О таком не говорят - Патриция Локвуд

кирпичной стены, наряженная вместо платья в большой черный мешок для мусора, но, когда фотограф показал ей готовые снимки на мониторе, ей было стыдно смотреть на свои руки – мертвые в каждом кадре. Мешок для мусора, в который ее завернули, и то был более выразительным и осмысленным – казалось, она исчезает с пленки, потому что в детстве недополучила родительских поцелуев. «В первый раз никто не знает, что делать с руками», – утешил ее фотограф, но теперь ее пальцы звенели от напряжения, когда она несла малышку вверх по лестнице; теперь ее запястья сводило судорогой, когда она целый час поддерживала малышке головку.• • •

Есть люди, красивые в горе: точеные, хрупко прозрачные, прелестные. Но каждый раз, когда она видела промельк своего отражения в зеркале над диваном, у нее было лицо человека, который силится сходить по-большому после трехнедельного курса «Викодина». У нее в животе постоянно бурлило, как в комментариях под постом об ангелах на подушках.

• • •

Никакое устройство для передачи информации – ни портал, ни радиовещание, ни печатное слово – не было таким стремительным, искрящимся и всеобъемлющим, как синий мячик из тонких резиновых ниточек, который малышка во время сна держала под подбородком, ее приоткрытый крошечный ротик как бы говорил: о, мои ответы. Другой рукой она крепко сжимала ярко-красный помпон, веря, что это мамины волосы.

• • •

«Больше никому не нравятся эти игрушки, – говорили им медсестры из хосписа, говорили заинтересованно, поскольку тоже собирали данные по крупицам: мелкие факты, которые будут добавлены к общей сумме сияющих на небе звезд. – Слишком большие объемы идущей извне информации».

• • •

«Уже можно показать ей собаку? – спрашивала она чуть ли не с первого дня рождения малышки. – Когда уже будет можно показать ей собаку?» И вот наконец – наконец! – к малышке привели собачку. Это был маленький белый пудель, и как только его поставили на диван, он принялся облизывать малышку с таким восторгом, словно нашел давно потерянную хозяйку.

«Он у нас не служебный пес, – объяснил дрессировщик. – И никогда не станет служебным псом, потому что для этого он должен пройти мимо тарелки с жареной курицей и не обратить на нее внимания, а для него это невыполнимая задача». Малышка радостно попискивала и хотела еще. Песик облизывал ее пальцы, один за другим – кажется, так бы и съел, – удивительно, как пронзительно все, что есть в мире, умиляется на младенческие пальчики.

• • •

«Ты тут, внутри?» – тихо спрашивали они, когда малышкины глаза начинали метаться и ее крошечное сердечко билось все чаще и чаще. Когда ее кожа становилась бледно-лиловой, синеватой, прозрачно-серой, они все вскакивали со своих мест и начинали скандировать хором, как команда чирлидерш: ты сумеешь, ты сможешь, мы все тебя любим, держись, держись, оставайся с нами.

• • •

«Поддерживай во мне жизнь, – сказала ее подруга, активистка движения за права инвалидов, и обвела взглядом комнату, заставленную аппаратами для поддержания жизнедеятельности: переплетение трубок, гудящие мониторы, кислородный баллон. – Поддерживай во мне жизнь до конца, – повторила она, потому что не верила в такое понятие, как состояние овоща. – Ты меня навещай, читай мне вслух, и я буду тут, внутри». Эта вера, что наше «я» упрямо цепляется за бытие, полоска света под запертой дверью – призрачная, будто шанс, невероятная случайность, окно, – иногда она кажется невыносимой до боли в сердце.

• • •

Век Просвещения продолжался, лился непрестанным потоком в чашку с кофе, который она пила, наблюдая за малышкой в эти вываренные до прозрачности утренние часы. Однажды ей в голову пришла идея поднести игрушечное пианино к дрыгающимся малышкиным ножкам, и, когда прозвучала первая нота, малышка издала вопль дикой ярости – почему они не додумались раньше, почему все это время она била ногами по воздуху и пустоте, хотя могла бить по музыке?!

• • •

«Ты обязательно все записывай», – сказала она сестре, потому что портал научил ее простой мудрости, что даже одно-единственное слово способно пробудить ярчайшие воспоминания, – и позже нашла листок бумаги, где было написано: «ее глаза всегда движутся туда-сюда, как у человека с бесконечным запасом зрения».

• • •

Но ей было трудно дышать, она не набирала вес, она отказывалась от лекарств, которые ей подмешивали в молоко из бутылочки. Она говорила им правду – своим терпеливым спокойным взглядом, – и они повезли ее в больницу, хотя понимали, что больница означает конец. «Что не так, солнышко? – спросила одна из медсестер, склонившись над малышкой, когда та издала один из своих редких, пронзительных криков, рвущих сердце на части.

«С ней все не так», – отозвалась другая медсестра, явно брякнула не подумав. «С нами!» – хотелось ей выкрикнуть. Все не так с нами!

• • •

Она не стриглась уже несколько месяцев. Она знала, что похороны могут случиться в любой день, и поэтому взяла «выходной» на полдня и пошла в салон. «Я на днях видела мем, – сказала ее парикмахерша, сосредоточенно щелкая ножницами у ее затылка. – Вы же знаете шутку, что непослушные вихры получаются оттого, что корова лизнула волосы? Так вот, кто-то нарисовал маленький комикс, как корова заходит ночью в спальню к ребенку и лижет ему волосы, чтобы получился такой хохолок».

Из глаза ее отражения в зеркале вытекла слезинка. Она вспомнила давнюю переписку с братом, когда он слал ей разные варианты мема «Тогда я, наверное, тихо сдохну», которого, если по правде, она никогда не понимала. «Ой, я задела вас ножницами?» – испугалась парикмахерша, склонив голову под вуалью приветливых пышных волос.

«Нет-нет, – проговорила она, прикоснувшись к руке парикмахерши, и буквально физически ощутила, как из ее ладони изливается этот новый, неудержимый поток тепла и заботы. – Я просто подумала, что у нас с вами… очень разные мемы».

• • •

На следующей день малышке исполнилось ровно полгода. В самую последнюю минуту окружавшие ее люди решили устроить праздник – розовый торт появился из ниоткуда, словно по волшебству, и подарок в красивой обертке, и связка ярких воздушных шаров. Торт тихо истекал влагой у изножья кроватки, рядом с малышкиным кислородным баллоном, что легонько покачивался вслед за каждым дергающимся движением ее головы. Возможно, она ощущала легкость гелия в воздушных шарах, чувствовала запах сахара, возможно, ленточка на подарке развязывалась и шуршала с каждым взмахом ее крошечной ручки, потому что малышка вдруг оживилась, ее дыхание поднялось к потолку вместе с воздушными шарами, и она проснулась – проснулась, чтобы тоже участвовать в празднике. Гости, проехавшие много миль, чтобы поздравить малышку, столпились в дверях, и от их курток шел пар, и все пели ей песню – и песня была как прорыв, – и она улыбалась, как не улыбалась уже много дней. Торта хватило на всех,