Золотая клетка для светского льва - Юлия Климова

    Один, два, три, четыре… извини, но надо же как-то отбить у тебя охоту шантажировать Берестова… пять, шесть, семь, восемь… извини, но это тебе пойдет на пользу… девять, десять, одиннадцать…

    – Нет, я больше не могу, она и вправду его убьет!

    Дашенька отбросила газету и заспешила на выручку к Вадиму.

    Еще несколько минут назад великий шантажист после покупки самому себе новогодних подарков наворачивал вторую тарелку плова и в очередной раз клянчил у Леночки хотя бы одну рюмку водки.

    – Сдурела, что ли… – донеслось до Дашеньки, и она торопливо распахнула дверь…

    Леночка, сжимая половник, прижималась к раковине. В ее глазах искрились недоумение и паника. Вадим, забившись в угол, закрывая голову руками, вяло отбивался от перевозбужденной Акулины Альфредовны, которая в самозабвении кидала в него все, что попадалось под руку.

    – Будешь знать, будешь знать, – твердила она, хватая широкую металлическую банку, в которой хранилась соль. – Я-то тебе мозги прочищу!

    – Да идите вы… – отплевываясь и пытаясь смахнуть с себя муку и остатки плова, взвизгнул Вадим, – я не ваш сын, что вам от меня надо?!

    – Паршивец, паршивец!

    Акулина Альфредовна зачерпнула соль и, сверкая манжетами, отправила ее в сторону врага.

    Дашенька, поймав вопрошающий взгляд Леночки, рискуя жизнью, бросилась на выручку Вадиму – схлопотал, и хватит! Поймав Акулину Альфредовну за талию, она отпихнула ее к раковине, дернула заляпанную жертву за руку и потянула за собой к двери.

    – Всем спасибо, все свободны! – бросила на прощание Дашенька и поволокла Вадима на второй этаж.

    – Ну и как? Понравилось? – сурово спросила Дашенька, скрестив руки на груди.

    – Дура она, – осипшим голосом выдал Вадим, стягивая с себя грязную рубашку. Слезы обиды навернулись на глаза, и он, точно маленький ребенок, всхлипнул. – Совсем чокнулась, что я ей сделал?

    – А ты не ей сделал, – ласково пропела Дашенька. – Зачем Берестова шантажировал?

    Вадим отбросил футболку, метнулся к двери, забыл с перепуга, в какую сторону она открывается, и ударился лбом о гладкую полированную поверхность.

    Дашенька закатила глаза – ну и шантажисты пошли…

    – Как тебе такое в голову пришло? – спросила она, усаживая израненного Вадима на кровать.

    – Не знаю… Я шлялся по дому, думал, где бы денег раздобыть… Брат с тобой трепался, да и не дал бы он – я у него за день до этого сто баксов выклянчил, конечно, можно было подарочные попросить, но у Егора наверняка после пьянки голова раскалывалась… не стал я на грубость нарываться. Кабинет закрыт, мать уехала, ну, думаю – была не была, попрошу денег у Берестова…

    – А он оказался занят, – улыбнулась Дашенька.

    – Ну да. Я гляжу, в его комнату Ленка заходит – в одной руке тряпка, в другой бутылка с какой-то фигней, грязь оттирать, наверное… Я решил подождать, пока она выйдет, – Вадим шмыгнул носом и потер плечо. – Болит, зараза…

    – Не отвлекайся.

    – Сижу, сижу, а изменений никаких – Ленка не появляется. Я подошел, ухо к двери приложил… звуки какие-то… тихие. Я на пол опустился, в щелку посмотрел… ног нигде нет, а туфли Ленкины на коврике лежат. Что я, дурак? В таких делах не разбираюсь?! Ясно же как белый день, докатились люди до…

    – Не выражайся, – на всякий случай предупредила Дашенька.

    – Ну, я и решил ситуацию в свою сторону повернуть. Срубил бы деньжат, и полный порядок.

    – Молодец, не растерялся.

    – Да ладно тебе издеваться, – Вадим дотронулся до глаза. – Посмотри, очень опух?

    – Прилично, – ответила Дашенька, морща нос.

    – Гадина эта Акулина, ей-то какое дело до Берестова и Ленки?

    – А она, как Супермен, – защищает хороших и карает плохих.

    – Сбрендила она, что ли? – опешил Вадим, который мог ожидать от Почечуевой даже этого.

    – Ну, почему сразу сбрендила, она просто несет справедливость и добро в массы.

    – Она?! Ты соображаешь, что говоришь?

    Дашенька усмехнулась и сказала:

    – Значит, так: поболтали, пошутили, а теперь слушай меня внимательно. О том, что знаешь, забудь, нечего языком мести, людям жизнь портить. Если тебя опять потянет на приключения, то учти, в следующий раз тебя отделает уже не Акулина Альфредовна…

    – Ладно, ладно, – занервничал Вадим, потирая шишку на лбу, – не буду я больше. Че мне, жалко, что Берестов Ленку…

    – Не выражайся, – опять остановила поток его красноречия Дашенька.

    Она подошла к двери и назидательно погрозила пальчиком.

    – А как вы меня вычислили? – спросил Вадим.

    – Тебя, дружок, погубили падшие женщины, – улыбнулась Дашенька и, подмигнув горе-шантажисту, вышла.

Глава 17

    Друг мой, я пришла…

    Снежок приятно похрустывал под ботинками, наполняя душу беспричинной радостью, а тело бодростью. Хруп-хруп, хруп-хруп.

    – Красота-то какая! – выдохнул Тихон, обводя взглядом коттеджный поселок.

    Всю ночь падал снег, и вот теперь – кругом все искрится и сияет.

    Лохматые елки, высаженные в ряд вдоль забора, принарядились в белые шапочки и гостеприимно протягивали ветки, видимо, желая поздороваться, – привет, проходи, чувствуй себя здесь как дома.

    Рано утром Тихон съездил на Мытную, забрал некоторые свои и Дашины вещи и заспешил обратно. Радуясь, что не наткнулся на Зарубкиных, предвкушая продолжение расследования, он прошел мимо поста охраны, притормозил и, развернувшись, направился к небольшому домику с красной крышей.

    – Доброе утро, – дружелюбно сказал он, просовывая нос в комнату, которая частично являлась кухней, частично спальней и частично гостиной. – Разрешите войти?

    – Валяй, – добродушно ответил охранник, хлопая себя ладонями по коленям. Он сидел на стуле около окна и явно скучал. – Пятьсот рублей.

    – Что – пятьсот рублей? – удивленно спросил Тихон, вытирая ноги о разлохмаченный по краям грязно-коричневый коврик.

    – Цена информации – пятьсот рублей.

    – А откуда вы знаете, что я к вам за информацией пришел?

    – А за чем же еще? – усмехнулся охранник, приглаживая редкие седые волосы. – Ко мне частенько с вопросами приходят, особенно из третьего дома, восемнадцатого и двадцать пятого. Меня, кстати, Петровичем кличут.

    – Приятно познакомиться, – дежурно ответил Тихон, вынимая из кармана деньги. – И какие же вам вопросы обычно задают?

    – А известно какие, – хмыкнул охранник, – мужики беспокоятся: выезжали ли куда их жены и во сколько, ну, и дамочки с такими же вопросами относительно своих мужей лезут. У меня же все записано! С женщин я беру четыреста рублей, потому как бабья доля тяжела и неказиста. – Петрович отлепился от окошка, застегнул пуговицы на вытянутой кофте и тяжело вздохнул, сочувствуя прекрасному полу. Взял деньги, сунул их под большую белую кружку, стоявшую на столе, и спросил: – Чайку не желаете?

    – Спасибо, но вынужден отказаться – тороплюсь.

    – Тогда давайте сразу же перейдем к делу.

    Петрович вновь пригладил волосы, подхватил с тумбочки потрепанную тетрадь и спросил:

    – Какой день интересует?

    – Воскресенье.

    – Номер машины?

    – Мне бы хотелось узнать: покидал ли пределы поселка с 13–00 до 16–00 зеленый «Хундай»…

    – Знаю я его, – перебил Петрович, – девица на нем разъезжает, вроде как Корнеевых знакомая. Смазливая, и грудь у нее…

    – Да, именно она владелица машины.

    Палец охранника заскользил вниз по строчкам.

    – С часу до четырех не выезжала. Не сомневайтесь, я свою работу хорошо знаю – все четко.

    – А серебристый «Мерседес»? – Тихон назвал номер машины Берестова. – В это же время не покидал поселок?

    – Нет, – мотнул головой Петрович, – замечен не был.

    Направляясь к небольшому магазинчику, украшенному искусственными еловыми ветвями и большими блестящими красными и золотыми шарами, Тихон размышлял и хмурился. Делая ставку на то, что вор, боясь разоблачения, должен был вынести брошь из дома, он решил проверить слова Ирмы – она якобы никуда не ездила, а только выходила в магазин, чтобы купить шампунь. Ну что ж, охранник подтвердил – за руль она действительно не садилась, с территории поселка не выезжала. Жаль, жаль, подловить ее на каком-нибудь вранье было бы совсем неплохо…

    Магазинчик оказался настолько маленьким и неуютным, что Тихон еле протиснулся между стеклянными витринами-колбами, демонстрировавшими всю палитру парфюмерии, кремов, шампуней и бытовой химии.

    – Надо худеть, – пробурчал Тихон и втянул живот, надеясь не задеть стойку, забитую рекламными листовками и пробниками.