Перестройка - Игорь Борисович Гатин

женится. А прямо сейчас у него начинается мальчишник по этому поводу, и он рад видеть там Ромку. Ах, какая неудачная встреча оказалась для математика Андрюхи! Потому что Ромка с радостью принял приглашение.

В комнате находилось пять-шесть типичных математиков. То есть яйцеголовых мальчиков с неразвитой мускулатурой и умными глазами за толстыми линзами очков. Ромка ни разу не вписывался в разговор по причине того, что и говорить-то толком уже не мог. Зато мог пить! Через какое-то время его деликатно отправили в соседнюю комнату, где уложили на кровать, заботливо укрыв колючим шерстяным одеялом. И он благополучно заснул. Казалось бы – хеппи-энд! Но не тут-то было. Слишком много в водке содержится живительной энергии! Она распирает здоровый молодой организм изнутри, нашёптывая: «Вмажь ещё! Вмажь ещё!» И Ромка поднялся как сомнамбула, и двинулся навстречу могучему зову. Тем более что идти было совсем недалеко – ровно пять шагов. В соседней комнате он первым делом двинул в ухо ближайшему математику, который вместе со стулом и сопровождающим процесс грохотом уехал в угол, где и затих. Что? Зачем? Почему? Ответы на эти справедливые вопросы вряд ли когда-нибудь появятся. Не было их и в моменте. Оставшиеся божьи создания мгновенно подорвались и пытались спешно покинуть помещение. Не тут-то было! Ромка занимал стратегическую позицию у двери и скупыми одиночными ударами отправлял незадачливых математиков по разным углам. В зависимости от того, с какой руки бил, они разлетались в противоположных направлениях.

Наконец перед ним появилась знакомая и весьма встревоженная физиономия Андрюхи, которому очень не понравилось такое течение мальчишника. Они, конечно, намеревались оторваться, но как-то иначе себе это представляли!

– Рома, ты что творишь?!

Ромка осоловело смотрел на Андрюху, не понимая причинно-следственной связи между своими действиями по наитию и крайней степенью возбуждения последнего.

– А ты это! Если чё, ты только скажи, кому наварить!

– Господи! Да не надо никому наваривать, здесь все свои! Ну зачем? Зачем ты это начал?

Ромка продолжал тупо смотреть на приятеля. А тот, также под парами зелёного змия, не придумал ничего лучше, как начать воспитательный процесс прямо здесь и сейчас.

– Извинись перед Славиком. Немедленно!

В ответ тупое бессмысленное вращение глазными яблоками по весьма замысловатой траектории.

– Ты – животное! Посмотри вокруг! Что ты натворил?! – погром действительно был знатный. Стол перевёрнут, на полу осколки посуды и разноцветные пятна салатов. По углам, тихонько поскуливая, жмутся гости, не привыкшие к такому обращению.

– Лучше бы ты меня ударил! Что молчишь?! Ну, врежь! Врежь мне, герой! – это была фатальная ошибка жениха. Никогда не повторяйте её накануне бракосочетания! И непременно сопутствующей ему фотосессии, призванной сохраниться на всю жизнь. Дабы умилённо демонстрировать потом детям и внукам пожелтевшие фотографии, запечатлевшие торжественный момент, предшествующий их зачатию.

Ромка ещё какое-то время недоумённо переваривал входящую информацию и вдруг практически без замаха коротко и быстро ударил доброго приятеля, к которому никогда не питал плохих чувств. На этот раз глазомер подвёл его. И довольно сильный удар пришёлся не в челюсть, а в переносицу. К катастрофе всегда приводит совокупность ошибок, и эта была завершающей! Всем мальчишкам известны последствия удара в переносицу – знатный бланш расплывается под оба глаза. У Андрюхи он случился фиолетовый!

Ну, а наш герой, не пожелавший оставаться в густой атмосфере непонимания и более того – неприязни, отправился на поиски новых чудовищ, маскирующихся под ветряные мельницы.

И вскоре обнаружил демонов в наугад выбранной комнате. Там до его появления сидели и спокойно занимались два афроафриканца. То есть два негра из очень дружественной тогда Анголы. Один большой и очень чёрный, а второй – маленький и тоже очень чёрный. Новоявленный Ланцелот Яузский безошибочно выбрал маленького и, дурного слова не говоря, тут же двинул ему в ухо. Маленький чёрный демон, так же как и его белые собратья десять минут назад, вместе со стулом опрокинулся под стол, где благоразумно и затих. Большой чёрный демон неожиданно оказался ещё более благоразумным и чрезвычайно стремительно принялся бегать по комнате, ловко уворачиваясь от белого рыцаря, который действовал не очень расторопно, а в конце, устав гоняться за проворным оппонентом, и вовсе сел на кровать отдышаться. Воспользовавшись временной слабостью белого рыцаря, демоны спешно покинули комнату и с криками о помощи побежали по коридору общаги, отчаянно жестикулируя, апеллируя к общественности и взывая о возмездии. Общественность осталась глуха к их идущим от чистого сердца предложениям.

А рыцарь тем временем отправился дальше. Справедливости ради стоит заметить, что он был лишён расовых предрассудков, отрицательно относился к сегрегации и осуждал апартеид. Ему было всё равно, какой цвет кожи у врагов человечества, а потому, зайдя в комнату, где трое совершенно белых бывших воинов-интернационалистов в тельняшках поминали павших товарищей, он действовал по отработанному сценарию и сходу попытался зарядить крайнему десантнику. Но здесь с самого начала что-то пошло не так…

* * *

Ромка попытался открыть один глаз. Тот, что слева. Глаз не открывался. То есть он, может, и открывался, но ничего не видел. Тогда он сосредоточился на правом. Правый совершенно точно открылся, но почему-то тоже ничего не видел. Голова раскалывалась, и он закрыл бесполезный глаз в надежде, что станет хоть чуточку легче. Надежда не оправдалась. Кроме того, очень раздражал неясный гул, идущий сверху и сзади. «Сверху и сзади? Это как?» – мысль ворочалась медленно и была какой-то густой. Нет, это не мысль густая, а та каша, в которой она ворочалась. «И вовсе не густая, и не каша, а нечто желеобразное…»

– А он не опасный?

– Нет. Перешагивай! Все перешагивают. Он тут всю ночь лежит.

– А он живой?

– Конечно, живой! Видишь, дышит.

«Женские голоса. Интересно, о ком это они?» Он почувствовал какое-то движение над собой и сзади. «Опять сзади! Что же это такое? Всё-таки придётся открывать глаз. А может, перевернуться?!» – догадался он наконец. Действительность оказалась отвратительной. Ромка лежал ничком на покрытом мастикой дубовом паркете общажного коридора. И перекрывал его практически полностью. Над ним, но чуть в сторонке опасливо переминались девчонки с кухонной утварью, не решаясь перешагивать через очнувшееся тело.

«Господи, как он здесь оказался?! И как же всё-таки болит голова!» – он сделал слабую попытку подняться и охнул от боли. Болела не только голова, но всё тело. Боль делилась на первичную и вторичную. И первичная, то есть голова, перекрывала вторичную. Но это не значит, что её не было. Болели рёбра, так, что трудно было дышать, болел заплывший левый глаз, болели разбитые костяшки пальцев и почему-то распухшая правая ступня. Но