97

Он, изгнанный, от Цезаря отринулСомнения, сказав: «Кто снаряжен,Не должен ждать, чтоб час удобный минул».

100

О, до чего казался мне смущен,С обрубком языка, торчащим праздно,Столь дерзостный на речи Курион![417]

103

И тут другой, увечный безобразно,Подняв остатки рук в окрестной мгле,Так что лицо от крови стало грязно,

106

Вскричал: «И Моску вспомни в том числе,Сказавшего: «Кто кончил, — дело справил».Он злой посев принес родной земле».[418]

109

«И смерть твоим сокровным!» — я добавил.Боль болью множа, он в тоске побрелИ словно здравый ум его оставил.

112

А я смотрел на многолюдный долИ видел столь немыслимое дело,Что речь о нем я вряд ли бы повел,

115

Когда бы так не совесть мне велела,Подруга, ободряющая насВ кольчугу правды облекаться смело.

118

Я видел, вижу словно и сейчас,Как тело безголовое шагалоВ толпе, кружащей неисчетный раз,

121

И срезанную голову держалоЗа космы, как фонарь, и головаВзирала к нам и скорбно восклицала.

124

Он сам себе светил, и было дваВ одном, единый в образе двойного,Как — знает Тот, чья власть во всем права.

127

Остановясь у свода мостового,Он кверху руку с головой простер,Чтобы ко мне свое приблизить слово,

130

Такое вот: «Склони к мученьям взор,Ты, что меж мертвых дышишь невозбранно!Ты горших мук не видел до сих пор.

133

И если весть и обо мне желанна,Знай: я Бертрам де Борн, тот, что в быломУчил дурному короля Иоанна.

136

Я брань воздвиг меж сыном и отцом:[419]Не так Ахитофеловым советомДавид был ранен и Авессалом.[420]

139

Я связь родства расторг пред целым светом;За это мозг мой отсечен навекОт корня своего в обрубке этом:

142

И я, как все, возмездья не избег».

Песнь двадцать девятая