Живодерня - Сергей Арно

Илья помотал головой, он не понимал, чего хочет от него этот дорого одетый, пахнущий духами человек, пытаясь извлечь из его болтовни хоть что-нибудь, что пролило бы свет на его будущую жизнь.

– Так вот, – продолжал Китаец, встав и прохаживаясь между креслом Ильи и диваном, заложив руки за спину, как лектор. – Я лично большой поклонник старинной казни, как при Иоанне Грозном. Ведь что делали, проказники. И колесовали. – Он указал рукой на старинную литографию, где на колесе, поднятом над землей на два метра, лежал несчастный с живописно переломанными руками и ногами. – На кол сажали. – Он махнул на другую картину. – И не просто сажали, а перекладинку прибивали в нужном месте, чтобы кол его не сразу насквозь прошел, чтобы человечек помучился. А Грозный большой выдумщик в этих делах был. К примеру, обливал человечка попеременно то горячей водой, то холодной. Хе-хе. То горячей, то холодной, покуда кожа с человечека не слезала с живого. Я уже не говорю о развеселых потехах с медведями, выпущенными на толпу. Предки жили – не тужили: жгли, топили, замораживали, замуровывали, в масле варили… – Китаец водил по стенам рукой, иллюстрируя сказанное. На всякую пакостную казнь у него находилась картинка. – И уж на что я – почвенник и патриот, но то, что принесли к нам с Востока-а, особенно из древнего Китая, вызывает у меня содрогание неописуемого восторга и в некотором роде зависти. К примеру, разрубание тела пополам или четвертование, это когда сначала руки и ноги отрубают, а уж потом головенку. Или забавный трюк с голодной крысой, над которой сидит человечек, извините, с голым задом, и она вгрызается в нутро. Вот славненько-то! Правда? Или еще преинтереснейшая казнь: распарывали живот жертве, кишки прибивали к дереву и гоняли несчастного человечека вокруг дерева, пока жив. А сколько метров кишочек у человечека, а? Анатомию в школе проходил? А известно ли тебе, что сделала Квинта с Филологом, когда тот предал своего учителя Цицерона? Она заставила Филолога отрезать от своего тела куски мяса, жарить и есть их! О человеческая изощренность!

Бродивший туда-сюда "лектор" изредка останавливался, грозил пальцем, хватался будто в ужасе за голову или возводил руки к потолку. Так он сделал и сейчас.

– А пытки! Я не сторонник примитивных пыток. Это сейчас мода пошла на упрощение – утюг там на живот или паяльник в жопу… Ой, простите великодушно, обсказался. Такие люди кругом невоспитанные. Нахватался грубостей! Ну разве это пытки?! Я предпочитаю такие пытки, чтобы человечек знал, что в конечном итоге пытка грозит не покалеченным членом или органом, а смертью. Неминуемой омерзительной смертью… Казнь и одновременно пытку ввел у нас бывший шеф нашей организации. Теперь его нет, теперь я Китаец и шеф в одном лице. Так вот, это разбор человека на тысячу кусочков. Сначала начинается все как-то безобидно и словно бы безвредно, издалека: у тебя вырезают крохотный кусочек мяса, допустим из ноги. Ну подумаешь, маленького кусочка лишиться. Больновато, конечно, но не ужасно – потерпеть можно. Но самое интересное начинается впереди. Минут через пять или через семь у тебя вырезают еще один, тоже, правда, крохотный кусочек, потом – еще один и еще… До самого распоследнего тысячного кусочка. И, заметь, все это у живого человека. Больше тысячи не выходит. Завтра тебе повезет увидеть все те особенные инструментики из самого Китая, которыми будут тебя разбирать. Специальные щипчики для вынимания глазок… Ну и прочего. Сам увидишь, пока видишь.

Он остановился перед Ильей.

– Так что вот, на тысячу кусочков, а перед этим зубы починим. – Он развел руками, как бы ставя точку на сказанном, и двинулся к двери.

– Подождите! За что, что вы от меня хотите?! – воскликнул ошалевший от всех этих россказней Илья.

Но Китаец, не обращая внимания на его вопрос, вышел и прикрыл за собой дверь. Илья сидел, окоченев, тупо глядя перед собой. Но прошло секунд тридцать, дверь опять открылась, и неторопливо вошел Китаец.

– А я разве не сказал? – Он удивленно вскинул брови и, подойдя к креслу, остановился против Ильи.-Саркофаг Гомера. Мне нужен саркофаг Гомера,-повторил он, чтобы Илья уяснил более твердо.-Привезенный в Петербург в тысяча семьсот семидесятом году и пропавший из дома графа Строганова. Я, знаешь ли, люблю антиквариат.

– Но откуда мне знать, где он? – Илья говорил медленно, напряженно вслушиваясь в каждое свое слово и не веря, что это говорит он.

– Ты можешь не знать. Но этот ничтожный народишко, у которого в гостях ты побывал, знает. Они держат саркофаг под землей для исполнения своих дурацких обрядов – да я им вместо этого саркофага гроб из червонного золота дам! Если бы Чукча не перестарался и не довел своим садизмом Егора Петровича до летального исхода, то и я бы сейчас знал, как до них добраться, но у нас ты один остался. Ты ведь у них в подземном городе побывал. Он нам перед смертью сказать успел.

– Но я ничего не помню, ничего…

– И это дело поправимое. Вспомни – только и всего-то. Даю тебе целую ночь. Попытка – не пытка, как говорится. Этот фразеологизм как раз для тебя сейчас актуален.

– Шеф, – слегка постучав, вошел парень в кожаной куртке, которого Илья не видел, но слышал его голос в прихожей. – Вас к телефону.

Он протянул радиотелефон.

– Да… Как они могли узнать?! Ведь об этой квартире знали только наши… И египетскую мумию?! Все! Обзвони всех ребят – пусть будут наготове.

Китаец протянул трубку парню в кожаной куртке и, сняв очки, ощупал рукой лицо. Он выглядел расстроенным.

– Обзвонил кого велено?

– Да. Никто ничего не знает, клянутся. О крутых гастролерах ничего в городе не известно.

– Это не гастролеры, это местные. Взяли мой дом в Озерках. Даже мумию египетскую истолкли, мерзавцы, – сказал он со вздохом. – И византийский хрусталь, и коллекцию монет…

Китаец качал головой и то снимал, то снова надевал очки.

– Об этом доме ведь никто не знал со смерти Китайца первого… – сказал парень.

– Учти! – перебил его Китаец, схватив за лацкан куртки, и заговорил сквозь зубы: – Нет ни первого, ни второго Китайца. Я единственный! Это кто-то из наших работает. Но если в городе узнают, что настоящий Китаец на дне Финского залива… тебе известно, что будет! Всех просвети до самого нутра, но чтобы узнал, кто наводит на наши места. Потом выпытаем, кто работает. Понял?

Китаец с силой оттолкнул его. Парень вышел озабоченный.

– Терплю убытки. Но учти, дружок, успокоить меня сможет только твое чистосердечное воспоминание, или от тебя останется одно воспоминание.