О таком не говорят - Патриция Локвуд

и они знали наизусть все любимые песни, и популярная группа выбрала себе для названия нормальную температуру человеческого тела[3], – и малышка танцевала, она танцевала на руках у отца.• • •

Малышка невозмутимо промчалась сквозь сумрак «Дома с привидениями», с тем же бесконечным терпением ко взрослым забавам, какое она проявляла и на крещении. Она сидела в вагончике между мамой и папой, словно маленькая королева, и как будто подбадривала родителей: не волнуйтесь, все будет иначе, совсем иначе. Это все только видимость, уверяла она со всей младенческой серьезностью, когда камера под потолком сфотографировала их всех в их «человеческой бренной плоти», чтобы потом, когда поездка закончится, они все вместе могли посмеяться, глядя на этот снимок. Но если вам нужно, я надену кружевное белое платьице и приду к вам.

• • •

Мальчик-подросток на ночном пароме украдкой достал телефон и принялся фотографировать малышку в ее специальной коляске, хотя непонятно зачем, она не так уж и сильно отличалась от других младенцев, ведь правда? Наверняка он ее фотографировал потому, что она была славной и милой – и вовсе не для того, чтобы выложить ее фотографии в Сеть, да?

• • •

«Я не хочу, чтобы люди ее боялись», – сказала сестра, еще когда им впервые сообщили диагноз, но теперь, когда малышка уже была с ними, вся семья превратилась в огромный, вызывающе дерзкий взгляд, проходивший сквозь строй страхов мира, который их сторонился и неловко отводил глаза. Им хотелось – чего? – схватить солнце за щеки и притянуть его вниз: смотри на нее! Смотри! Свети на нее! Свети!

• • •

Круглая радуга плыла по небу вслед за ее самолетом на обратном пути из Орландо. Каждый раз, когда она смотрела в окно, круглая радуга была рядом, скользила по белой поверхности облаков, которые складывались в те же самые плотные, скученные узоры, что уже начали появляться на коже малышки, на ее стопах и на ладошках, создавая уникальный погодный рисунок для отпечатков ее рук и ног. Сразу после посадки она посмотрела в своих ответах, и они подсказали, что круглая радуга называется глория. В переводе с латинского «слава».

• • •

Ее сестра долго и тщательно сочиняла письмо сенатору, вычеркивая все фразы, подтекавшие кровью, как куски сырого мяса. Она написала:

всегда старалась быть лояльной гражданкой

ела здоровую пищу и занималась физическими упражнениями

врачи говорят, что причина не в нас и не в том, что мы сделали или не сделали

даже не знаю, когда я смогу вернуться на работу

из-за космических цен нашей страховки может не хватить

она – свет нашей жизни

И спросила в конце: «Вы считаете, все это слишком политизировано?»

• • •

Была ли малышка американкой? Если да, то почему? Потому что ее частички сложились из здешней пыли? Потому что она была невероятно амбициозной в стране невероятных амбиций? Потому что она родилась в государстве, которое так упорно отказывалось о ней позаботиться?

Письмо сенатору – с просьбой о помощи, о ночной сиделке, о дневной сиделке, о гарантированном осуществлении репродуктивных прав женщин, о реорганизации всей системы здравоохранения, о новой реальности, о чем угодно, хотя бы о чем-то и обо всем, – письмо сенатору так и не было отправлено. Откуда бы у них взялось время отправлять письма, если все их часы и минуты были заняты только малышкой?

• • •

«Я могу хоть что-то для нее сделать, – ответила она мужу, когда он спросил, почему она постоянно летает в Огайо этими дешевыми рейсами, о небезопасности которых недавно рассказывали в «Ночном контуре». – Одна минута значит для нее больше, чем она значит для нас. Мы не знаем, сколько ей отпущено времени. Я могу подарить ей свои минуты. – И добавила почти сердито: – На что я растрачивала их раньше?»

• • •

Жизнь с малышкой была чем-то похожа на дальнее путешествие, когда ты превращаешься в сплошной оголенный нерв, сплошное саднящее восприятие. Когда ты вся – обострившиеся пять чувств, что разливаются по незнакомой улице; когда ты вся – стук подошв по асфальту и горячие ладони, шелестящие, как бумага; когда ты струишься потоковой передачей мимо статуй местных Мадонн. Тот незабываемый секонд-хенд в Хельсинки, запах иностранных десятилетий на подкладке потертой кожаной куртки. Кофейня в Кливленде, где по радио шел повтор какого-то старого выпуска «Дисков на необитаемом острове», и владелец предупредил, чтобы она не брала второй детоксицирующий латте с активированным углем, потому что «он вымоет из организма все гормональные таблетки и она забеременеет». Мосты чужих городов, где ты подолгу стоишь, глядя на тусклые зеленые реки с их радужношеими утками, а потом пьешь эспрессо чашку за чашкой, пока между тобою и миром не возникает свободный обмен – беспрепятственный и пугающий, – когда ты открыта настолько, что в тебя может войти что угодно.

• • •

На праздники она вернулась к сестре. Запихала в духовку восемнадцатифунтовую индейку, побежала обратно к дивану, чтобы проверить малышкины мониторы. Щедро полила индейку пузырящимся белым вином, снова помчалась к дивану, чтобы сменить вес индейки на вес малышки. Разложила по высоким фужерам веточки чабреца и дольки груш – для коктейля под названием «Осенний», – она решила убиться, но создать праздничное настроение! Наконец, когда солнце уже садилось, они тоже уселись за стол, и малышка была рядом с ними, и они смотрели на цветы в большой вазе в центре стола, они следили за цифрами на мониторах, травянисто-зелеными и оранжевыми, как бархатцы – сердечный ритм, уровень кислорода, – и размышляли об изобилии и благодати.

• • •

Бенджамин Франклин и миф об индейке: Франклин не предлагал сделать индейку национальным символом США. Он использовал индеек для своих экспериментов с электричеством.

• • •

Когда баюкаешь на руках крошечную малышку, у которой целый час не прекращаются судороги, можно включить телевизор и смотреть канал «Холмарк», где уже началась праздничная программа. У всех рождественских фильмов на «Холмарке» неизменно один и тот же сюжет: жизнь преподает суровой урок городской сучке, и у нее происходит полная переоценка ценностей… в канун Рождества. Городским сучкам всегда тридцать семь лет. Их глаза блестят от кокаина. И в самом конце они рады и счастливы, что жизнь все-таки преподала им урок, они рады остаться в родном городке, вместе с семьей.

• • •

«Прикасайтесь ко мне! Прикасайтесь! – настойчиво требовала малышка. – Прикасайтесь ко мне, я в темноте!»

• • •

В доме сестры обитал робот, который слушал их разговоры – круглосуточно, без перерывов и выходных, – наверняка их записывал и складировал где-то на сервере, на случай если в какой-то момент они все поубивают друг друга. Эти долгие месяцы мчащихся очертя голову слов будут вечно храниться в запасниках, вместе с тихими всхлипами, что же нам делать, что делать, – подкрепленными со всех сторон шелестом малышкиного дыхания и