Васка да Ковь (СИ) - Аноним Эйта

Васка сложил из трех пальцев неприличный жест, и Ковь неодобрительно покачала головой.

— Ну не рядом с ребенком же, совесть имей! Это он откуда нахватался, твой очень образованный брат? Этот жест один мой друг у шлюх столичных подсмотрел… Что, небось, еще и прыщавый пришел, а?

— А я на войне. Ходил, знаешь ли, со скуки к обозам… — Васка смущенно кашлянул, — А где нахватался… вот где три года мотался, там и нахватался, наверное, кто его знает? Неважно. Кончилась наша бурная дискуссия тем, что он обещал о куксах позаботиться. И позаботился. Помнишь, я говорил, что я документированный псих? Это абсолютная правда. У братишки хранится бумажка с двенадцатью лекарскими печатями, ни один рекуртер не подкопается… Думаешь, это он от чистого, доброго сердца? Ага! Любой юрист сразу скажет, к кому отходит моя доля наследства, раз уж я недееспособен. Младший по закону получает крупицы, но даже эти крупицы уже не мои. Старший брат — мой опекун, такие дела. Двенадцать лекарей тому свидетели. Братишка готов был заботится обо мне денно, нощно, выдавать содержание… А если уж не уследит и я упаду с высокой башни — так у сумасшедшие на то и сумасшедшие, что у них с головой проблемы, они вечно то вены режут, то с башен прыгают. Очень бы, наверное, плакал братик…

— и ты схватил турнирные доспехи…

— Единственное, что я еще не успел продать. — Кивнул Васка.

— и сам пропал. Сколько, получается?

— Да где-то год.

— У вас это что, семейное? — Фыркнула Ковь. — Представляешь, возвращаешься ты, с младенцем, неведомой бабой нижайшего происхождения, одноглазым мальчишкой…

— и маленькой мертвой девочкой… — Подхватил Васка.

— Слушай, я представляю его лицо!

— Да. — Рассмеялся Васка, — Я тоже не откажусь это увидеть!

— Научишь?

— Чему?

— Языку жестов, конечно.

Ковь взглянула на солнце: почти вечер. Коза блеяла уже почти без передышки, устала. Сбоку от дороги тянулось льняное поле, лесок маячил далеко-далеко, деревья отсюда казались птичками.

Остановила мула.

Ковь кое-как сползла на землю. У нее-то не было никакого таланта, она не умела элегантно. Взяла у Васки Эху, и тот единым плавным движением оказался на земле. Вот весело было б, если бы она сегодня согласилась! Где бы еще кто увидел знатную даму, которая плюхается с коня мешком картошки?

— Научу. Привал?

— По рукам. Отлично. А я, в свою очередь… м-м-м, чем же мне отплатить?

Ковь всмотрелась в две маленькие черные точки на горизонте, которые медленно увеличивались. Фыль с Кирочкой как ускакали, так всю дорогу держались едва-едва на виду, а теперь, видимо, заметив, что Васка с Ковью остановились, возвращались.

— Может, сегодня вместо меня с Эхой посидишь? — С затаенной надеждой спросил Васка.

— Ну нет, твоя очередь! — Нахмурилась Ковь. — Не могу же я лишить тебя радости общения с дитем. Придумала! Научу тебя доить козу. Хорошо придумала?

— Да пошла ты… — Простонал Васка.

Коза отошла щипать травку, и вообще выглядела как миленькая безобидная козочка с лубочной картинки, но не стоило обманываться ее невинным видом. Копыто у нее было поставлено: могла, конечно, убить, но предпочитала мучить несчастных, подошедших слишком близко. У Кови на плече расплывалась целая куча синяков один поверх другого.

Ковь хищно оскалилась, ничего-ничего, теперь она будет страдать не одна. Васка, конечно, надеется, что она отвлечется и забудет, но не-е-ет.

Не отвертится.

И жестовому языку Ковь научит, и сам постигнет нехилую науку дойки. А то что, каждая деревенская баба умеет, а рыцарь, образованный-преобразованный, нет? Прямо таки несправедливость…

Испортит она Васку — или уже испортила. На месте его старшего брата она бы крепко себя невзлюбила.

Но когда это еще будет?

Пока они в дороге, осеннее солнце днем еще греет, Эху есть чем кормить и денег хватит на завтра и на послезавтра, и еще не на одну неделю.

Пока все хорошо.

А там видно будет.

История третья. Вспыльчивые люди

Вот это был замок что надо. Настоящий боевой замок, с рвом, с толстыми стенами, с подъемным мостом, с массивными тяжелыми воротами и многочисленными шрамами-выбоинами, оставшимися от давних сражений.

Но цепи моста давно никто не смазывал, ворот утонул в рже и порос мхом, да и сам мост почти врос в землю. Ворота скрипели просто невыносимо, а открывать Васке их пришлось самому: никаких слуг, никаких метелочек, пустой двор, на который, казалось, давно не ступала нога человека.

Вылитый заколдованный замок из сказок. Не хватало только разросшегося по стенам плюща, да и то, может, он рос на другой стороне замка, она же еще не все видела.

Ковь поежилась.

Где замок — там чудовище.

А она, сталбыть, красавица? Ковь тряхнула головой, отгоняя бредовые мысли. Сдула с носа челку: надо бы постричься, мешает. А лучше что-нибудь удачно спалить, а то вдруг за время долгой и почти спокойной поездки у нее отросли еще и брови?

Не хотелось быть даже неудачной пародией на красавицу (неудачной пародией вообще быть не хотелось), мало ли, перемолет ее сказка? И станет она всепрощающей девой-книжницей, доброй и скромной… тфу, гадость.

Никакая сказка не засунет ее в платье, или она будет не Ковь!

Ковь похлопала Кирочку по макушке:

— Эй, тухлятина? Будешь красавицей?

— Чего? — Переспросила та недоуменно, — Забыла, что ли? Я уже никем не буду.

— Ты это заканчивай. Не обязательно местному чудищу знать, что ты мертвая.

— А что? — Прошипела Кирочка, — Он слепой, да? Не догадается? Так! Подожди-ка, я поняла, к чему ты клонишь: та дурацкая сказка, да? Ну-ну, я росла в месте, где такие бредни популярны, не удивляйся! Но я в них не верю. Как-нибудь без меня. Если уж идти за чудище, то пусть у него будет хоть что-то кроме доброй души, как по мне. А тут… Ты погляди на этот замок: тут даже и запаха денег не бывало. Я богаче, чем местное чудище, да что там, даже ты богаче, чем местное чудище, у тебя хоть деньги с Васкиного доспеха на сохранении, ты хоть знаешь, как серебрушка выглядит…

— Откуда…

— Да вы вечно языками как сцепитесь, так и треплете. — Отмахнулась Кирочка, — Так вот, я, все-таки, почти признанная дочь барона. Что мне какой-то обнищавший рыцарь, а? Выросла бы, не пошла б. Я русалка, моя роль проста: я не спасаю, я топлю. Совсем другая сказка.

Казалось бы, зачем нечисти — деньги? Кирочка цеплялась за чужую житейскую мудрость и, как всегда, когда обращалась к своему русалочьему началу (в худшем его, том самом, нечистом смысле), казалась уже не маленькой девочкой, но радраконенной карлицей.

Глядя на ее искаженное в циничной усмешке лицо, Ковь будто на мгновение увидела свое подернутое рябью отражение в взбаламученной чьими-то грязными ногами воде…

— А я тогда — почти беременная. — Выдала поспешно натужную остроту Ковь, решив не напоминать Кирочке про Фылека, потому что стоило русалочке про это спасение напомнить, как она становилась совершенно невыносима. — это ж надо, почти признанная… Все забываю спросить, как там Етель?

— Елль? Да все так же, только сидит теперь не в реке, а в замке, книгами обложился… — Кирочка зябко поежилась, спрятала заострившиеся зубки. — Я еще немного с вами…

— Да не вопрос, обговорили же. — Пожала плечами Ковь.

Имя брата возвращало девочку. Но надолго ли этого хватит? Сегодняшняя Кирочка, казалось, балансировала на грани. Что-то в ней стронулось, и не в лучшую сторону.

Подошел Васка с Фылеком, уже без лошадей. Васка перестал что-то тихо Фылеку выговаривать, взъерошил тому волосы и, подхватив Ковь под локоток устремился ко входу в замок.

Не успели они пройти и половину пути, как дверь распахнулась, и из замка медленно вышел человек. Васка остановился, больно сжав руку Кови: она могла поклясться, что слышит, как быстро бьется его сердце. Правая ладонь наверняка на рукояти меча, пальцы побледнели… Ей не надо было смотреть, чтобы знать, как он сейчас выглядит.

— Васка, спокойнее. — Шепнула она украдкой, — Ты уверен, что нам стоит… толпой? Нам вообще… можно?

— Можно все, что угодно. Я мог бы даже привезти сюда бродячий цирк, позволив ему разбить шатры на нашем дворе, потому что, — тут он повысил голос, хотя человек-из-замка подошел уже достаточно близко и вряд ли плохо слышал, — это и мой замок тоже!

Человек плавно повел рукой в воздухе.

Вообще-то Васка объяснял, что это жест обозначает сомнение, но Ковь вспомнила это не сразу, смотрела на эту руку, чувствуя себя выброшенной на берег рыбой.

Дышать как-то резко стало нечем.

Красивая рука, длинные пальцы… Правая…

Васка говорил, что она была искалечена, но Ковь видела всего лишь пару шрамов и слишком ловкие для когда-то переломанных пальцы с шишковатыми костяшками. Хотя, кажется, у нормальных людей они так и не гнутся, наверное, очень-очень удачно поломали… А тут еще и левая в пару: если бы с такими руками творили магию, то люди бы деньги платили не за фейерверк, а за то, чтобы посмотреть на предшествующие ему пассы. Она не смогла понять ничего из сказанного: тупо пялилась, пока на руках не закряхтела подозрительно Эха, вернув ее в реальность.