Узы любви - Джоанна Линдсей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не можешь не хмуриться, когда смотришь на нее? — устало осведомился Гай.
Вулфрик повернулся к отцу. Когда он успел подойти? С самого его возвращения они ни разу не говорили о Милисент, если не считать того, что вчера, перед тем как лечь спать, Вулфрик рассказал отцу о странных покушениях на жизнь Милисент, причем куда подробнее, чем матери. Уж тут он ничего не упустил. С кем и посоветоваться, как не с отцом! Лоб Вулфрика разгладился.
— Я не сознавал, что хмурюсь, — просто ответил он.
— Ах, сынок, не стоит так явно показывать свои чувства к ней. Вряд ли тебе поможет, если она узнает о том, как ты ею недоволен.
Вулфрик едва не рассмеялся вслух.
— Она уже знает, — сухо заметил он. — И испытывает ко мне то же самое. Она любит другого, отец. И не постыдилась в этом признаться.
Гай свел было брови, но тут же отмахнулся:
— Чепуха! Девочка просто защищалась, потому что чувствовала твою неприязнь.
Вулфрик вряд ли мог отрицать очевидное, ведь он сделал то же самое — солгал, что увлечен какой-то женщиной, когда услышал, что она уже успела кому-то отдать сердце. Видно, причина ее ненависти совсем не в этом. Неужели все дело в том, что он убил ее птицу? Трудно поверить, чтобы кто-то все эти годы мог таить зло из-за какого-то сокола! Может, она сердится потому, что он не погнался за теми негодяями, что напали на нее и Джоан? Вот это ближе к истине. Но недостаточно, чтобы она так рвалась избавиться от него и контракта.
Однако не стоит волновать отца, выкладывая ему все печальные истины. Поэтому Вулфрик беспечно бросил:
— Все это не имеет значения. Главное, мы постепенно привыкаем друг к другу. Отец дал ей несколько недель, чтобы подготовиться к свадьбе.
— Итак, вижу, ты и сам больше не протестуешь против этого брака.
Вулфрик пожал плечами:
— Вернее, протестую уже не так сильно. И хотя по-прежнему считаю, что не получу от нее ничего, кроме неприятностей, возможно, эти самые неприятности окажутся не столь уж тяжким бременем, как я воображал раньше. Ее отец уверен, что брак изменит ее к лучшему. Кстати, ты не знал? Твоя будущая невестка всю жизнь жалеет о том, что не родилась мужчиной. И предпочитает мужские занятия тем, которые более подобают ее полу.
Гай расстроенно поморщился:
— Я понимаю, что ей иногда недостает манер и знания этикета…
— Иногда? — перебил Вулфрик. — Ты хотя бы мог предупредить меня, что она повсюду разгуливает в мужском костюме! Я едва не надавал ей подзатыльников, приняв за наглого слугу.
— Иисусе, как ты мог не заметить эту нежную кожу…
— Она была покрыта грязью.
— Я знал о ее привычках, — вздохнул Гай. — Найджел постоянно сетовал на ее мальчишеские повадки, особенно когда немного выпьет. Но я думал, что она переросла свои детские увлечения. Взгляни на нее! Она умеет себя вести как леди.
— Но предпочитает говорить гадости, не умываться и носиться по полям и лесам.
Гай неловко откашлялся.
— Что ж, признаться, я держусь того же мнения, что и мой друг. Женись, не выпускай ее из постели, награждай каждый год ребенком — и сумеешь приручить, а может, и превратить в настоящую женщину, хотя сам я никогда не видел ее в мужской одежде.
Вулфрик снова спросил себя, встречали ли вообще родители истинную Милисент или просто принимали за нее Джоан, но вслух лишь заметил:
— Собственно говоря, Найджел считает, что любовь творит чудеса.
— Это верно, — согласился Гай. — Я сам был тому свидетелем, и не однажды. Но видел также, как грубый, бесчувственный рыцарь с величайшей нежностью обращался со своим ребенком. А сварливая ведьма превращалась в святую, после того как нарожала детишек, так что не отказывайся от этого средства образумить свою женушку.
— Уж я-то знаю, почему ты на этом настаиваешь! — ухмыльнулся Вулфрик. — Не в силах забыть, сколько удовольствия получаешь в попытках зачать дитя?
— И это не последний довод. Как самое омерзительное снадобье можно сделать вполне съедобным несколькими ложками меда, так и… — Гай осекся, видя, что Вулфрик закрыл глаза. — А, что говорить!.. Ты все равно со мной не согласишься.
— Вовсе нет, — запротестовал Вулфрик с примирительной улыбкой. — Но я все же не стал бы сравнивать жену с омерзительным снадобьем, которое стараются как можно скорее принять и забыть.
— Ах, при чем тут сравнения! Важно видеть суть. Ты видишь суть, сын мой?
— Разумеется, я всегда понимаю тебя, отец. Не волнуйся за девушку.
Гай внимательно взглянул на сына и кивнул:
— Прекрасно, не буду. Однако, с другой стороны… обдумал ли то, что я говорил тебе? Мы должны знать, кто стоит за этими покушениями.
Когда об этом зашла речь вчера, Гай попросил сына вспомнить, кто мог бы желать ему зла.
— У меня ни с кем не было крупных стычек, если не считать ссоры с капитаном наемников Иоанна.
— Короля?
— Да.
— И что это за ссора? — помрачнел Гай.
— Ничего особенного. Тогда я потерял своего человека, павшего от стрелы валлийца. Просто не было настроения слушать, как он порочил меня и моих людей. Поэтому и отвесил парню оплеуху. Очнувшись через несколько часов, он во всеуслышание пригрозил, что еще увидит мою голову, гниющую на пике.
— Следовало бы разделаться с ним сразу.
— Вряд ли королю понравилось бы, что его капитаны гибнут в мелких ссорах. Кроме того, я не принял его бахвальство всерьез. Такой болван не мог бы придумать столь изощренный план мести. Он просто вызвал бы меня на поединок, а не пытался бы причинить мне боль, расправившись с родными или невестой.
— Кто же еще?
— Воображаешь, что у меня недругов, как колосьев в поле? Но я не могу никого больше назвать. А как насчет тебя? Ты глубоко страдал бы, если бы свадьба не состоялась?
Его слова явно застали Гая врасплох. Он растерянно огляделся.
— Знаешь, мне это даже в голову не приходило, но ты прав. Я подумаю. В отличие от тебя я нажил за эти годы множество врагов.
Вулфрик с сомнением воззрился на отца:
— Множество? Ты? Это когда твоя честь настолько чиста и незапятнанна, что только глупец способен в этом усомниться?
— А я и не утверждал, что мои враги благородны, — ухмыльнулся Гай. — Далеко не так. Люди, лишенные совести, имеют причины бояться и чернить меня, а обличенные в предательстве и подлости жаждут мести… Если им удается избежать виселицы, разумеется. Но я желаю и требую, чтобы в отношении Милисент были приняты не просто меры предосторожности, но самые строгие меры. Кого ты приставил ее охранять?
— Кроме матери?
— Ты шутишь? Впрочем, мать не отойдет от Милисент и со всем усердием будет выполнять свои обязанности, тем более что считает ее своей дочерью.