Васка да Ковь (СИ) - Аноним Эйта

Васка сел прямо на дорогу, уткнулся лбом в руки. Потер виски.

— Я, кажется, забыл… Амулет. — Сказал он после невыносимо долгой паузы. — Призыва… сестер.

— К лучшему… — Выдохнула Ковь. — Может, повезет кому… Как забыл! Как можно было его забыть, чтоб тебя?!

— Отдал Фылеку, чтобы он к синяку приложил. — Васка пожал плечами, — А потом, знаешь, Люта… коза… Спешка… Как-то так. Извини.

Фылек… Забыла и забыл — лишь бы сложилось в «повезло».

— Квиты. Мы же теперь… Не сможем… дальше?

Васка резко встал, подошел к коню, погладил Шалого по точеной морде.

— Нам все равно пришлось бы где-то зимовать, Ковь. Не извиняйся.

Дальше они ехали в молчании.

Ночью к костру вышли двое.

Васка узнал в них Фылека и Кирочку. Фылек снова отворачивал голову, а Кирочка не скрывала своего недовольства.

— Какого! Вы… Я погибнуть могла! — Рявкнула она, — Совсем совесть поимели? Сами бросили — маленькая девочка разгребай, да!?

За спиной у Васки встала Ковь, дошла нетвердым шагом до Кирочки. Сползла — именно сползла, на колени, ухватила ее за руки.

— Как?

— Как, как! — Всхлипнула Кирочка, — Я просто… Я… Он заплатил цену. И я…

— Фылек. — Перебил Васка жестко. — Повернись другим боком.

Тот неохотно повернул к нему голову: на месте правой глазницы зияла не слишком аккуратная дыра. Приложил амулетик… фингала и правда больше нет.

Кирочка зарыдала, уткнувшись Кови в плечо.

Фылек протянул амулет Васке — растрескавшийся, как будто покрытый вековой пылью. Вряд ли он еще хоть на что-то годен.

Ну что же. Зато Васка теперь может ответить на заданный вопрос.

Куда?

Домой.

Даже если для того, чтобы сделать это место домом, Васке придется проломить головой брата каменную стену.

После недавних потрясений дышалось как-то удивительно легко.

Кирочка сказала, что леший пойдет за Фылеком, но ничего не найдет: уходили водой. Ковь не стала выяснять точно, что именно произошло.

Главное, вроде бы, оторвались.

Она смотрела в небо. Там, высоко-высоко, кружила какая-то птица: ни забот, ни тревог, птенцы уже улетели из гнезда…

— Ковь, выходи за меня. — Как бы между прочим предложил Васка.

— Типа, ты заделал мне столько детей, что теперь просто обязан на мне жениться? — Меланхолично спросила Ковь.

На это спокойствие ушла вся ее выдержка. Вообще ничего не предвещало подобных внезапных предложений. Хотя… он как пришибленный после объезда из Гелликена, кто знает, что он там себе надумал?

— Кто еще кому заделал! — Возмутился Васка.

Эха на его руках протестующе пискнула, как будто догадалась, что речь зашла о ней.

Фылек пришпорил своего конька, чтобы оказаться поближе. Ковь привстала на стременах и лениво щелкнула мальчишку по лбу.

— Уши не грей, тут взрослые разговоры разговаривают. Знаешь что? Забирай-ка Кирочку и скачите-ка отсюда. Погуляйте.

— Вот всегда-а-а так. — Заныла Кирочка, которая до того буквально не дышала, притаившись за спиной Кови: надеялась, наивная, что про нее забудут, — как взрослые разгово-о-оры, так детей прочь! Мы требуем оставить нашего представителя!

— Тоже мне, дите. — Добродушно хмыкнула Ковь. — Оставим, как не оставить. Вы с Фылеком скачите себе, резвитесь, а Эха вас… попредставляет. Потом спросите у нее, что да как.

— Ну ты же не серье-е-езно!

— Еще как серьезно. — Поддержал Ковь Васка. — Смотрите, какое у вашего представителя лицо сердитое, еще немного помедлите и она ничего вам не расскажет.

— Фыль, ну скажи-и-и им!

Фыль, что, впрочем, совершенно неудивительно, высказываться не спешил. Ковь заметила беспокойство на лице Васки: с тех пор, как мальчишка их догнал, он не сказал ни слова. Кирочка тоже не торопилась делиться произошедшим, все, что из нее удалось выцедить — только первые ее слова про плату…

То, что молчаливость мальчишки связана с его приобретенной одноглазостью, было очевидно. Но узнавать детали Ковь не собиралась: ей хватало возни с обработкой воспалившейся раны, не хватало еще вскрывать гнойник в его душе. Пусть этим Васка занимается.

Кирочка покорно пересела к Фылю, ухватилась за его пояс и попросила:

— Ну, резвиться, так резвиться, давай галопом? Пожалуйста-пожалуйста, я крепко держусь! — Как будто и вправду была маленькой пятилетней девочкой, упросившей брата покатать ее на лошадке.

Фылек зябко передернул плечами и пришпорил коня.

— Хороший наездник. — Вздохнул Васка вслед. — Талантище. Ну, так что скажешь?

— из него еще может получиться неплохой лучник. — Согласилась Ковь и, поймав укоряющий взгляд Васки делано возмутилась, — Ну что?!

— Выйдешь за меня замуж?

— Нет.

— Ладно. — Согласился Васка, привстал на стременах, прижимая себе сладко сопящую Эху, у Кови всегда сердце ронялось в пятки, когда она такое видела, все казалось, не удержится — или, что страшнее, не удержит, — Еге-е-ей, возвра…

— Да тише ты! — Шикнула Ковь, — Она только заснула, а туда же, орать. Пусть скачут, пока дорога ровная и нет никого в округе. — Подумала немного, и добавила, скорее для порядка, — А почему не спросишь, почему?

— Почему что? Почему заснула?

— Почему не выйду.

Васка фыркнул, не выдержал, расхохотался в полголоса, башку от Эхи отвернул, чтобы не разбудить, наверное. Чего он смеется, гад? Вот вечно, нет чтоб как все нормальные люди, в любви там признаться, песенки попеть… Ну хотя б вопросить в горькой печали, чем он не хорош, поплакать там, пострадать, помереть от тоски… А он, гад, пятками коня тронул, с мулом поравнялся и спросил, как будто большое одолжение делает:

— Ну, почему? — и все ржет, как этот его конь.

— Не скажу.

— и не надо. — хмыкнул Васка.

— Ты меня не люби-и-ишь.

Интонации Кирочки бывали крайне заразительны, а Ковь еще и выпятила нижнюю губу, в глубине души надеясь, что похожа на капризную маленькую девочку больше, чем на впавшую в детство идиотку.

— Ну так это же взаимно! — Жизнерадостно ответил Васка.

— Обычно этому так не радуются. — Ковь поправила Эхе чепчик, — А еще ты меня не хочешь.

Васка поперхнулся и заалел ушами. Пришел через Кови улыбаться, и она улыбнулась что надо, злорадненько так.

— А?!

— Бэ! Ну что ж ты трепетный такой, прям юная дева. Брак — это ж не только бабочки…

— …и единороги, я понял. — Поспешил закончить Васка.

— За долгие месяцы наших отношений, — глубокомысленно продолжила Ковь, — ты меня ни разу ни облапал. Хотя поводов было за-ва-лись. Зато тебе не понадобилось повода, чтобы облапать… Следи внимательно, я буду загибать пальцы, — Ковь даже засучила рукава, — Служанку рыжую — три шт, служанку брюнетистую две шт, подавальщицу плоскую семь шт, пышную — две шт…

— Что-то ты не загибаешь… — Подозрительно протянул Васка. — Зачем я, спрашивается, Эху держу?

— Ну так ни одной порядочной же, все мочалки драные какие-то. Нет, чтобы у меня спросить, я б тебе посоветовала… — Вздохнула Ковь, — ну никакого вкуса у человека.

— Это у меня вкуса нет?! — Возмутился Васка, — А кто заглядывался на хромого дровосека? — и мстительно добавил, — одна шт!

— Ничего ты в мужской красоте не смыслишь!

— Не представляешь, ка-а-к я этому рад.

— Вот и я тебя не хочу. И что это за брак такой?

— О, ты не знаешь, да? Неужели у вас все исключительно по большой любви женятся — да не верю! Фиктивный брак это называется. У тебя — моя фамилия, у меня — жена. Нас перестают принимать за сбежавших из отчего дома малолеток, мы удочеряем Эху…

— Усыновляем Фылека и Кирочку до кучи. — Подхватила Ковь, — Отжимаем у цыган кибитку и живем дружной рыцарской семьей.

— Вот, я знал, что ты проникнешься идеей! — Восхитился Васка, — Мне нравится ход твоих мыслей.

— Нет.

— Ладно.

— Хотя бы сделай вид, что тебе грустно, гад! — Рявкнула Ковь, — Я девушка впечатлительная, дай получить удовольствие от отказа!

— Мне очень, очень грустно. — искренне сказал Васка.

— Что, не получится брата позлить?

Васка рассеяно провел рукой по волосам: в последнее время он заплетал их в косичку.

— Кстати, у тебя краска осталась? — Вздохнул он, — А то сама видишь. Корни.

Ковь давно заметила в Васкиных волосах пару подозрительных светлых пятен, и в этот раз удержаться не смогла.

— Вижу, перец с солью. Ты поэтому у меня хну тягаешь? Ранние седины? Комплексуешь? Может, тебе еще масочку от облысения?

Васка улыбнулся.

— В нашей семье волосы до старости густые и шелковистые, хоть на парики продавай. А вот седеем мы и правда рано… Так что перец с солью это скорее про моего брата. У него шикарная коса до попы, с кулак толщиной, правда-правда, но наполовину седая и это ее портит.

Ковь фыркнула. Почему-то брат Васки представлялся ей мрачным брутальным мужиком со злобным прищуром и жесткими морщинками в углах рта. Обязательно такая же квадратная фигура, как у Васки, только еще массивнее, оскал наемного убийцы… с «косой до попы» образ не вязался никак.